Нужное слово приживётся

Анар ФАЗЫЛЖАНОВА (на снимке), заместитель директора Института языкознания имени Байтурсынова - о развитии казахского языка, шала-казахах, неизбежных неологизмах, национальном сознании и влиянии языка на предопределенность судьбы человека.

- Сейчас общество разделено на два лагеря - тех, кто считает, что казахский язык незаслуженно задвинут на второй план в общественной и государственной жизни страны, и тех, кто полагает, что он планомерно развивается. Вы с кем?
- Я считаю, что казахский язык развивается. Я вижу это не только как член общества, но и как линг­вист. Причем изменения носят тенденциозный характер, то есть процесс развития фундаментальный, он перманентно набирает силу, и маловероятно, что остановится.
Национал-патриоты шумят: дескать, за 20 лет столько денег было выделено на развитие государственного языка, а подвижек нет. Я не согласна. Есть огромное развитие, которое никакими деньгами не измерить: произошел сдвиг в сознании.
Недавно мы проводили социологическое исследование и выяснили, что в обществе явная тенденция к изучению казахского языка. Люди не представляют себе своего будущего без казахского. Такой переворот в сознании - огромная победа.
Это важно еще и вот почему. Современные последователи ГУМБОЛЬДТА, неогумбольдтианцы, пришли к выводу, что язык - бесценное явление, система познания мира, и человек, попадающий в языковую систему, подпадает под ее влияние. Судьба человека уже во многом предрешена языком. Он ведет его по миру. То есть ты предполагаешь, что мыслишь собственными категориями, но на самом деле твой ход мышления обусловлен функ­ционированием языка и той культуры, с которой он связан.

- Но тогда получается, что так называемые шала-казахи, пребывающие в пространстве русского языка и думающие по-русски пусть даже о казахах, все-таки русские, а не казахи?
- Так категорично я бы не утверждала. У лингвистов есть понятие полиязыковой личности, которое предполагает умение оперировать несколькими языковыми системами. Правда, доминирующей все равно будет одна. И желательно детям изначально осваивать свой родной язык. Современные исследования говорят, что приятие других языков, происходящее на фоне одной доминантной системы, позволяет личности лучше развиваться, обладать лучшей нацио­нальной идентичностью. А если познание мира формировалось на базе нескольких языков одновременно, то это ведет к деформации личности. Это не я утверждаю, а французский психолог ПИАЖЕ. Он же пишет, что, возможно, поли­языковая личность в процессе формирования столкнется с психологическими проблемами, в каких-то вещах будет отставать. То есть нет безусловной заданности, но конфликт между языковыми системами в пределах одной личности все-таки будет присутствовать и может порождать определенные отклонения. Поэтому ребенка нельзя с рождения обучать сразу двум-трем языкам, пока не сформирована мощная база на родном языке. Личности, базирующиеся на одном языке, психологически устойчивее.

- А как же великолепная идея всеобщего трехъязычия?
- Она хороша, но только если ребенок изначально освоил один язык.

- Поддерживаете ли вы мнение, что в СССР казахский язык был практически законсервирован?
- Любой язык, если есть его активные носители, не может не развиваться. И в советское время тоже были свои плюсы. Развитие языка нельзя представлять себе как гомогенный процесс - в нем присутствует много разнообразных аспектов, и некоторые из них в Союзе работали лучше. Например, литература. Советские казахские писатели стояли у истоков всей нынешней казахской терминологии, они во многом определили образ мышления последующих поколений соотечественников. И надо признать, что писателей тогда поддерживали.
Однако из этого не следует, что сейчас литераторы позабыты. Во время расцвета советской литературы во всем мире как феномен культуры доминировало писательство. А сейчас ему на смену пришла журналистика. Огромный пласт новой лексики в казахском языке появился благодаря журналистике. Именно она сейчас в основном и питает язык.
В СССР было плохо то, что казахам запрещали русские слова переводить на казахскую произносительно-артикуляционную базу. А до этого практика очень хорошо работала, и сейчас вряд ли какой-нибудь русскоязычный угадает, что за слово было в основе. Например, бөрене - “бревно”, керуе - “кровать”, болыскей - “польские сапоги”, и так далее. Таких лексических единиц очень много.

- Но ведь это и есть нещадно ругаемый шала-казахский!
- Нет. То, что вы называете шала-казахским, - это разговорный стиль, в котором разрешается все, потому что в нем главное - достичь коммуникативной цели, то есть быть понятым. Нельзя процессы, распространенные в бытовом общении, проецировать на весь казахский язык. Он сейчас развивается везде и во всех сферах. Конечно, в некоторых областях язык отстает. В частности, в технических науках. И, как ни печально, в управлении. К сожалению, наши государственные чиновники игнорируют самый важный атрибут государства - язык. Они почему-то не понимают, что это огромный капитал и для них самих.
Отстаем мы пока и в информационном пространстве. Но есть надежда и даже уверенность, что в скором будущем все наладится. Потому что тенденция казахизации необратима.

- Очень часто приходится слышать дискуссии по поводу казахских неологизмов. Какие-то приживаются, какие-то вызывают усмешки, как, например, шаптырғыш (душ, от слова “шаптыру” - мочиться).
- Шаптырғыш - это жаргон, а не литературное слово. Как русские “хавчик”, “жратва” и так далее. По­этому это не показатель. В целом, конечно, процесс образования новой лексики сейчас набирает обороты.
Нужно дать языку время. Нужное слово приживется. Нет - исчезнет. Постепенно пространство языка нормализуется. Язык, как живое существо, подбирает то, что ему нужно. Я вообще против того, чтобы говорили, зачем это делать, берите готовые зарубежные слова, и так далее. Нам нужен этот опыт, за нас его никто не пройдет. Мы как дети, которые сами должны набивать свои шишки.

Тулеген БАЙТУКЕНОВ, Алматы, тел. 259-71-96, e-mail: tulegen@time.kz