Потерянный рай

В студенческие годы она писала стихи и запомнилась однокурсникам с журфака КазГУ как девушка мечтательная и романтичная. Общаясь с Мариной ЮРЧЕНКО (на снимке), трудно представить, что она пряталась с тремя детьми от бомбежек в пригороде Хомса - города, получившего среди сирийской оппозиции название “столица революции”, а ее мужа брали в заложники.

В студенческие годы на одной из алматинских остановок Марина познакомилась со студентом политеха с нефтегазового факультета Мохсеном АКУЛОМ.
- Мы с ним три года прожили вдали от родителей, студенческой жизнью, - рассказывает Марина. - Потом я окончила аспирантуру, уехала домой в Павлодар, вышла на работу, и тут он звонит моей маме: “Можно я приеду? Я не в гости, а свататься”. Мама была против нашего брака - я единственная дочка, а тут вдруг увезут в такие дали. Но меня отношение Мохсена очень подкупило, среди наших я такого мужчину не встретила. И мама с трудом согласилась. Но поставила условие, что жить мы будем в Казахстане. Свадьбу сыграли очень красивую, а после нее мы первый раз поехали в Сирию знакомиться с родителями мужа.
Отец Мохсена Фарук оказался известным в Хомсе бизнесменом, который наладил широкую торговлю коврами. Фарук был вхож в высокие круги, имел в городе, где они жили, влияние. Он построил огромный дом, вырастил 14 детей, всем дал хорошее образование, женил сыновей.
- Он принял меня как дочь. Я росла окруженная маминой любовью, но без отца, а тут сразу почувствовала, что такое отцовская любовь. Имея столько детей, Фарук каждому из нас давал столько тепла! Да и вообще вся семья приняла меня как королеву. Я за месяц, что мы провели в Сирии, начала понимать арабский разговорный - у меня вообще хорошо с языками. Уезжать не хотелось, так было хорошо.
Но, помня обещание, данное теще, Мохсен вернулся с Мариной в Казахстан. В Алматы они прожили пять лет и родили двоих сыновей-погодков: смуглого темноглазого брюнета Мадьяна и светлокожего блондина с голубыми глазами Али, которого в семье называют Алеша. А через пять лет Мохсену отказались продлевать визу, потому что закончился срок действия его паспорта. Семья продала квартиру в центре Алматы и снова отправилась в Сирию.
- Была возможность жить нелегально, только плати, но муж не такой человек, чтобы прятаться, - рассказывает Марина. - К тому же отец тогда уже, видимо, чувствовал свою близкую кончину, очень просил привезти ему внуков.
Отец Мохсена умер от третьего инфаркта через две недели после приезда семьи сына. И посыпались проблемы. Оказалось, что за Фаруком остался небольшой по его меркам долг в сто тысяч лир. Чтобы он мог уйти в мир иной свободным, Мохсен отдал кредиторам все деньги, вырученные от продажи алматинской квартиры. Затем его забрали в армию.
- У меня заканчивался декретный отпуск, и по маме я соскучилась, - рассказывает Марина. - Запросилась домой, муж не возражал - ему все равно надо было уезжать на два года. Так через семь месяцев я снова вернулась домой. Работала корреспондентом в газете “Звезда Прииртышья”, а в субботу и воскресенье преподавала в ПГУ заочникам и вечерникам. Разумеется, считала себя очень успешной и через два года, когда у Мохсена закончилась службе, уже не особо хотела все это бросать. Но старшему исполнилось шесть лет, и подошло время идти в школу. А мой муж, как я уже говорила, очень серьезный и настойчивый. Каждый день звонил, рассказывал, что, мол, уже и с директором школы договорился, учебный год начался, но Мадьяна обязательно возьмут. И я опомнилась - что я делаю, хочу лишить детей замечательного отца, а себя мужа. Поехала в Сирию в третий раз. Там у женщины, которая выходит замуж, нет забот, чем накормить семью. Этим занят мужчина. А ее дело - навести в доме уют и правильно воспитать детей. И я стала наслаждаться тем, как растут мои дети, и кайфовала от этого целых девять лет.
В Сирии у Марины и Мохсена родился третий сын, на этот раз с огненными волосами, которого в честь павлодарской бабушки Риммы назвали Рами.
- Жизнь была, как в раю. Вокруг сплошное изобилие всего. Фрукты, оливковое масло, всякие травки-приправки, наисвежайшие мясо, рыба. Я не видела там нищих, оборванных людей на улицах. Наверное, были бедные люди, но им шла целенаправленная помощь через мечети. Все питались и одевались нормально. Тем более было что отдавать - в Сирии до войны было принято на каждый праздник обязательно покупать новую одежду, даже если для нее в шкафах уже нет места. Сколько шикарных нарядов у меня там было! Паранджу в нашей местности никто не носил. Мы были суннитами, у них приняты платки и плащи элегантного покроя, под которые можно надеть хоть мини-юбку. Я, как иностранка, ни платки, ни плащи вообще не носила. И красилась.
Муж Марины прошел стажировку в Лондоне, устроился работать главным инженером в канадско-сирийской фирме на газовой фабрике, хорошо зарабатывал.
- До войны люди там ходили в гости друг к другу каждый день, - вспоминает Марина. - В каждом доме была специальная комната для гостей. На красивой посуде тебе подавали чай, кофе, всякие орешки, сладости. Все работали до часу дня, в три часа муж уже был дома. Ходили в гости друг к другу люди разных религий - селились микрорайонами, редко перемешивались, но жили все дружно. Можно было до двух ночи сидеть в ресторане и не бояться, что кто-то пристанет, ограбит. Был абсолютно безопасный город. На базаре могло прозвучать объявление: “Кто потерял золотое ожерелье?” В Хомсе жили 40 тысяч “русских” жен. У меня были подруга из Баку Тамила, Лиля и три Оксаны с Украины, Галя из Белоруссии, Люба из Махачкалы. Среди их мужей были и христиане, и алавиты, и сунниты, но мы до войны даже как-то и не интересовались - у кого кто муж. Собирались семьями, веселой дружной компанией. Это потом, когда началась война и пошло стравливание, выяснилось, что нам больше нельзя общаться.
- Как конкретно для тебя началась эта война? - спрашиваю я Марину.
- Началось все с того, что канал “Аль-Джазира”, который у нас смот­рели все, стал показывать события в Тунисе и Ливии. Потом пошли сюжеты уже из самой Сирии. Есть такой сирийский городок Дараа на юге, там ученик, насмотревшись телевизор, написал на доске “Долой президента”. Учитель пошел к директору, директор оказался умным человеком, сказал: сотри, забудь и никому не говори. Но учитель пошел в местные спецслужбы, по типу нашего КНБ. Они уцепились за это: откуда такая крамола. Давай допрашивать ребенка силовыми методами. Еще забрали каких-то детей, это седьмой класс, долго их не возвращали, вернули с распухшими пальцами. Родители и представители их клана вышли на демонстрацию, по этим людям открыли огонь. С этого все и началось. Сначала я видела, как по главной улице мимо нашего дома идет народ на митинги с простынями-плакатами, но ждала, что скоро все успокоится. Потом начались бомбежки, и мы прятались с детьми во внутренних комнатах, а сестру мужа ранило осколком. Но я все еще не верила, что это надол­го и серьезно. А однажды Мохсен не вернулся с работы. Он работал в другой местности, куда добирался на рейсовом автобусе. Этот автобус, в котором кроме мужа ехали женщины, старики, дети и даже одна женщина-алавитка, которая была замужем за суннитом, попал в шиитско-алавитскую засаду. После того как муж не вернулся, мне стали звонить родственники и говорить, что он, наверное, в плену, вот тогда я и ощутила в полной мере, что вокруг война. Позвонила консулу Абаю ЖАБАШУ в Дамаск. Он говорит: “Марина, я не могу приехать, у нас взрывы, в ста метрах только что дом взорвали”. Три дня о муже не было никаких вестей. Сейчас даже за выкуп в пять миллионов лир возвращают только труп. Но тогда мужу повезло - похитители его обменяли на двоих жителей своей деревни, которых сунниты захватили раньше.
Вернувшись, Мохсен сразу же решил отправить семью в Казахстан. По словам Марины, он оказался чужим и среди своих, и среди чужих - был суннитом, но работал на государство, то есть считалось, что на президента, на алавитов. И таких сирийцев, оказавшихся между двух огней, были сотни тысяч.
- Я ехать не хотела, потому что мама умерла, квартира была сдана в аренду, но муж буквально нас выпихнул - сказал, что надо спешить, пока ходят автобусы в Дамаск, - продолжает Марина. - Он был прав, вскоре эту дорогу действительно перекрыли. Четыре месяца мы с детьми жили в Дамаске, снимали квартиру и ждали отправки, а в консульстве решали, как это сделать. Арендовать самолет было для них дорого, поэтому в результате нам просто оплатили дорогу и посадили на российский самолет рейсом Дамаск - Москва.
В Павлодаре Марина устроилась на четыре малооплачиваемые работы. В том числе пошла учителем в школу, чтобы помочь детям, учившимся на арабском, хоть как-то адаптироваться в ней. Дети не подвели - старший сын стал президентом школы, ездил в республиканский лагерь “Балдаурен”, победил в областном конкурсе “Мой успех - успех страны”. В колледже, где он сейчас учится, Мадьян стал председателем студенческого совета - впервые в колледже этот пост занял первокурсник.
- Старший сын только недавно признался мне, что когда мы уехали из дома, плакал по ночам. Младшего в Сирии я не видела целыми днями - у него же было около 50 двоюродных братьев и сестер, братья были для Рами лучшими друзьями. А в Павлодаре я увидела, как он целыми днями сидит у телевизора, уставившись в одну точку. От стресса у него развился невроз, и мы долго его лечили.
Сейчас Марина платит за обучение двоих сыновей в колледже. Мадьян, чтобы помочь матери, работает администратором в кафе.
- Если бы не война, в Сирии он бы не платил за обучение и стал хирургом - мои дети были в школе первыми учениками и по баллам смогли бы выбрать себе любую профессию, -
уверена Марина. - Сейчас к нам приехал наш папа, и стало полегче, хотя он здесь смог найти только работу преподавателя арабского языка в ИП. Рассылал резюме в нефтегазовые компании, но, видимо, там опасаются, что Мохсен из Сирии. Всю его большую семью разбросало по свету по лагерям беженцев - кто-то в Турции, кто-то в Иордании, кто-то в Саудовской Аравии, в Египте. В огромном красивом доме остался только самый младший брат мужа, пока он там живет, спасает дом от мародеров. Мама уехала к своим родственникам в другое селение. Связи там нет, но вроде бы жива.

Наша справка
Хомс был одним из первых городов, где вспыхнули вооруженные столкновения гражданской войны в Сирии, в связи с чем среди сирийской оппозиции он получил название “столица революции”. Весной 2011 года в районе Хомса начались волнения и массовые беспорядки. 5 сентября 2011 года в Хомс были введены подразделения сирийской армии, которые начали проведение операции против боевиков, захвативших несколько кварталов в старой части города. С февраля 2012 года во многих центральных районах города, захваченных боевиками, прекратились подача электричества, водоснабжение, вышла из строя канализация. Районы, где проживало лояльное государству население, обстреливались из минометов (преимущественно самодельными снарядами), в результате чего гибли и получали ранения мирные жители.

Ольга ВОРОНЬКО, фото автора, из семейного альбома Марины Юрченко и Интернета, Павлодар

Последняя информация мировых СМИ
В сирийском городе Хомсе в субботу, 12 декабря, прогремели два взрыва. В центре Хомса рядом с городской больницей террористы взорвали заминированный автомобиль. Погибли 22 человека, более 140 мирных граждан получили ранения.
Предполагается, что ответственность за теракт несет террористическая организация “Исламское государство Ирака и Леванта”. Теракт был организован спустя несколько дней после того, как правительство вернуло под свой контроль западную часть города.