1508

Нацбанк и морковка

Почему тенге так легко сдаёт свои позиции

Нацбанк  и морковка

На третий день после нашей публикации (см. “Здравствуй, доллар по 500! Ждать ли скоро по 600?”, “Время” от 28.11.2024 г.) Национальный банк в заявлении для СМИ сообщил, что поднял базовую ставку до 15,25 процента, прогноз по инфляции на 2024 год повысил до 8-9 процентов, прогноз роста экономики понизил до 4-4,5 процента, а оценки роста ВВП в 2025 и 2026 годах снижены до 4,5-5,5 и 4,6-5,6 процента соответственно. Достижение главной цели - инфляции не более 5 процентов - перенесено на 2027 год. Курс тенге на тот момент упал уже до 511 за доллар, укрепившись до 4,73 к рублю, притом что Центробанк России опустил рубль против доллара существенно больше и для сохранения традиционной привязки “пять к одному” тенге пришлось бы обесценить до 540. Как говорится, и на том спасибо.

Привязка, впрочем, работает не только в части арифметики: само по себе рефлекторное поднятие базовой ставки в ответ на рост инфляции - это для постсоветских либерал-монетаристов ровно то же, что отдергивание руки от раскаленного утюга. В России ошпаренная инфляцией базовая ставка взлетела до фантастического 21 процента, у нас - отпрыгнула всего на один процент вверх.

Все сделанное Национальным банком Казахстана на упругой привязке к действиям Центробанка РФ - дело самое естественное, иной реакции быть просто не может. А ведь тем самым фактическим порядком констатирован отказ от выполнения основополагающих показателей национального плана развития Республики Казахстан до 2029 года, утвержденного совсем недавно - 30 июля.

Смысл, на котором выстроен подписанный главой государства план развития до конца его президентских полномочий, напомним, удвоение ВВП, для чего все его 39 целевых показателей расписаны по годам в привязке именно к экономическому росту. Само же удвоение ВВП расписано так: нынешний, 2024 год - рост на 6,4 процента, для разгона, так сказать, в следующем, 2025-м - уже 9,6 процента, в 2027-м выход на 11,1 процента прироста ВВП и далее таким темпом. Теперь же Национальный банк официально заявляет: в этом году задание президента будет выполнено на 62-70 процентов, в следующем - на 47-57 процентов, в 2027-м - на 41-50 процентов… В общем, чем дальше, тем хуже.

Заметим, что Национальный банк, обращаясь к журналистам, ничего не говорит о нацио­нальном плане, будто его и нет вовсе. Оно и понятно: в Нацбанке собраны не какие-то там царедворцы, а типа профессио­налы. Они бы и сами за рост ВВП, но растет не экономика, а цены - их же усилиями.

Между тем по конституционному закону о Национальном банке его главная и единственная задача - обеспечение стабильности цен. Стабильность цен означает их неизменность, а не рост, пусть даже всего на пять пунк­тов, как декларирует Нацбанк. Мало того, даже пятипроцент­ное нарушение Национальным банком своей конституционной обязанности хронически для него недостижимо. Если поднять все регулярно публикуемые НБ Казахстана за последнюю четверть века основные направления денежно-кредитной политики, везде красной линией проходит обещание вогнать инфляцию в коридор 4-6 процентов или, как сейчас, до 5 процентов. И везде не в текущем году и не в следующем, а на отодвинутой дистанции в три-четыре года.

И всякий раз эта дистанция переносится на следующие годы, оставаясь… недостижимой. Получается натурально то же самое, что коммунизм, который в СССР всегда был на горизонте воображаемой линии, отдалявшейся по мере приближения к ней.

Вот кое-какие исторические хроники насчет роста цен в независимом Казахстане. 1993-й - последний год “деревянного” рубля: инфляция 2265 процентов. Нет, не ищите запятую, цены на самом деле выросли в 22 с лишним раза. 1994-й - первый год действия национальной валюты: индекс цен 1258. Следующий, 1995-й - цены выросли в 1,6 раза. Но это все про другой Национальный банк, в котором эмиссия тенге осуществлялась кредитным образом, профессионально безответственным и отчаянно коррумпированным, но суверенным.

А где-то с 1996 года это уже нынешний, управляемый извне Национальный банк: не кредитор первой инстанции, а конечный обменник на валютных торгах, продолжающий денежную эмиссию, но уже не кредитную, а обменную, уже не развивающую экономику, а инфляционную.

А с 2016 года Национальный банк добавляет к своей обменной инфляционной функции еще и роль заемщика первой инстанции для коммерческих банков, печатая для них прямо инфляционную и гигантских размеров сверхдоходность.

И вот подтверждающие правило исключения - это когда инфляция в Казахстане всего три раза перешагнула за рисуемую монетарным рулевым линию ценового горизонта: 1998 год - рост цен всего на 1,9 процента, 2012-2013 годы - рост на 6 и 4,8 процента и 2018-2019 годы - инфляция всего по 5,5 и 5,4 процента. Сообразили почему?

Первый раз - это следствие московского августовского дефолта 1998 года: рубль рухнул в два раза, тенге, соответственно, подорожал вдвое против российского импорта. Зато в 1999-м после наших досрочных президентских перевыборов инфляция уже 17,8 процента.

И 2012-2013 годы - это когда мир поверил, что глобальный кризис 2007-2008 годов преодолен и забыт, что политика количественного смягчения окончательно вылечила долларовую экономику. И это самые благодатные годы для “вывозной” экономики Казахстана: рекорд­ный ВВП, рапорт о досрочном выполнении Стратегии-2030 и выдвижение программы “Казахстан-2050”. Но недолго музыка играла.

Ну и 2018 год вы наверняка уже вспомнили. Это когда в преддверии президентского транзита тарифы на электроэнергию и ЖКХ директивным образом снизили в диапазоне от 4 до 18 процентов. Так держали пару лет, а там еще и ковид. Зато в 2022-м компенсирующие 20 процентов ценового роста.

Если брать не возникающие извне экстремальные обстоятельства, а чисто внут­ренние, то наш монетарный регулятор ни разу не достиг своих же ориентиров. Получается вроде морковки, подвешенной перед осликом, чтобы тот побыстрее катил повозку “вывозной” экономики. Образ, я вам скажу, богатый: сразу несколько вариантов ответа на вопрос, кто придумал и подвесил морковку и почему ослик столь упорно гонится за им же отодвигаемой приманкой. Рисковать выдвижением однозначной версии мы бы не стали, зато наводящие вопросы, тоже с вариативными ответами, поставить стоит.

Вот смотрите: что по факту является целью многолетней политики Национального банка в качестве замыкающего игрока на валютных торгах, если не стратегия понижения курса национальной валюты? А разве неуклонное понижение курса местных денег не является базовым фактором роста всех цен на местном рынке? Но тогда разве не получается, что сам Национальный банк и подвесил перед собой недогоняемую морковку?

Если рост цен в местных деньгах стабильно в два раза выше, чем рост стоимости импорта, это без вариантов дело рук местного монетарного регулятора.

Оставим обидное: торги на местной валютной бирже спекулянтов-инсайдеров есть всего лишь прикрытие диктуемого из Москвы тренда на ослаб­ление “суверенных” валют, диктуемого из Вашингтона. Допустим, неуклонная девальвация тенге - это плод суверенной политики Национального банка Республики Казахстан, диктуемой, допустим, не интересами иностранных владельцев Тенгиза, Карачаганака и Кашагана, а обстоятельствами непреодолимой силы: хронически убыточного платежного баланса из-за недостаточного возврата валюты, чрезмерного импорта и гигантского вывоза доходов от иностранных инвестиций и займов. Допустим. Но разве не запретительная стоимость местных денег, бессмысленная при отсутствии базового кредитования, блокирует национальный производительный кредит и инвестиции, обеспечивает засилье внешних займов и инвестиций, разгоняет как непосредственно монетарную инфляцию, так и инфляцию издержек местных производителей?

Пока у нас есть только вопросы. Но уже потихоньку приближается время ответов на эти вопросы.

Пётр СВОИК, фото Владимира ЗАИКИНА, рисунок Владимира КАДЫРБАЕВА, Алматы

Поделиться
Класснуть