Должник первой инстанции

Проклинать банки, помогать им или надеяться на них? Если не считать дефицита лекарств, койко-мест и врачей, едва ли не вся кризисная проблематика сконцентрирована на этих вопросах. Но коронавирус как пришел, так когда-нибудь и уйдет, а вопросы по банковской системе были, есть и… будут?

Чтобы понять, потащим ли мы все нерешенную банковскую проблематику и дальше с собой вплоть до блистательного 2050 года, попробуем заглянуть в самую суть. Но сначала на фоне резкого обострения проблем как банков, так и их клиентов сделаем мгновенный рентгеновский снимок задыхающегося кредитного организма. Дата просвечивания - июнь-июль этого года, ракурс - банки и заемщики.

С одной стороны, это почти 25 (24,76) триллионов тенге - столько денег должны вся экономика и население Казахстана банкам. И это почти семь с половиной миллионов заемщиков с действующими кредитами, в том числе не афишируемое в официальной статистике (чего зря себя и других пугать?), но, говорят, угрожающе большое число физических лиц, на которых висит почти семь с половиной триллионов тенге кредитов на потребление, во многом просроченных, и объемы этой просрочки тоже не афишируются. Проскальзывают сведения, что едва ли не каждая казахстанская семья так или иначе сидит на кредитах, но мы настаивать не будем. Сам, читатель, оглянись вокруг себя и сделай выводы.

Можно ли в срок и полностью рассчитываться по таким займам? Во-первых, достаточного для обслуживания набранных долгов денег у бизнеса и населения элементарно нет. Во-вторых, ставки вознаграждения средней величины 11,4 процента для юридических и 17,6 процента для физических лиц элементарно неподъемны. Это как при жажде покупать в долг отравленную воду: пока будешь рассчитываться, заболеешь, а то и еще хуже.

Повернем пациента другим боком: ракурс - банки и экономика. Здесь рентген показывает еще менее обнадеживающую картину. По состоянию на июнь объем банковских кредитов составил 13 973 млрд тенге, это примерно 20 процентов от ожидаемого ВВП 2020 года. И это крайне мало. Нормальным считается, когда кредитная масса соизмерима с валовым национальным продуктом, а то и выше его. Так мало того, из этого совершенно недостаточного кредитного пайка почти половина (48 процентов) выдана тем самым физическим лицам, неафишируемой численности, читай, на потребление, основанное на импорте. То есть это кредитование чужого производителя. А всей промышленности, например, досталось только 1969 млрд, и это всего 14 процентов от и так крайне недостаточной кредитной массы. На торговлю пришлось 12,1 процента, на строительство - 4,7 процента, а на сельское хозяйство и вовсе 1,9 процента. Такими гомеопатическими дозами экономику не поддержать, а если еще вспомнить о процентных ставках…

Чуть развернем направление просвечивания: посмотрим на участие банков в самом главном для устойчивости экономики процессе - инвестициях в основной капитал. За январь-июнь вложено всего 5216 млрд, или менее 7,7 процента от ожидаемого ВВП. Тогда как полагалось инвестировать хотя бы четверть валового продукта, а еще надежнее - треть. Иначе экономика, а с нею и социальная устойчивость будут скукоживаться. Роль банков? Из крайне недостаточного объема инвестиций подавляющая доля (4112 млрд тенге) - это никакие не кредиты, а собственные средства предприятий. Читай - в основном транснациональных компаний, и это в основном инвестиции иностранные с соответствующим вывозом доходов на них. Республиканский и местный бюджеты скинулись на 654 млрд тенге, это всего 12,5 процента, а кредиты банков - 116 млрд, или только 2,2 процента.

Фактически это экономический саботаж со стороны банков. А в чем причина? Может быть, у них недостаточно средств?

Нет, как раз наоборот: на упомянутые чуть менее 25 триллионов обязательств заемщиков перед банками у самих банков почти на 29 (28,6) триллионов тенге активов. Фактически им некуда девать целых 4 триллиона избыточной ликвидности. Как же банки выкручиваются?

Спасает Нацбанк, втягивающий в себя все такие “лишние” триллионы. Так, по его же сообщению, отрицательное сальдо (открытая позиция) Национального банка на денежном рынке на конец мая составило 4,2 триллиона тенге. Это и депозиты коммерческих банков в НБК, и новые депозитные аукционы, и приобретение так называемых нот - заемных бумаг Национального банка. Например, в июле таких нот в обращении было на 3,3 трлн тенге, доходность по ним - 10,4 процента, при том что официальная базовая инфляция за первое полугодие 3,33 процента. Зачем рисковать с кредитами населению и экономике, когда у коммерческих банков есть такой абсолютно надежный и гарантированно выгодный заемщик?!

“Позвольте, - воскликнет читатель, знакомый с азами финансовой грамотности, - все должно быть наоборот! Двухуровневая банковская система для того и существует, чтобы главный банк страны выступал кредитором первой инстанции, обеспечивал банкам второго уровня длинное и дешевое фондирование, которое те с добавлением своей процентной маржи распределяли бы по экономике и населению”.

А тут, на тебе, двухуровневый банкинг как-то ловко перекинулся на самоудовлетворение. Благодаря смене ориентации главного банка страны из кредитора первой инстанции он превратился в главного национального заемщика. Онанизм не финансовый термин, но очень уж подходящий к наблюдаемой картине…

Так вот суть в том, что опыт двух­уровневой банковской системы в классическом (и почти суверенном) виде существовал в Казахстане лишь с конца 1993 года, времени перехода на национальную валюту, и примерно до 1998-го, когда тенге от первоначальных менее пяти за доллар улетел за 80. Это был крайне неудачный опыт наполовину по объективным причинам - хозяйственный комплекс СССР разваливался на куски, наполовину - из-за сознательной раздачи невозвращаемых кредитов. Потом за дело взялись МВФ и Всемирный банк, переориентировав оба банковских уровня на обслуживание внешнего, вывозного, интереса. Тоже по-своему классическая схема, но не суверенного, а колониального формата.

Тогда же, кстати, родилась и накопительная пенсионная система, до сих пор управляемая Национальным банком, обременительная для бюджета, бесполезная для экономики и невыгодная для вкладчиков. И тоже ориентированная на вывоз.

С тех пор роли кредитора первой инстанции Национальный банк лишен принципиально, эмиссия тенге осуществляется только обменная - через скупку Нацбанком валютных излишков. И пока платежный баланс был избыточным, внутренняя экономика тоже имела свою денежную подпитку. Плюс коммерческие банки активно фондировались за границей - банковский бизнес рос в два раза быстрее даже нефтяного, и казалось, это навсегда. Но платежный баланс сменил плюсовое сальдо на минусовое еще со времен киевского Майдана. А еще раньше - после дефолта БТА Банка - свернулось и заграничное банковское фондирование.

Тот же Национальный фонд был необратимо переведен из накопительного в расходный режим еще в конце 2014 года, экспортно-сырь­евая модель потеряла ход и стала буксовать на месте. А обслуживающая такую модель банковская система, когда-то бывшая витриной успешности, а ныне поглощающая массу государственных ресурсов всего лишь на продление существования, стала не опорой экономики, а фактически ее главной проблемой.

По-хорошему новый экономический курс, о котором все время говорит президент, должен быть проложен прежде всего в отношении банковской системы. Но если правительство мы все время критикуем, что-то от него требуем и даже немножко ждем, то Национальный банк вообще в стороне. А зря.

Пётр СВОИК, Алматы