А у нас даже трусы не берут!

- Вы занимались экономическими делами, помогли выиграть в суде Екатерине ПАРАФИЕВОЙ, оставшейся без ног в результате ДТП на алматинском проспекте Аль-Фараби, и вдруг переключились на сексуальные преступления. Почему?

- Жизнь меня к этому привела. Началось все после убийства Дениса ТЕНА. У меня была страшная депрессия, апатия. Я даже стала думать, в какую бы страну мне уеха­ть. А потом поняла: нельзя все бросить здесь, не попытавшись хоть что-то изменить. Начала с того, что по мере возможности помогала девушкам, которые подвергаются бытовому насилию. Бесплатно объясняла, что делать, куда обращаться, как фиксировать побои, находила независимых экс­пертов. По приглашению прокуратуры Эстонии я даже поехала в эту страну, чтобы ознакомиться с работой центров по противодействию сексуальному насилию. Когда я это увидела своими глазами и сравнила с тем, что происходит у нас, то просто расплакалась…

- Что вас поразило?

- То, как бережно там работают с жертвами насилия! Все происходит по принципу “одного окна”: женщине надо прийти лишь в специальный кабинет при больнице. Там ей разъяснят все права, ее осмотрит гинеколог, обследует эксперт и сфотографирует каждый участок тела, зафиксирует повреждения и возьмет необходимые анализы. В одноразовый бокс, который называется коробкой доказательств, поместят все собранные материалы и затем опечатают его. Это дает гарантию тем, кто психологически не готов написать заявление на насильника сразу. Вместо травмирующих допросов жертву тактично проанкетирует сотрудник полиции. Ей никогда не устраивают очных ставок с насильником.

Все сотрудники этого центра проходят специальную подготовку и являются по совместительству психологами. В штате есть специалисты обоих полов, и пострадавшая сама выбирает, с кем ей комфортнее работать - с мужчинами или женщинами. Но больше всего поразило то, что жертву тут же начинают лечить! Мне объяснили: если государство допустило насилие - значит, в дальнейшем берет всю ответственность на себя. Девушке тут же предлагают противозачаточное средство и начинают курс профилактического лечения от инфекций, передающихся половым путем, в том числе от ВИЧ, стоимость которого превышает 28 тысяч евро.

Возвратившись в Казахстан, я стала писать в Минюст, министрам внутренних дел и здравоохранения с предложением открыть у нас хотя бы один такой центр. Но никто не отреагировал. Видимо, все там уверены, что их близким, женам, сестрам и дочерям никогда не придется проходить те семь кругов ада, которые прошла и продолжает проходить моя подзащитная.

- Что вы имеете в виду?

- Вот уже год я веду дело девушки, которая подверглась жестокому групповому сексуальному насилию. И каждый день вижу, какая огромная разница в отношении к жертве насилия в европейской стране и у нас!..

Как только моей подзащитной удалось вырваться из квартиры, где над ней всю ночь издевались, она поехала в Бостандыкское районное управление полиции. Там их сотрудник, увидев ранним утром избитую, окровавленную девушку, без всякого человеческого сочувствия и элементарной этики закричал на всю дежурную часть, полную народа: “Эй, кто дежурный следователь? Здесь износ!”

После этого девушке пришлось пережить бесконечный поток мужчин - следователей, оперативных сотрудников, дежурных дознавателей, которые раз за разом во время допросов задавали одни и те же вопросы, в каких именно позах и каким конкретно образом все происходило. Жертве раз семь пришлось пересказывать подробности той страшной ночи. Такой у нас порядок!

Когда мы пришли на экспертизу, судмедэксперт заявил, что уже поздний вечер, к тому же пятница, и предложил прийти в понедельник. Пришлось элементарно объяснять, что жертва не может не мыться три дня, чтобы сохранить следы преступления. Позже в процессе следствия мы слышали его абсурдные заявления: оказывается, телесные повреждения не были зафиксированы должным образом, потому что комната проведения осмотров плохо освещена и вообще у Алматинского института судебных экспертиз нет фотоаппарата для фиксации телесных повреждений. И это в XXI веке, когда Казахстан рапортует о повсеместной цифровизации! Еще хочу отметить, что экспертиза живых людей у нас проводится в городском морге, и это дополнительный стресс для жертвы насилия.

Теперь вы понимаете, почему лишь десять процентов дел по изнасилованию доходят до суда? И ведь статистика учитывает только те факты, которые были официально зарегистрированы. А у моей подзащитной, например, заявление о преступлении зарегистрировали в Едином регистре досудебных расследований только на третий день после моей жалобы прокурору города. У нее элементарно отказывались принимать нижнее белье со следами насилия!

А уже через три дня после группового изнасилования жертву посадили напротив подозреваемого, и его защитник довел ее до нервного срыва. За неэтичное поведение городская коллегия адвокатов привлекла его к дисциплинарной ответственности, но у девушки начались серьезные проблемы со здоровьем.

Пришлось обращаться к психологу и психотерапевту, которые назначили медикаментозное лечение. Сначала у нее были высыпания на коже психосоматического характера и постоянные провалы в сон. Она часами могла не брать трубку телефона, потому что ее сознание просто отключалось. А потом начался период адской бессонницы, отказа от еды и суицидальные мысли.

Но и это еще не все. Подключились родственники насильников и устроили девушке настоящую психологическую атаку: от распространения клеветы в соцсетях до ночных вторжений в дом. “Ты же жива осталась, а у него почки больные, у его мамы рак, у него ребенок и жена. что будет с ними?” - вот что слышит жертва вместо сочувствия. А знаете, почему у нас все это происходит?

- Почему?

- Потому что в этой стране женщина заведомо во всем виновата. Если тебя изнасиловали - значит, в короткой юбке ходила, развелась - значит, мужа довела, детей нет - значит, ты больная, добилась на работе успехов - значит, супруга унижаешь. У нас, если мальчик родился, его обожают, считают особенным, неповторимым, ему говорят: “Машину купим, диплом купим, а если что-то натворишь - отмажем!” А девочке говорят: “Сен конаксын (ты гостья), твое место у плиты”. Поэтому у нас до сих пор невест воруют! Везут, как барана, в дом незнакомого мужчины, платок надевают, а потом какая-нибудь бабка, якобы уважаемый пожилой человек, ложится на пороге и говорит: “Перешагнешь, уйдешь - всех опозоришь!” До каких пор мы будем мириться с таким менталитетом и нашим пресловутым уятом?

- Не боитесь, что вас обвинят в неуважении к традициям?

- Если будем бояться, так и останемся в каменном веке и пат­риархальном обществе. За свои права надо бороться, и важно уметь их отстаивать. Я тоже постоянно сталкиваюсь с сексизмом: “Что ты тут нам мозги выносишь? Ты же красивая - иди в салон красоты, в кино снимайся!” или “Чего ходишь тут по допросам? Муж, что ли, не обеспечивает?” Когда веду сложные дела с серьезными оппонентами, часто слышу вопросы: “Ты не боишься? Тебе не страшно?” Их задают мужчины - коллеги или представители правоохранительных органов. Эти мужчины даже не думают, что я могу любить свою профессию, что мне нравится людям помогать. А когда выигрываю дело, то постоянно слышу: “У нее в столице агашка есть, он за нее все и выигрывает!” То есть женщина сама по себе у нас не имеет никакой ценности. Считается, что если она чего-то добилась, то только через постель, благодаря мужчине.

Сталкивалась я и с харассментом. Однажды, когда закончилось дело, мне позвонил судья, который вел процесс, с предложением “сходить в ресторан и еще куда-то”. Вряд ли такое предложение услышал бы мужчина, а если ты женщина, то тебя и потрогать можно, и сделать двусмысленные намеки. И мужчины даже не понимают, чем оскорбительны такие предложения и почему я обижаюсь.

- Поэтому вы решили начать общественную деятельность?

- Да, я и мои единомышленники запускаем кампанию #өзіңдікінəлəма#невинисебя по защите женщин, подвергшихся насилию. Наша цель - через СМИ, соцсети и инфлюенсеров привлечь внимание к защите жертв насилия от преследования и давления.

Я не помню прецедентов, когда жертву насилия в нашей стране защищали. И в нашем деле, и в других подобных делах организовывалась целенаправленная травля девушек со стороны родственников насильников: их шантажировали, устраивали прессинг в соцсетях, угрожали их семьям. Надо признать, что существует такая проблема, как раскрытие персональных данных пострадавших и давление на них. Нужно инициировать изменения в законодательстве, чтобы защитить женщин.

Пора менять ментальность женщины и общества в целом, хватит слушать родню, которая говорит: “Ты позоришь семью, ведь то, что с тобой случилось, - твоя вина”. Если хоть одна девушка поймет, что она не виновата, накажет по закону своего насильника, то это будет победа нашей кампании. Сейчас в нашей команде кроме меня адвокат Алия ОМАРОВА, общественный деятель и певица Kaliya, коммуникатор Айгуль АЛИЯСОВА. А символом проекта является девушка, которую я защищаю и которая станет примером для всех казахстанских женщин.

Оксана ВАСИЛЕНКО, фото предоставлено Жанной Уразбаховой, Алматы