Зеркальце, скажи

На днях в Центральном выставочном зале откроется фотовыставка Zerkalo под аппетитным девизом "Фотография, как и любовь, лучше всего проявляется в темноте". Выставка организована учениками известного документалиста и оператора Леонида КУЗМИНСКОГО и в первую очередь констатирует неизбежность: фотография все больше становится женским занятием.

На первый набор курсов фотографии к Леониду Тимофеевичу в подвальные кабины “Казахфильма” записались в основном мужчины. На второй пришло много представительниц прекрасного пола, из которых две остались. Ну а нынешняя группа феминизирована больше чем наполовину.

- У меня такое подозрение, что как раньше женщины практически полностью оккупировали медицину, так и фотографию займут, - говорит Кузминский. - Они более деловитые, прагматичные. И более мужественные, чем сами мужчины. Кричишь на них - терпят, борются и делают. А ребята скуксятся и сидят. Какие-то инфантильные мужики пошли. Если женщина сказала, что это будет сделано, то это будет сделано. А парень сказал и не сделал. Пообещал и не пришел.

- Ну, конечно, и не все женщины, которые обещают, приходят... Но как вы думаете, отчего у них такая тяга к фотографии?
- Мои студенты в Академии искусств имени Жургенова проходят курс документального кино. Они снимают фильм о моих “курсантах”... Одна из мыслей картины: в женщинах заложен ген творчества. Причем такой непоколебимый догмат. Я у них спрашиваю, с чего вы это взяли? Отвечают: женщина рожает, а человек, который рожает, не может быть нетворческим человеком. “Хорошо, а почему тогда она раньше этим не занималась?” - добавляю я. Потому что была занята другими делами: спасением детей, добыванием хлеба. Сейчас все более-менее успокоилось, женщина немного освободилась, и ген творчества пошел в рост.

Это их точка зрения. У меня немного иная. Жизнь сейчас стала очень рациональная. У всех работа, повседневная суета. А фотография - это отдушина. Если человек может писать, он пишет. Почему стало так много писателей-женщин? И ведь пишут детективы, жесткие, страшные. Для них это единственная возможность ухода от реальной жизни. Женщина очень много фантазирует. Вроде муж, дети есть, и все хорошо. Но ей нужен другой мир, параллельный. Где она живет как хочет, без мытья посуды и склок. Если бы мои ученики могли хорошо писать или статуэтки лепить, они бы ко мне не пришли.

- То есть у женщин два выхода: или Флобер, или фотография?
- Здесь даже круче, чем у госпожи Бовари. Женщина полностью уходит в другую жизнь и там фантазирует как может. Это не значит, что ей плохо в реальности. Но жизнь для них становится красивой, если существует другое измерение. Иные женщины так уходят в фотографию, что не дай вам бог. Такие картинки выламывают...

- Кричите на учениц?
- Всякое бывает. Я же не миротворец. Кричу, иногда бросаю фотографии на пол с возгласами: это полная чушь! Но надо терпеть. Мы же советские люди. Мы обожаем создавать себе сложные обстоятельства, а потом с криками “ура!” вырываться из них. Нам это дарит упоение. И когда я кричу, возникает некая сила, которую нужно победить. Они побеждают.
Кстати, на днях была съемка. Я сказал женщине, что она полная дура и не так снимает и “чему я только тебя учил?!”. Мне казалось, что она делает все слишком просто, не выкладывается. Но когда вышла фотография... я извинился.

- Вы работаете с группой, но не проводите индивидуальные занятия. Почему?
- Потому что я даже представить себе такое не могу. Научить фотографии невозможно. Можно научиться. Поэтому человек должен контактировать с другими, общаться. Должна присутствовать соревновательность. Среда должна быть. Пушкин не мог вырасти, если бы не лицей. Рядом были Пущин, Кюхельбекер. Почва - она всегда выталкивает.

- Леонид Тимофеевич, вы автор кучи документальных фильмов, сценарий одного из которых в советское время даже “скоммуниздил” Сергей АЗИМОВ. Что скажете о нынешней документалистике?
- Документальное кино, хотим мы того или нет, - дело государства. Раньше документалистика лежала в области пропаганды, и у нас никак не могут перевести ее в культурную плоскость. Мы не представляем себе, как можно снимать по-другому.

А снимать надо. При Ленине снимали в голодное время. Когда в войну наши войска отступали - снимали. Сталин слышать не мог слова “отступление”, но снимали же! Потому что люди знали, что история необходима, это правда. А сейчас что? Возьмите наши ленты с 1990 года. Президент приехал, президент поздравил, президент открыл. Вся страна вокруг президента. А ведь у нас произошли перемены глобального масштаба! Из феодального устройства мы прыгнули в социализм, потом в капитализм. Что же с людьми произошло в этом котле? Может быть, еще тысячу лет подобных перемен не будет.

Какие книги Шолохов, к примеру, написал о ломке своей эпохи! О “Тихом Доне” Сталин сказал: “Гениальная книга. Но хотелось бы, чтобы Мелехов в конце все-таки пришел к нам”. Шолохов ответил: “Я тоже этого хочу. Но Мелехов не хочет”. У нас произошло не меньше, чем в то время. Может, крови не было, но внутри все бурлило так же. А где эти книги и где эти фильмы? Что могут узнать о нас потомки через 200-300 лет?

Тулеген БАЙТУКЕНОВ, Алматы,
тел. 259-71-96,
e-mail:tulegen@time.kz
Фото Владимира ЗАИКИНА