Инесса КУАНОВА, этномедиатор: Мы очень легко обобщаем и навешиваем ярлыки

Работа Инессы Куановой - в разных ипостасях разрешать споры и конфликты. Долгое время она была судьей Северо-Казахстанского областного суда по гражданским делам, сейчас в почетной отставке. Теперь разбирает спорные ситуации в качестве председателя совета по защите прав предпринимателей и противодействию коррупции. А еще является ведущим экспертом по медиации КГУ “ќоѓамдыќ келісім”. И вот новый статус - этномедиатор.

Встречаемся в кабинете медиации областной Ассамблеи народа Казахстана (АНК). Пять лет назад АНК законодательно взяла на себя обязательства содействовать развитию института медиации в стране. Так что теперь здесь мирно делят имущество супруги при разводе, приходят к соглашениям бывшие партнеры, урегулируют трудовые конфликты. И до этномедиации дело дошло.

- Вы как-то сказали, что у нас до сих пор путают медиацию с медитацией…

- Да, реальный случай! И, откровенно говоря, мы, как общество, пока еще не готовы видеть в своем оппоненте равного, слышать его, думать не только о своих интересах в конфликте. А ведь медиация прежде всего об этом.

- И как в таком случае медиация поможет нам с разрешением межэтнических конфликтов, которые по определению гораздо глубже, больнее?

- Межэтнические конфликты - это не те конфликты, которые обычный медиатор может отрегулировать. Раздел имущества между мужем и женой - это медиатора дело. Да и, в конце концов, если поделили не так ложки-плошки, это не столь критично для общества. А вот драка между представителями разных этносов, например, может привести к групповому конфликту, который напрямую угрожает безопасности и порядку в обществе.

Мы на семинарах тренировались, пытались смоделировать и урегулировать различные ситуации. И я пришла к крамольной мысли: термин “этномедиация” не точен. Это, скорее, миротворчество или примирение. Нам надо подумать над терминологией, понятийным аппаратом. Возможно, мы будем называть это другим словом.

Более того, этномедиация даже не укладывается в те процедуры, которые сегодня прописаны в соответствующем законе. Например, в частной медиации стороны в результате подписывают соглашение. А здесь как? Конфликт ведь носит групповой характер, как правило. Кто будет подписывать? Что подписывать? Меморандум о том, что они будут жить в мире и согласии? Мы же понимаем, что конфликт не будет исчерпан здесь и сейчас, нужен постконфликтный мониторинг. Это муж с женой разбежались, а этносы не разбегутся.

- А какие у нас межэтнические проблемы?

- Чисто межэтнических конфликтов и не бывает! Но любой конфликт, в котором участвуют представители различных этносов, может перерасти в межэтнический. Простой пример: подрались два подростка, допустим, турник не поделили. Совершенно бытовая история. Но если начинают подключаться представители рода, этноса, она переходит на другой уровень, просыпаются глубинные обиды, а дальше непредсказуемо.

Но ведь изначально конфликт произошел из-за того, что не хватило ресурса. Здесь это турник, а может быть госзаказ или пособие. И тогда кто-то громко спросит: а что это ваши все время получают, а наши нет? И вот началось.

- А вы что в этой ситуации можете сделать?

- Медиатор драку разнимать, конечно, не пойдет. Он подключается, когда стороны успокоились. А после примирения надо разобрать причины и обязательно определить, не остался ли осадок.

Главное - надо убрать конфликтоген. Установить еще один турник или договориться о графике, в конце концов. Мальчишкам предложить объединиться в спортивную команду и посоревноваться с ребятами из другой школы или города. То, что происходит потом, очень важно.

У нас был неудачный кейс частного конфликта в местном университете. В итоге преподаватель выгнал студента со своего занятия, а тот ему прямо в аудитории заявил: мол, вы цепляетесь ко мне, потому что я другой национальности! Тогда, конечно, случай разбирали, но инцидент не был полностью исчерпан - студента отчислили за неуспеваемость. Но и дальнейшей работы с теми, кто тоже был в аудитории, не состоялось. Получилось, что фраза того студента в памяти сверстников осталась, а вот контраргументов они не получили.

Понимаете, когда у всех все хорошо, можно цепляться, но более благодушно. Но когда чего-то не хватает и я при этом вижу, что ко мне отнеслись не так, как к другим, это вызывает обиду и возмущение.

В этом смысле власти на местах сами провоцируют. Вы же помните, как для расселения студентов, которые приезжали с юга на север по госпрограмме “Серпін”, просили местных освободить общежития. Или переселенцы, которым тут дают дома, подъемные, работу. Местные смотрят с завистью: мол, нам-то дом никто не построит просто так. Вот вам почва для межнационального конфликта. Когда выяснится, что дома переселенцы покупают в ипотеку, будет уже поздно!

Местные акиматы обязательно должны разъяснять. Все это должно быть аккуратно, прозрачно и на виду. И для этого тоже нужен этномедиатор: вовремя распознать симптомы и дать рекомендации, как эксперт, что сделать, чтобы конфликта не случилось.

- А какие симптомы вы чувствуете сейчас?

- В Северо-Казахстанской области социально-экономическая ситуация не самая благополучная. А бедность - это, конечно, провоцирующий фактор. Плюс наше приграничное положение сильно влияет. Языковой вопрос. Очень опасный дискурс - это переименование Петропавловска, потому что вместо конструктивного обсуждения все разговоры об этом часто переводятся именно в политическую и межнациональную плоскость.

Вообще, главная проблема в том, что мы очень поверхностные, не хотим разбираться, легко обобщаем и навешиваем ярлыки. В межэтнике есть даже такое понятие, как негативные этнонимы. Это когда мы упоминаем этнос не его названием, а придумываем ему обидное слово. Присваиваем всем людям определенной нацио­нальности какое-то конкретное качество, не всегда хорошее.

- И это тоже может привести к конфликтам?

- Безусловно! Ведь мы обращаем внимание на то, что нас разъединяет. Вот мы с вами: мы разные, и это естественно. Но я хочу конфликта и начинаю: у вас короткие волосы, а у меня длинные, вы в белом, а я в оранжевом. Но нас ведь многое и объединяет: мы с вами женщины, мы с вами привлекательные. Вот в большом политическом, идеологическом смысле это должно быть главной идеей. Мы - казахстанцы, нас это объединяет. Это тот самый казахстанский патриотизм, про который мы много говорили, но мало делали.

- Почему, как думаете, именно сейчас государство направляет усилия на обучение этномедиаторов?

- Я думаю, мы немного запоздали, просто потому, что этнические конфликты в нашей стране уже были. Но это точно актуально. Вообще, лишь недавно мы сказали слово “этномедиация” и с высоких трибун признали, что у нас могут быть такого рода проблемы. Три года назад постановлением правительства был создан Институт прикладных этнополитических исследований. Сейчас он обучает первый пул этномедиаторов по всей стране.

- А это оплачиваемая деятельность?

- Нам сказали сразу: на деньги не надейтесь! Сейчас это все на общественных началах. Чтобы что-то финансировать, нужна программа, концепция. Сейчас пока идет становление. В классической медиации работу медиатора оплачивают стороны. А тут кто будет платить? Возможно, потом это стоит приравнять к работе эксперта в каждой конкретной ситуации. Ну и, главное, мы должны стать профессионалами своего дела. А для этого пройти несколько циклов семинаров мало…

- А что нужно? Сколько реальных конфликтов разрешить?

- Я не хочу говорить о конфликтах, их у нас, к счастью, нет. И не надо их призывать. Но где-то подключиться, помочь, проконсультировать, предупредить перерастание бытового конфликта в межэтнический - это значит наработать практику.

- Это года два как минимум!

- Если не больше. Нам сразу сказали: вы пришли сюда не за деньгами.

- А вы за чем?

- Есть понятие “выполнение общественного долга”. Если время позволяет мне, почему я не могу применить свои знания, опыт?

- Но это же большие усилия, обучение!

- Верно, этномедиатор должен обладать определенным набором даже не компетенций, а качеств, которые на семинарах не прокачаешь: беспристрастность, способность видеть в каждом человеке личность. Плюс эрудиция, знание истории этносов, их больных точек, табу. Но кто-то же должен делать эту работу! А потом появляется мысль: кто, если не я? и когда, если не сейчас?

Ульяна АШИМОВА, Петропавловск