Чужим платить - своих не уважать!
Наш корреспондент беседует о проблемах казахстанской науки с известным ученым, директором Института горного дела им. Д. А. Кунаева, заслуженным изобретателем РК, академиком Николаем БУКТУКОВЫМ
(Продолжение. Начало в № 119 от 9. 8. 2017г.)
- Николай Садвакасович, правительство регулярно утверждает различные госпрограммы, направленные на развитие инноваций. К примеру, тот же ФИИР. Но результата практически нет. С чем это связано?
- Нужно понимать, что такое инновации. Для нас на Западе сформулировано такое понятие “инновации”, мне об этом говорил бывший глава Национального агентства по технологическому развитию (НАТР): “Инновации - это то, чего не было в Казахстане”, типа вам, казахам, пойдет. Я же формулирую понятие “инновации” так: это реализованные изобретения. Западные ученые рассуждают так же: у таких инновация - это изобретение, нашедшее свой рынок. А то, что наши чиновники закупают на Западе и привозят сюда, - это не инновации. Те, кто это делает, обманывают не только народ, но и высшее руководство страны. Мне кажется, они делают это по двум причинам. Первая: они сами не знают, что такое инновации. Вторая: чиновники хотят показать, что они работают, чтобы не получить по шапке от президента.
К слову, в 1995 году у нас была миссия ООН по коммерциализации науки, она сообщила, что уровень развития страны определяется количеством изобретений, сделанных в год на миллион жителей, и количеством реализованных, введенных в экономический оборот. Тогда в США в год было на миллион жителей 50 изобретений. В советское время в Казахстане на миллион жителей приходилось около 100 изобретений в год. В наше время этот показатель чуть-чуть увеличился - где-то 110-115. Но сколько из них реализовано? Нисколько! То есть у нас все происходит по принципу “хотели как лучше, а получилось как всегда”.
- Кто в этом виноват?
- Вот сидит чиновник, далекий от науки. Он хочет сделать что-то хорошее. И он делает. Но как? К примеру, лет 10 назад от одного чиновника я получил письменное указание: проведите переговоры с руководителями заводов по производству ветроэлектростанций и с рабочими для того, чтобы улучшить эту работу. Но у нас в Казахстане ни тогда, ни сейчас нет ни одного такого предприятия! С кем я должен проводить беседы? Он просто взял это распоряжение откуда-то с Запада, перевел на русский язык и разослал нам.
На сегодняшний день между бюджетом и учеными “сидит” множество организаций. К комитету науки претензий нет, потому что кто-то от лица государства должен курировать научную деятельность. Но для чего созданы другие? Те же Центр коммерциализации науки, Фонд науки (в том виде, в каком он был ранее), АО “Парасат”, Центр технологического развития и т. д.? Они сидят в хороших офисах, получают хорошее финансирование, проводят различные конкурсы. Но возьмите тот же НАТР. Если посмотреть требования последнего их конкурса, он заточен на то, чтобы бюджетные деньги дать предприятиям на их развитие, а не на реализацию наших технологий. Они все работают так, как будто находятся на Западе, но результата, как на том же Западе, у нас нет. А почему? Потому что они не понимают сути, это - околонаучные структуры.
- Есть ли конкретные примеры в подтверждение ваших слов?
- В 2013 году был объявлен конкурс в рамках EXPO. Я подал заявку - свой ветрогенератор, изобретение, признанное не только нашими специалистами, но и международным поисковым органом по РСТ (международная патентная система. - Р.Б.). Мою заявку отправили трем экспертам - двум иностранным и одному нашему. Наш высоко оценил мое изобретение, потому что в Астане в июне и июле ветер эпизодический, а наша установка смогла бы работать как совсем без ветра, так и при ветре любого направления и любой скорости. А два иностранца дали заключение: не надо финансировать эту заявку, потому что... нет метода исследования. Ну так у меня же было не теоретическое исследование, а опытно-конструкторская работа. То есть западные эксперты решают за нас, что надо финансировать в Казахстане, а что нет! Слава богу, я смог получить финансирование через “Парасат”. Но деньги, например, в 2016 г. я получил только через восемь месяцев! Люди работали все это время бесплатно, потом мне пришлось отправить их в отпуска, потому что кончились материалы. Когда я возмутился тем, что деньги поздно пришли, мне сказали: а вы бы взяли с других программ, а потом бы вернули. Но в таком случае мне за нецелевое использование средств с других программ по шапке бы дали! Тем не менее мы успели подготовить экспериментальный образец на EXPO.
Был еще случай. Аким одного региона попросил нас произвести несколько сотен ветрогенераторов для чабанов. Мы нашли завод, который готов был выполнить этот заказ, - только нужна конструкторская документация. Одна бизнес-структура была готова транспортировать, производить монтаж и оказывать сервисные услуги - только дайте конструкторские чертежи заводу. Мы обратились за финансированием в НАТР, которое призвано финансировать такие проекты. Они нашу заявку решили отправить на рассмотрение... западным экспертам! То есть наши акимы не знают, что нужно нашим чабанам, и сами чабаны, видимо, не знают. А на Западе знают! Более того, НАТР заявил, что готов финансировать патентование за рубежом. Это очень хорошее дело. Они дают на эти цели 6 млн. тенге. Я обрадовался и подал заявку. Мне приходит ответ: дадим 6 млн., чтобы вы получили три патента в трех странах. Я нашел возможность получить патенты в пяти странах плюс региональный патент. И все за эту же сумму. Они мне пишут: так нельзя, поскольку мы даем деньги на три патента, а не на шесть. Но это же тупость! То есть деньги в стране выделяются. Но сидит там, извините за резкость, тупой чиновник и не знает, что делать с этими деньгами. Поэтому судьбу нашей науки решают те самые западные эксперты.
- Получается, что мы сами преподносим Западу наши изобретения на блюдечке с голубой каемочкой?
- Более того, эта система утверждена на правительственном уровне.
- Я не могу понять - при чем здесь западные эксперты? Или деньги ученым на их разработки выделяются из зарубежных источников?
- Нет. Из нашего бюджета! И самое смешное в том, что мы еще и платим этим экспертам за то, что отдаем им наши идеи. К примеру, в 2014 году проводился конкурс на получение грантов. Было подано более 6000 заявок. Каждую отправили трем зарубежным экспертам для принятия решения - выделять финансирование или нет. Мы потом спросили, сколько денег заплатили этим экспертам. От нас отмахнулись: недорого - всего по 200 долларов. Даже если это правда, получается, что в общей сложности за рассмотрение этих заявок Казахстан заплатил почти 4 млн. долларов! А эти эксперты - бывают такие случаи - если видят какое-то изобретение, которое поможет Казахстану в развитии экономики или повысит конкурентоспособность страны за рубежом, выносят вердикт: отказать в финансировании. И наши чиновники берут под козырек...
- В 2015 году в интервью вы сообщили о том, что ваш институт смог разработать уникальный электромагнитный перфоратор и планировали довести дело до серийного производства. Удалось это сделать?
- Нет. У проекта закончилось финансирование в 2014 г., поэтому дальнейшие работы по нему были прекращены. Автору Геннадию КОРАБЛЕВУ - 82 года, он 27 лет работал над этим изобретением! Сейчас просто устал бороться...
- Как вы в целом оцениваете уровень современной казахстанской науки?
- Я уже говорил, что в 1995 году у нас была миссия ООН по коммерциализации науки. Они работали здесь полторы недели. Собрали разработки от нескольких наших ученых, потом сделали их экспертизу в Нью-Йорке и были просто ошарашены: 23 технологии признали изобретениями мирового уровня! До этого они работали в Литве два года и там отобрали только три технологии мирового уровня. А тут - 23 за полторы недели! Это говорит о том, что у нас был очень высокий уровень науки. Но наши ученые не умеют “продаваться”. Вот вам пример: в 1995 году Институт химических наук им. Бектурова продал швейцарской фирме LONZA технологию производства витамина PP за 150 тысяч долларов. Миссия ООН заявила, что это была неудачная сделка, поскольку эта технология стоила как минимум 3 млн. долларов. Но чтобы продать эту технологию за такие деньги, нужно было сделать пилотную установку. С того времени прошло 22 года. LONZA почти сразу построила завод в Китае и теперь продает витамин PP по всему миру. А у нас даже пилотная установка до сих пор не появилась!
- Почему же такое возможно? Где, как говорится, собака зарыта?
- Одна из главных проблем нашей науки - принятая система финансирования. Есть три типа финансирования. Базовый - финансирование вспомогательного персонала и оплата коммунальных услуг. Это очень хорошо, что госинституты могут получать деньги на содержание персонала. Но базовое финансирование поступает всегда с задержкой на 3-5 месяцев. Второй недостаток - финансирование приходит не в том объеме, который требуется. К примеру, в прошлом году на оплату комуслуг в наш институт поступило 7,8 млн. тенге. Но мы за комуслуги заплатили 24 млн. тенге! Откуда такая разница? Финансирование нам выделяют как госучреждению, а комуслуги начисляют как бизнес-предприятию, поскольку мы субъект на праве хозяйственного ведения. Далее - есть грантовое финансирование. У нас наука не финансируется, у нас выделяются деньги, на которые объявляется конкурс. Кто выиграл, тот и получил деньги на три года. За этот срок деньги кончились, а работа далека от завершения. Ученый подает новую заявку и… не выигрывает в новом конкурсе. Все! Работа остановилась. Например, профессор Саин Галиевич КУСАИНОВ разработал оптический компьютер. Потом 10 лет не мог получить финансирование на продолжение разработки, а потом он умер. И все. Когда-нибудь этот компьютер Кусаинова выйдет на рынок. Где-то, но не у нас...
- Классический вопрос: что делать?
- Обеспечить науку постоянным финансированием. Никаких тендеров и конкурсов не должно быть в принципе! К примеру, в Норвегии есть ученый, который изучает возможности утилизации энергии, выделяемой при попадании пресной воды в соленую морскую воду. Он работает над этим более девяти лет! И дальше будет работать. Тому же Кораблеву понадобилось 27 лет для разработки электромагнитного перфоратора. А три года на исследование - это смешно. А будь у нас постоянное финансирование, мы не только могли бы разрабатывать новые технологии, установки, машины, но и улучшать их и выводить на зарубежные рынки, омолаживать науку, а главное - исключить возможность чиновничьего влияния на распределение финансов. Грантовое же финансирование надо сохранить только для решения срочных и сверх-срочных задач.
Руслан БАХТИГАРЕЕВ, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы