На почве безалаберности

Фарида КОЗЫБАЕВА, доктор биологических наук, профессор, главный научный сотрудник института почвоведения и агрохимии имени Успанова, убеждена - пока не поздно, нам нужно посмотреть себе под ноги... и заняться наконец восстановлением разрушенных земель.

- Фарида Есенкожановна, ваш институт находится в красивом экологически чистом месте.
- Раньше из окон моего кабинета можно было любоваться горами и садами, а сейчас виден только кусочек той красоты, а все остальное - это стены высоток.
- Горы же утыканы домами и дворцами. Одна моя знакомая живет под такой горой, и на ее три сотки стекает использованная соседями сверху вода и временами окружает часть горы снизу, как болото, а потом уходит куда-то под землю.
- Наши ближние горы все лежат на суглинках палево-желтого цвета. Суглинок очень влагоемкий, пористый, много воды впитывает, а потом в какой-то момент скользит под тяжестью.
Вы же знаете об этом наверняка: одно время наша телебашня накренилась. Потом укрепляли склон. Я против того, чтобы строили на горных прилавках. Строительство частных домов ведется без хорошего инженерного расчета, там должен быть прочный фундамент. Все должно архитектурно обосновываться. Иначе все может “поехать”… В Грузии строят в горах, там каменистая основа. На каменистых породах можно строить.
- Вы поднимали вопрос, что построенный лыжный трамплин выше проспекта Аль-Фараби на фоне загубленного ландшафта выглядит, мягко говоря, непрезентабельно.
- Это один из примеров бездумного подхода к окружающей среде. В черте города велись разработки суглинков для строительного кирпича методом террасирования, там срезали ступеньками. Я тогда выступила с публикацией, в которой писала: “В настоящее время мы видим половину горы с оголенным и срезанным до вершины юго-западным склоном. Характерные просадочные свойства и нарушение равновесия в экосистеме между почвенным и растительным покровом привели к эрозионным процессам с необратимыми последствиями. В террасах образовались глубокие промоины, провалы, которые могут спровоцировать обвалы и грязеселевые потоки, угрожая жизни горожан… На северном массиве этого склона находится лыжный трамплин, где проводятся тренировки наших будущих чемпионов”. Там были такие промоины, я пыталась увидеть дно, заглянула - темно, брала камень и бросала вниз - и не слышала удара от падения, так глубоко. Это постепенно вода промывает лёссовидную суглинистую породу. А если дойдет до подошвы горы?
- Все так безнадежно?
- Я тогда заявляла и сейчас повторю: для восстановления нарушенных ландшафтов, предот­вращения эрозионных процессов, сохранения красоты наших гор необходимо провести рекультивационные работы.
- То есть вы можете предложить, как озеленить лысые склоны?
- Все покрыть зеленью надо. Подобрать растения древесно-кустарниковых пород, у которых корни очень хорошо закрепляют суглинок, и эрозионных процессов будет меньше… Это не теория, наш Институт почвоведения имеет прак­тику восстановительных работ.
В Восточном Казахстане, в Зыряновске, мы проводили рекультивацию промышленных отвалов, хороший участок озеленили, на камнях буквально, прошло уже 39 лет, и сейчас там хорошие деревья растут. Там был лунный ландшафт, а теперь оазис. Но! Заезжает население на эти отвалы, как будто больше негде отдыхать им, и там пакостит. Березы срубили.
В 80-х годах прошлого столетия государство, тогда еще Советский Союз, активно занималось восстановлением нарушенных земель. Это был период расцвета почвенной науки и решения экологических проблем. Мы работали в Зыряновске, Лениногорске. В Шымкенте недалеко от железнодорожной станции был карьер по выработке суглинков для кирпичей. Нам министерство строительные материалы выделило, деньги, и мы занимались рекультивацией три года. Ездили в экспедиции, занимались работами по полгода, а то и по 10 месяцев. А сейчас - 10 дней. Что можно сделать за 10 дней?
На днях мне позвонил один мужчина, чтобы узнать, сколько будет стоить рекультивация нефтепровода. Там разорвался нефтепровод, и около 200 гектаров залило нефтью. Я ему говорю: “Расчеты вы сами прекрасно знаете”. - “Там заоблачная сумма, - отвечает, - но я вам завтра перезвоню”. Не позвонил.
- Вы можете озвучить за­облачные цифры?
- Мы на Кумколе занимались рекультивацией и потратили где-то три миллиона тенге на один выезд: аренда машин, закупка материалов, оплата работы людей, которые будут копать, и так далее. Поездок должно быть больше: чтобы посадить, наблюдать весь сезон, поливать.
Я была на юге Кызылординской области. Нас не пускают, где нефть добывают. Я обошла вокруг месторождения и нашла колею, которая, начиная от того места, где разрабатывают, и почти до асфальтированной дороги, вся залита нефтью. На глубину 15 сантиметров протекает нефть, представляете? Я решила: мы заложим опыт по деградации нефти прямо в поле. Мы вспахали примерно пятнадцать квадратных метров, сделали разные варианты опытов. Три года ничего не растет! Заливая землю нефтью, мы сокращаем пастбищные угодья. Там трава в ближайшие десятилетия может не появиться.
Это в первую очередь удар по сельскому хозяйству, республика наша всегда была и будет аграрной.
Почву надо понимать так, как врач понимает человека. Верхний благородный слой земли - это как раз почва.
Мы говорим об этом, выступаем, но нас не слышат.
Вообще, почвенная наука у нас в стране загнанная. У нас вузы не готовят почвоведов, тогда как в России в МГУ есть не только кафедра, а факультет почвенный, у них во всех регионах есть в вузах кафедры и факультеты, которые готовят почвоведов, и их специалисты занимаются почвенной пробле­мой.
- Возможно, в скором времени мы будем приглашать почвоведов из России?
- Вполне возможно.
Почва - это уникальный объект, и нельзя, чтобы она доходила до истощения.
Почва миллионами лет создается.
Природа за плохое к ней отношение мстит. Целину не надо было всю распахивать. В то время брали зерно не за счет оптимизации земледелия, а за счет увеличения площадей. Захватывали такие земли, которые нельзя было вообще трогать! Когда их тронули, начались страшные пыльные бури - это 60-е и 70-е годы прошлого столетия в Целинограде Целиноградской области.
В 80-х годах позапрошлого столетия в России был голод, эрозионные процессы были из-за распаханных земель, которые привели к пыльным бурям. Америка тоже пережила страшный голод из-за того, что там были эрозионные процессы и пыльные бури.
А у нас сейчас те земли, которые орошались, не орошаются, зарос­ли бурьяном.
- Конец света начинается с нашего отношения к почве?
- Может, это несколько трагичная формулировка, но на самом деле почва - это фундамент, на котором мы живем. Не зря этот год в мире объявлен международным Годом почвы.
- Что вы предлагаете?
- Первое: в наших вузах надо открыть почвенные отделения. Каж­дому району нужен почвовед. Не агроном, а почвовед. Агроном знает: вспахал, посадил, и все. Почвовед знает, что вспахать, как вспахивать, можно ли пахать, можно ли сажать на данной почве такое-то растение.
Второе: у нас нет законов и законодательных актов по недрам и недропользованию, где были бы отражены требования по рекультивации. Республике нужны законы по охране почв и рекультивации нарушенных и загрязненных земель.
Люди, проживающие в Эфиопии, приветствуют друг друга при встрече на языке бороро словами: “Я желаю, чтобы ваша почва была плодородной”. Я нам желаю того же.

Хельча ИСМАИЛОВА, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы