Евгений ЖОВТИС, правозащитник: В предложенном виде новые кодексы принимать нельзя

Что смущает правозащитников в проектах новых кодексов - Уголовного, Уголовно-процессуального и Уголовно-исполнительного (УК, УПК и УИК)? Нужно ли передавать тюрьмы в руки частных фирм? На эти и многие другие вопросы в ходе “прямой линии” с нашими читателями ответил председатель Совета Казахстанского международного бюро по правам человека и соблюдению законности Евгений ЖОВТИС (на верхнем снимке).

Азамат БОЛТЫБАЕВ, Алматы:
В чем, на ваш взгляд, слабые и сильные стороны проектов новых УК, УПК и УИК, которые поступили в парламент?

- В конце 90-х годов я принимал участие в обсуждении проектов первых в стране кодексов, которые вступили в силу с 1998 года. Потому я, думаю, вправе сравнивать эти документы. Прежде всего очень сильно бросается в глаза значительно более низкое качество новых кодексов - и с точки зрения юридической техники, идей, которые туда вкладываются, и с точки зрения концепций. Очень много претензий к предложенным проектам высказывают правозащитники, эксперты, адвокаты, международное сообщество. Поэтому, на мой взгляд, проекты новых кодексов в том виде, в котором они внесены в парламент, нельзя принимать - их нужно отправлять на доработку.
Например, возникает много вопросов, связанных с концепцией УИК. Дело в том, что в современной мировой практике пенитенциарные системы придерживаются принципа сохранения, когда нужно сохранить здоровье и человеческое достоинство осужденного. А срок, который ему отмерен приговором суда, использовать на социальную адаптацию человека в соответствии с законом и нормами поведения.
Концепция уголовного законодательства, которую реализовывали в советское время, - кара, воспитание и исправление, в том числе трудом. Вот этот подход с несколько уменьшенной ролью труда в новом УИК и сохраняется. И остаются оценки процесса исправления по формальным показателям. Т.е. заключенных оценивают по хорошему и плохому поведению, поощрениям и взысканиям, участию в массовых мероприятиях, самодеятельности и т.д., от чего в мире давно отказались.
По целому ряду моментов этого законопроекта, если они будут приняты в нынешнем виде, положение осужденных может вообще ухудшиться. Например, сейчас осужденному предоставляют 2-4 часа на краткосрочные свидания с близкими. Предлагается максимум 2 часа. Длительное свидание сокращается с трех до двух суток. Тех осужденных, которые содержатся в колонии-поселении, лишают права увольнительных на двое суток на выходные и праздники, им хотят разрешить увольнения только с утра до 18.00. Какова цель этих нововведений - непонятно.
По новому проекту заключенных лишают передач. Разработчики мотивируют это тем, что через посылки заключенным передают запрещенные предметы. На что у меня возникает вопрос: а вы с коррупцией бороться не пробовали, чтобы эти запрещенные предметы не пропускались? И еще пример, наиболее забавный. Это вопрос перевода. На Западе в английском языке есть понятие high, или low security prison, т.е. учреждение с максимальной или минимальной степенью изоляции. В данном случае security означает степень изоляции или охрану. Но авторы проекта УИК перевели этот термин непосредственно как “безопасность”. И в тексте кодекса появились невиданные ранее “учреждения безопасности”!
Что касается проекта УК, то в нем сохранились статьи, предусматривающие смертную казнь, против чего мы долго выступали. Сохранен и даже усилен ряд других репрессивных статей. Например, появляется уголовная ответственность за провоцирование трудовых конфликтов. Мне очень сложно представить, как это будет применяться на практике с учетом того, что отношения работодателя и работника почти всегда сопровождаются конфликтами и в них всегда участвуют профсоюзы. Где кончается защита интересов рабочих и начинается провоцирование конфликта? С такой нормой в международном праве я не знаком.
Конечно, менять ныне действующие кодексы надо, они у нас разбухли до невероятных размеров из-за огромного количества поправок, которые в них вносились. Но с четким концептуальным пониманием, достаточным уровнем профессионализма и максимальной степенью учета экспертного мнения. Причем до того, как такие законопроекты поступают в парламент.
Теперь о положительном. В новый УИК вводится механизм общественного контроля за местами содержания под стражей с правом внезапного доступа и конфиденциальных встреч с осужденным, правом проверки и т. д. Еще одно радует: в УИК прописано, что государство постепенно переходит от отрядного содержания заключенных к покамерному.

Ермек ЗАРИПОВ, Астана:
В Казахстане предлагается установить уголовную ответственность за продажу публичных должностей. Как вы к этому относитесь?

- Не секрет, что во многих мес­тах должности что-то стоят. И за них рассчитываются либо услугами, либо напрямую взятками. Хотя по большому счету продажа долж­ности - это взятка. Мне было бы интересно посмотреть статистику: сколько уголовных дел было возбуждено по взяткам, связанным с продажей должностей. И если таких прецедентов не было, норму стоит добавить. Но где гарантия, что ее будут соблюдать? Тем более коррупция, с моей точки зрения, это не единичные случаи и отдельные сферы, а широкомасштабное явление, которым поражен весь государственный аппарат.
При всей поддержке этой идеи недостаточно лишь перечислить в УК все возможные виды и формы коррупции, включая продажу долж­ностей. Нужно идти значительно дальше.

Ольга АСАНОВА, Алматы:
Все чаще возникают разговоры о передаче пенитенциарных учреждений в частные руки. Но смогут ли бизнесмены с этим справиться?

- Какие функции могут выполнять частники? Построить и обустроить здания исправительных учреждений? Да. Обеспечить охрану? Да, при условии лицензирования. А вот что касается реабилитации и адаптации человека, я пока не убежден, что частные фирмы смогут это делать. Для этого нужен опыт. И хотя в нашей действующей пенитенциарной системе большие проблемы, в ней сохранилась большая часть опытных людей, которые по этой линии делали карьеру. Зарубежный опыт имеет историю, он развивался, и это был эволюционный процесс. А у нас опыта нет. Поэтому я осторожно отношусь к таким новациям. Для начала стоит, наверное, запустить пилотный проект.

Вопрос газеты “Время”:
Зампред Агентства финансовой полиции Андрей ЛУКИН заявил, что Казахстан активно выполняет рекомендации международных экспертов по декриминализации некоторых видов преступлений. Это на самом деле так?

- Вспомните Закон “О борьбе с коррупцией” да и множество других принятых программ и поправок в разное законодательство, а также ужесточение наказания в УК за коррупционные правонарушения. Можем ли мы сказать, что это привело к кардинальным сдвигам? Нет. По индексу восприятия коррупции Transparency мы даже опустились в рейтинге. И это проблема не только в реформировании законодательства или повышении степени конт­роля или надзора. Когда создавалось Агентство по борьбе с коррупцией, я, помнится, иронизировал: а кто будет бороться с коррупцией внутри этого агентства? Создание институтов или реформирование законодательства - не панацея, хотя это тоже нужно. Нужны более масштабные преобразования. В том числе повышение уровня прозрачности, увеличение числа независимых СМИ и журналистских расследований, усиление гражданского общества, уход в отставку чиновника только при одном намеке на коррупцию и т.д. А пока мы лишь видим возле зданий различных госструктур, в том числе правоохранительных, личные автомобили стоимостью 100 тыс. долларов, на которых ездят наши главные борцы с чем-либо. Или их дома, которые стоят тысячу их зарплат. И разговоры о том, что неожиданно очень успешным бизнесменом оказался сын или жена этого борца, несерьезны. Да и многим гражданам порой проще дать взятку, чем соблюдать закон, в частности автовладельцам.

Анна, Петропавловск:
Мой сын незаконно осужден. Я уже прошла все инстанции Фемиды, включая Верховный суд. Скажите, в какой международный суд я могу обратиться?

- Сразу поясню: международного суда по правам человека не существует. Международных судов вообще только два: Международный уголовный суд, который рассматривает особо тяжкие преступления против человечества и военные, и Международный суд, где судятся государства. В мире есть только один суд по правам человека - Европейский, находится он в Страсбурге. Но для того чтобы граждане страны могли туда обращаться, она должна ратифицировать Европейскую конвенцию основных прав и свобод и протокол к ней о том, что это государство признает юрисдикцию этого суда. И еще желательно быть членом Совета Европы, но необязательно. Казахстан не ратифицировал эту конвенцию, и пока особых пополз­новений в эту сторону нет. Посему наши граждане туда обращаться не могут.
Самым последним из бывших республик СССР Казахстан в 2005 году ратифицировал Международный пакт о гражданских и политических правах, а в 2009-м и протокол к нему. Он устанавливает, что наши граж­дане имеют право обращаться с индивидуальной жалобой на свое государство в Комитет ООН по правам человека. И то лишь по тем проблемам, которые охватывает пакт. Институт этот уважаемый и серьезный, но есть несколько моментов, которые делают его менее эффективным. Во-первых, его решения носят рекомендательный, а не обязательный характер. Во-вторых, там очень длительная процедура рассмотрения обращений. Я сам обратился туда в 2010 году, и решение по моему делу еще не принято. Кроме того, комитет этот не является постоянно действующим - группа его экспертов собирается всего лишь несколько раз в год. Насколько я знаю, из Казах­стана там сейчас находятся десятки жалоб, но пока рассмотрена только одна - по узбекским беженцам.
Есть еще Комитет ООН против пыток, куда наши граждане также могут обращаться.

На “прямой линии” дежурил Виктор БУРДИН, фото Романа ЕГОРОВА и Владимира ТРЕТЬЯКОВА, Алматы