Нефтяной поплавок для тенге

Выживет ли наша экономика с подъёмом нефтяных цен?

Страны ОПЕК неформально пока договорились о неувеличении хотя бы добычных квот. И одного этого хватило для резкого - как отреагировали мировые СМИ - подъема нефтяных цен. Резкость, правда, вписалась лишь в 5 процентов, а казахстанский тенге так и вообще не шелохнулся, но для нас и это повод для надежд и размышлений.

Надежды связаны с тем, что если кризис нам устроило не родное правительство, а падение мировых цен, то обратный подъем должен бы нас из кризиса вернуть в “тучные годы”.
На такие размышления наталкивает недавнее заявление председателя Национального банка РК Данияра АКИШЕВА, что наш стабильный тенге, конечно же, обязательно отреагирует на резкое изменение нефтяной конъюнктуры. В надежде - положительно отреагирует, то есть если нефть вдруг подорожает, тенге от своих 340 к доллару двинется не в сторону пятисот, а куда-нибудь к двумстам.
Напрашивается, правда, ехидный вопрос: а сильно ли подешевели у нас ГСМ, когда стоимость нефти со ста долларов за баррель рухнула до тридцати? Но в повышении стоимости тенге, если нефть действительно подорожает, мы можем быть уверены точно. Потому что “плавающая” курсовая политика Нацбанка нам это гарантирует. А укрепление тенге - спроси любого нормального человека - дело однозначно положительное и для народа радостное. Хотя бы в силу того неоспоримого факта, что улет казахстанской валюты со 180 под 360 к доллару население точно сделал беднее, а экономике и правительству лишь добавил проблем. Недаром же ни один министр не отрапортовал, как девальвация оздоровила его отрасль, зато все дружно борются с углубляющимся кризисом.
Обопремся, однако, чисто на теорию.
При изменении стоимости валюты, обслуживающей внутреннюю экономику, по отношению к той, в которой осуществляются внешние купли-продажи, происходит сдвиг всего множества соотношений между экономикой внутренней и внешней. Так, удешевление национальной валюты снижает себестоимость всего производимого внутри страны, но только относительно возможности продаж на внешних рынках. С другой стороны, дорожает завозимое извне, а это повышает себестоимость всего, в чем задействован импорт, соответственно поднимая цены на внутреннем рынке и притормаживая демпинговые возможности экспортеров.
В целом же, по теории считается, что девальвация оздоровляет экономику, повышает производительный потенциал и стимулирует сокращение импортозависимости. Но... за счет покупателей, читай - населения. Что, дескать, в конечном счете приносит благо и народу, поскольку люди получают зарплату на тех же простимулированных удешевлением нацвалюты предприятиях.
При укреплении же тенге - наоборот: покупатель сразу выигрывает, производитель потенциально проигрывает, в итоге хуже становится всей стране и ее гражданам. Это как забежавший вперед от избытка природных сил атлет зачем-то привяжет к ногам каменюку или приляжет в тенек отдохнуть, пока соперники не догонят. А наша экономика вряд ли сейчас на такой высоте, чтобы мечтать об отдыхе через ревальвацию.
Впрочем, такая теория все равно не имеет к нам отношения по трем причинам.
Во-первых, у наших экспортеров игры на снижение мировых цен и расширение сырьевых поставок объективно нет. Наоборот, за время девальвации добыча нефти, экспорт черных и цветных металлов в целом снижались.
Во-вторых, чересчур сильна зависимость от импорта, поэтому пикирование тенге вслед за рублем (под разговоры о противодействии дешевым российским товарам) не приподняло, а придавило национальное производство.
В-третьих, и это главное, курсовая политика нашего Нацбанка осуществляется сама по себе, не имея продолжения и отражения в промышленной, инвестиционной и налоговой политике правительства. В результате потрясающее ослабление тенге ударило по населению, обогатило спекулянтов, подвело производителей, но не использовало главный шанс - структурного улучшения экономики. Наоборот, все пошло в худшую сторону.
А именно: если мы возьмем статистику за первый квартал 2016 года (более свежей пока нет), то экспорт в структуре ВВП по конечному использованию составил 39,6%, тогда как в том же квартале 2014-го - начале первой девальвации - был 51,6%. Импорт, соответственно, вырос до 32,7% против 24,2% в 2014 году.
То есть девальвация как сильнодействующий инструмент улучшения внешнего торгового баланса его явственно ухудшила. Немудрено: заточенный топор в руках мастера способен сотворить новый дом, неумеха же хорошо если только дров нарубит.

Пётр СВОИК, Алматы