ГАТОБ принять их не готов!

     Известный музыкальный дуэт братьев Джалиля и Рафаэля ГИЗАТУЛИНЫХ мечтает открыть в Алматы школу оперного искусства. Недавно они вернулись на родину после многолетних гастролей по миру. Мы встретились с братьями и поговорили о музыке и нынешнем поколении певцов, о том, как живут артисты за рубежом и что нужно сделать, чтобы возродить оперное искусство в нашей стране.

Рафаэль - лирический тенор, выпускник Московской консерватории, Джалиль - обладатель редкого баса, вы­-
пускник Казанской государственной консерватории, много лет был ведущим солистом Государственного академического театра оперы и балета им. Абая.
В их послужном списке работа на оперных площадках США, Германии, Италии, Испании, Румынии, Китая, Турции, Малайзии, России и Африки. Братья поют на 18 языках. В репертуаре оперные арии, русские и цыганские романсы, неа­политанские и ретропесни.
- Всегда приятно возвращаться домой и выступать перед родной публикой, - говорит Рафаэль. - Правда, петь в Алматы непросто, и голос звучит не так, как, например, в Майами.
- Но мы все равно любим возвращаться в родные пенаты, - подхватывает разговор Джалиль. - Здесь люди другие, продукты вкусные и теплые воспоминания о днях былых. Когда-то я исполнял в ГАТОБ партии короля Рене в опере “Иоланта”, Мефистофеля (“Фауст”), тореадора (“Кармен”), дона Базилио (“Севильский цирюльник”), князя Орловского (“Летучая мышь”) и многие другие.
Музыкальный талант братья унаследовали от отца Мухамеджана ГИЗАТУЛИНА, который не имел музыкального образования, но обладал редким грудным баритоном. В доме всегда был культ музыки. Дети играли на фортепияно, баяне и гитаре.
- Папа очень любил музыку и пел до последнего. У нас есть запись, где он поет в 82 года, и голос его звучит чисто и звонко, - вспоминает Рафаэль. - Кстати, в Америке я встречал немало артистов, которые поют в 75-80 лет. Если голос звучит, то ты можешь выступать. А у нас после 40 лет уже списывают со счетов. Хотя в этом возрасте певец только созревает творчески. Молодым он не может петь, например, Отелло, потому что можно голос потерять. Я знаю много певцов, которые лишились голоса, потому что пели не свои партии в раннем возрасте.
- Мне брат до сих пор не дает исполнять партию Бориса Годунова, - восклицает Джалиль. - Говорит, что еще не готов, а я и не перечу. Он хороший учитель. Помню, мне было 11 лет, он ставил меня на стул, и я пел “Вот мчится тройка удалая”. Потом он привел меня на прослушивание к одному известному певцу, а тот сказал, что петь я не буду. Мол, у меня кадык большой. У Муслима МАГОМАЕВА был кадык, а как он пел! У народного артиста СССР Анатолия СОЛОВЬЯНЕНКО тоже кадык был. Да таких примеров много. В общем, я запел, и еще как!
Сегодня братьев Гизатулиных приглашают выступать в лучших залах мира. Хотя они бы хотели петь на родине, но, увы…
- Пришел я в ГАТОБ, а мне говорят, что взять на работу не могут - ставки нет, - разводит руками Джалиль. - Я спрашиваю: у вас басов много, раз нет ставки? Мне ответили, что нет, но и взять все равно не могут. Обидно. Меня приглашают петь в Италию и Америку, а дома я не нужен. Слышал, что до этого артисты театра забастовку устроили, потому что зарплаты небольшие. Это печально.
- По-вашему, в чем выход из сложившейся ситуации? Как вернуть прежний престиж оперного искусства?
- У нас нет конкуренции. К примеру, в Америке или Европе артисты не кичатся своими званиями и регалиями. Чтобы получить роль, нужно пройти кастинг. Сотни мастеров с громкими именами приезжают и доказывают, что они могут петь ту или иную партию. Там ты можешь спеть пару концертов в одном спектакле, тебе говорят “до свидания” и берут нового певца. Это интересно зрителю и дает шанс другим выступить. У нас же получил партию - и поешь ее до пенсии. Чтобы у нас вновь поднять престиж оперного искусства, нужно пригласить хорошего дирижера, режиссера, скрипачей и пианистов, а также педагогов, которые будут направлять певцов.
- К сожалению, у нас нет школы оперного искусства, - продолжает Рафаэль. - С 1941 по 1950 год в ГАТОБ работал великий тенор Александр КУРГАНОВ, который, кроме того что великолепно пел, был еще и замечательным педагогом. Он многих наших солистов театра научил. Но, к сожалению, они не смогли передать эту эстафету дальше. Не все могут учить. К примеру, у Лучано ПАВАРОТТИ, Энрико КАРУЗО не было учеников. Мы хотим восполнить эту нишу и открыть в Алматы школу оперного искусства. У нас много талантливых молодых артистов, и их нужно направлять. Я учился у многих выдающихся певцов - Зураба СОТКИЛАВЫ, Ивана КОЗЛОВСКОГО, Александра БАТУРИНА, Ирины МАСЛЕННИКОВОЙ, Юрия МАЗУРКА - и обладаю большим багажом знаний, который хочу и могу передать.
- Вы выступали по всему миру. Есть залы, в которых вам особенно понравилось петь?
- По акустике запомнились оперный театр в Кельне, Казанский театр, Большой зал консерватории. Понравился Колонный зал Дома Союзов, но, к сожалению, в нем испортилась акустика. В 70-х годах упала люстра и пробила пол. Под ним были огромные амфоры, которые и создавали уникальную акустику этого зала. В учебнике физики сказано, что реверберация, затухание звука до неслышимого предела, была равна в Колонном зале 4 секундам, а это уровень лучших оперных театров мира. В первом и последнем рядах слышимость была одинаковая, как в амфитеатрах Греции и Рима. Потом случилась эта трагедия. Дыру в полу заделали, но не соблюли никаких технологий, и уникальность зала пропала. Он стал микрофонный.
- В Алматы тоже есть отличные залы. Например, нам нравится петь на втором этаже Центрального государственного музея, - заявляет Джалиль. - Мы там раньше часто концерты давали. Акустика потрясающая!
- Какие партии вам особенно дороги?
- Мефистофеля в драме “Фауст”. Это непростая партия. После ее исполнения я худел на три кило­грамма.
- У меня драматическая партия Ленского в постановке “Евгений Онегин”, - говорит Рафаэль. - Это очень интересный образ, который не всем дано воплотить на сцене.
В планах братьев выступить на сцене ГАТОБ, а также дать серию концертов для алматинской публики.

Надежда ПЛЯСКИНА, фото из архива братьев ГИЗАТУЛИНЫХ, Алматы