Альмира Турсын: Не будите во мне Томирис!

Съемки фильма “Томирис” режиссера Акана САТАЕВА окончены, премьера запланирована на весну, и исполнительница главной роли наконец согласилась пообщаться с журналистами

Альмира не является профессиональной актрисой - у нее в активе образование в области менеджмента и бизнеса, увлечение психологией и долгий поиск собственного призвания, который в итоге сделал ее коучем, тренером, помогающим определиться с профессией и местом в жизни. Так что кино для нее стало еще и областью профессионального
изучения: что за люди там работают, почему и для кого подходит такое дело? А еще Альмира намекает, что ей понравилась атмосфера, в которой рождается общее дело огромного количества людей, и она с удовольствием попробует себя как организатор этого сложного процесса. Хотя с такой внешностью грех оставаться за кадром…
- Поиск типажа для царицы Томирис был таким сложным и долгим, что теперь вы в центре внимания. Наверное, посыпались новые предложения от режиссеров?
- Не то чтобы посыпались... Они есть, но я пока не готова рассматривать их и всерьез думать на эту тему. Надо дождаться выхода фильма, увидеть на экране свою работу, оценить и услышать отзывы профессионалов. Так что я пока не принимаю поспешные решения.

- Неужели вы никогда не мечтали быть актрисой?
- Не больше, чем любая девочка, которая представляет себя перед камерой или на сцене. Но я признаю, что это очень интересный опыт, попытка узнать себя с новой стороны. Кстати, мне начиная с подросткового возраста предлагали попробовать себя в кино, прийти на тот или иной кастинг. Но я лишь однажды ходила на кастинг для “Кочевников”, и то у меня очень размытые воспоминания про это. Но вот предложение попробовать себя в роли Томирис оказалось весьма заманчивым. Я рискнула, и все получилось.
- У вас необычный цвет волос, очень яркая внешность. Вы казашка?
- Я метиска. У меня есть татарская и еврейская кровь. Уже пора привыкнуть к тому, что в Казах­стане очень много людей со смешанной кровью. Сама же я считаю себя казашкой, поскольку воспитывалась в традиционной казахской семье и среде. Обе бабушки - а именно женщины закладывают в нас основы с самого детства - как раз несли казахскую ментальность, что и позволяет мне относить себя к этой национальности. Например, мамина мама разговаривала со мной только на казахском языке. А вот муж, поскольку существуют стереотипы, связанные с тем или иным национальным типажом, иногда в шутку называет меня татарочкой или евреечкой. Все потому, что порой я в силу своей мягкости и гибкости добиваюсь желаемого дипломатическими способами и терпением.
- Вы спрашивали у мужа разрешения на съемки в кино?
- Точнее будет сказать, что мы с самого начала обсуждали, как это может быть и насколько интересно участие в таком проекте. Правда, сначала я думала, что это очень долгий процесс, который оторвет меня от семьи. Но на деле режим работы оказался очень комфорт­ным. Активные периоды чередовались с отдыхом, и на выходные я всегда могла уехать домой, в Астану. К тому же в Алматы я всегда приезжала с сыном, так что ребенок был со мной, и ощущения оторванности от семьи не было. У меня муж очень деловой, он занят своими делами и понимает меня.
- Почему во время съемок вы отказывались общаться с журналистами?
- На тот момент я не видела в этом смысла. Я, в принципе, закрытый человек. Даже по моей работе не общаюсь с большим количеством людей. Я очень люб­лю размеренную жизнь, возможность распоряжаться своим временем.

- Трудно поверить, что период подготовки к фильму тоже был комфортным: вы жили в тренировочном лагере и вместе с коман­дой каскадеров и амазонок выдерживали жесткий режим.
- Да, тяжело, но не могу сказать, что я страдала! В первой половине дня мы работали с лошадьми, причем начинали с уборки навоза, чистили животных, учились седлать. Живя в городе, я не думала о том, чтобы попробовать себя в качестве наездницы, но, вероятно, есть некая генетическая память. Когда прошел первый страх, появилась свобода, я стала испытывать невероятный восторг от скачки по степи на максимальной скорости. А после обеда мы занимались фехтованием, боевыми искусствами и общей физической подготовкой. Она мне впоследствии очень пригодилась, потому что порой в кадре на мне было до двадцати кило­граммов одежды и оружия, и со всем этим необходимо было не просто двигаться, а вскакивать на коня так, словно это несложно. Я думаю, такая одежда и вооружение тоже отражались на характере людей, носивших их.
- Сына брали с собой на съемочную площадку?
- Я как-то пригласила маму с пятилетним сынишкой и брата на студию “Казахфильм”. Они посмотрели часа два и уехали, потому что съемки кино довольно своеобразный процесс: час выстраивается кадр, затем пять-десять минут собственно съемка - и снова период ожидания. Второй раз мы вместе с сыном поехали на натурные съемки “в гости”. В это время снимали Томирис в другом возрасте. Вот это было интересно, потому что я все показывала и рассказывала сыну.
- Я слышала, что вы очень ответственно отнеслись к своей работе и прочитали практически все, что смогли найти о Томирис и том времени.
- Мне самой было интересно, но здесь есть и влияние обстоятельств. Во время подготовки в тренировочном лагере не было времени что-то читать или думать об образе удивительной царицы. Но буквально в последние дни, освоив огромное количество сложных движений, приемов, трюков, я поскользнулась, что называется, на ровном месте, упала и сломала ногу. Так что в течение месяца была на домашнем режиме. Вот за это время я и прочитала все, что только могла. Иногда мне кажется, что все произошедшее не случайно. Хотя в тот момент, конечно, у меня и у съемочной группы возникал вопрос, смогу ли я продолжать работу. Ногу сломала я в конце ноября, и до начала работы оставалось чуть больше двух месяцев - ровно столько, сколько требуется, чтобы снять гипс и восстановить подвижность ноги. Я бы поняла авторов фильма, если бы они нашли мне замену, ведь риск был очень велик. Но мы поговорили и решили, что я со всем справлюсь. У меня возникал вопрос: “А может, это своеобразный знак, что я занимаюсь не своим делом, иду не по тому пути?” Я помолилась и подумала: а как бы сделала Томирис? И тут же поняла, что она ни за что не сдалась бы.
- Что оказалось самым сложным в процессе съемок?
- Во время съемок мы разговаривали на древнетюркском языке, то есть очень сложно было выучить тексты, ведь этот язык очень отличается от казахского и звучит как незнакомый. Например, Томирис произносится как Тахмарыз. Некоторые слова звучали непривычно и смешно, и в кадре очень хотелось рассмеяться. Зато к середине съемок мы уже в шутку между собой использовали многие слова и понимали язык.
- Не просыпается ли в мирное время в вас Томирис?
- На самом деле, в каждом из нас есть все. И во время съемок я просто проявила те черты, которые есть у меня, но не пригодились в обычной жизни. Да, в жизни я спокойная и мягкая, так сложилось, что не приходится активировать в себя сильную женщину. Но у меня есть и твердость, и уверенность в себе, и даже воинственность. Разве что теперь иногда в шутку могу сказать: “Не будите во мне Томирис!”
- Опытные актеры не устраивали вам проверочки?
- Я очень переживала, что моя неопытность будет мешать профессионалам, но на удивление встретила очень большое понимание и готовность помогать. Ни разу я не почувствовала пренебрежения по отношению к тому, что делала, и это очень поддерживало.
- У вас есть свой способ загадывать желания или вы такая везучая?
- Я из той категории людей, которые не считают мечты чем-то эфемерным. Если думать “это не для меня”, то ничего удивительного и не произойдет. Я мечтаю о многом и записываю все это в специальную тетрадочку, а потом вижу, что зачастую так и происходит, причем без больших усилий с моей стороны. Не могу сказать, что добиваюсь своего потом и кровью. Я искренне верю, что сбываются именно те мечты, которые нужны для меня.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, фото предоставлено Альмирой ТУРСУН, Алматы