Виктор Зайберт, археолог: В марте у меня начинается гон - пора в экспедицию

Конечно, я кое-что знаю о своем герое. Но вот с первым вопросом (задам его не столько для материала, сколько для понимания ситуации), не угадываю совсем:

- Вы в Алматы на лечение приехали?

- На работу! - ответит.

И, кажется, слегка удивится тому, что я могла предположить, будто лечение отменит работу.

- Последний этап химиотерапии остался. Я утром на процедуры хожу, потом отлеживаюсь - и за дело.

Вдогонку выдаст краткую справку о себе:

- Я живу в Петропавловске. Директор Научно-исследовательского института археологии и степных цивилизаций КазНУ им. Аль-Фараби. Моя задача - развитие современной археологии, изучение ботайской культуры и степной цивилизации. Сейчас мы готовим новую работу, посвященную этой теме. Это лишь штрих к моему портрету. Работой я живу: без нее не ощущаю себя собой и вижу бессмысленность своего существования. Вся моя энергия отсюда.

Виктор Федорович ЗАЙБЕРТ - археолог, доктор исторических наук, профессор, автор ряда монографий, статей и научных открытий, связанных с древней историей Северного Казахстана. Больше 40 лет назад он с коллегами открыл древнее поселение Ботай и нашел самые древние в мире останки домашней лошади. Опираясь на это открытие, Зайберт доказал, что животное одомашнили именно на территории современного Казахстана. И хотя у этого утверждения есть противники (регулярно появляются новости, что лошадь на самом деле приручили совсем в другом месте), Виктор Федорович относится к подобным утверждениям спокойно: “Я приветствую любые научные ­дискуссии”.

Это очень кратко о заслугах и званиях ученого. Он сам произнесет в разговоре: “Якать не люблю”. Поэтому позволю себе все регалии не перечислять. Тем более мы сразу условились: говорить будем не о работе - о нем. Хотя, как вы уже поняли, Зайберт и археология - понятия неразрывные.

                                                                           ***

Предлагаю начать издалека.

- С какого момента вы себя помните?

- Вам, правда, интересно? Мы жили в селе Николаевка возле Ишима в простой землянке. Мне было годика полтора или два. Мама заносила зимой белье с улицы (оно с мороза остекленевшее), складывала его, а мы с сестренкой-двойняшкой на него забирались. Мама обнимала нас, мы что-то кричали радостно. Хорошо это помню.

Как семью везли из Поволжья на спецпоселение в Казахстан, помнить не может - родился поз­же, в 1947-м. И родители никогда при детях об этом не говорили. Хотя в тех краях немцев было много. Позже узнал, что маму, бабушку и двух сестер, которые родились до войны (отец Виктора Федоровича в то время был на фронте) выгрузили из вагонов на подводы, а потом их разобрали по домам. Зайберты попали в семью Темировых.

- Родители нас щадили: общественное важнее личного, социализм - наше все, мы за дружбу народов. Типичное восприятие человека того времени. И мы были такими, - говорит Зайберт. - Отец, музыкант по образованию и призванию, будто настраивался на общую волну. И мы вместе с ним. Создал оркестр при сельском клубе, потом семейный ансамбль. Нас, детей, было шестеро, и каждый играл на каком-то инструменте. Я - на кларнете. Только мама в нашем ансамбле не участвовала. Она за нами следила: строгая, правильная, честная - немецкий тирановидный орган.

- Для вас важно, что вы немец?

- В этом вопросе я разобрался только ближе к зрелому возрасту. В детстве понимал, что немец. В нашем селе жили мальчишки разных национальностей, но после войны только нас, немцев, дразнили фашистами. Я дрался, но не озлоблялся. Старался не обращать внимания на национальность - мы вместе были. И потом вопрос о том, что я немец, возникал импульсами. Когда Германия вела активную пропаганду, призывала наших переселяться (никогда не хотел уехать из Казахстана, мне безумно нравится место, где я родился и живу). Когда пытались создать немецкую автономию. Когда кто-то говорил, что работаю по-немецки - тщательно и с полной отдачей. А как я себя ощущал? Однажды читал лекцию в каирском университете и заметил, что у студентов не соотносятся моя внешность и Казахстан. Объяснил, что страна наша многонациональная, а я - Виктор Зайберт, немецкий сын казахского народа. Наверное, так и ощущал...

                                                                            ***

- Вы сейчас выезжаете в экс­педиции?

- Выезжаю, но, когда была последняя, лежал в больнице. Все равно руководил процессом на расстоянии, через ZOOM. Ребята мои - молодцы, все сделали, хотя не совсем так, как я хотел. Потом сам себе говорил: “Много ты хочешь, Виктор. Пора научиться сочетать возможности и желания”.

Диагноз ни я, ни Виктор Федорович вслух не произносим - он знает, что я знаю. Онкология. К счастью, вовремя обнаруженная. Была уже операция, сейчас курс химии - не первый по счету. С болезнью приходится считаться, но перекраивать из-за нее планы на жизнь - это не про Зайберта. Частенько ему говорят: “Сколько ты можешь мотаться!? Успокойся!”

- Пока двигаюсь, пока у меня есть энергия, буду мотаться! - не унимается. - Работа меня заряжает. Там, в степи, происходит обмен энергиями - моей и природы. Только март - у меня уже гон: в экс­педицию пора. Рюкзак походный достаю, нож любимый. В этом году, надеюсь, получится.

- Что в экспедициях самое любимое?

- Любил и люблю все! Сам процесс, начало раскопок, организацию.

Любые бытовые трудности - ерунда. Виктор Федорович умеет все. Поставить жилище, сделать недалеко от места раскопок баню и сауну, за четыре часа собрать кухню на 70 человек. Вечером приехали - к полуночи уже готов ужин.

- И вот оно, возбуждение, передача энергии - какие звезды, какой костер! Посидим, помолчим... Это тот мир, который я люблю!

Ему с детства не нравилось сидеть дома, вечно бродил по окрестностям. И хотя мечтал стать музыкантом, дирижером - играл на кларнете, скрипке, баяне, трубе (потом в экспедициях с ним не скучно было), в одну ночь понял - не его. Сон приснился. Утром сказал отцу: “Музыкантом не буду - пойду на исторический”. И вот так одна ночь повела Виктора Федоровича туда, куда надо. И он признается, что ни разу об этом не пожалел. Хотя житуха была не самая простая - трудностей не чувствовал:

- Все зависело от твоей страстности, от того, насколько это твое. Археология не профессия, а образ жизни - сколько раз в этом убеждался!

И с этим приходилось считаться всем, даже самым близким и любимым. Виктор Федорович женат больше 50 лет. Почти сразу после свадьбы он уехал в экспедицию. Супруга Галина Ивановна после возвращения встретила ультиматумом: “Или я, или археология!”

- И ты, и археология, - сказал ей тогда. - Однажды у нее интервью брали. Она эту историю вспомнила и добавила в конце: “С тех пор втроем и живем”. Лучше и не скажешь. (Смеется.)

                                                                            ***

- Не привык к болячкам - у меня даже карточки медицинской не было. Когда узнал про диагноз, все это было так неожиданно. Но я не психовал. Мне операцию сделали, ни одного дня не лежал в реанимации - очнулся и ушел в палату. Врачи удивлялись: “Мы думали, вас успокаивать придется”. Профессор, нежная натура. А я ко всему привык, меня успокаивать не надо. В конце концов, мне уже 74 года, мужчины в среднем живут меньше. Тем более я сдаваться не собираюсь - буду бороться. Коллеги, конечно, знают - не беспокоят, когда у меня химиотерапия. А так я ни с кем стараюсь свои проблемы не обсуждать - не хочу перекладывать их на других.

- Внутренне подводите итоги?

- Нет, вот они - мои итоги, - и показывает на два увесистых альбома, посвященных истории открытия и описания ботайской степной культуры. - Это больше 40 лет работы, 300 тысяч находок. Исследования в области искусствоведения, истории цивилизаций. Сколько еще предстоит сделать! И я тоже хочу в этом участвовать. И в экспедицию поехать. Тут-то меня уже никакие обстоятельства не удержат!

Оксана АКУЛОВА, фото Олега СПИВАКА, Алматы