Смешное желание - прожить сто лет

- Деда, к тебе пришли!

В комнату, где он ждет, меня провожает Мария, жена внука Михаила Николаевича. Хозяин дома полулежит на кровати - под спиной несколько подушек в цветастых наволочках. Напротив приземистое, как бы не старше меня, кресло - сюда и присаживаюсь. Здороваюсь. Вижу: трудно, но приподнимается, руку протягивает. Взгляд живой - любопытно.

- Я теперь собеседник никудышный, но расскажу все, что вас интересует, у меня больших секретов нет. Спрашивайте!

И я спрашиваю…

Про детство и мечты

- Деда, где вы родились? - Маша (без нее никак - Михаил Николаевич плохо слышит) громко, губы почти у самого уха, дуб­лирует каждый мой вопрос.

- Я родился в очень хорошем месте. Вы если не бывали в Алтайском крае… Бывали? Хорошо. Это отличное место, сказочное какое-то: все там старинное, приятное. 25 километров от столицы края. Отец - мастер на все руки, крестьянин, хлебороб. Девять человек детей, все до единого, к несчастью, уже поумирали, остался я один. Жили хорошо. Потом нас на границу с Китаем занесло. Приехал вербовщик из Хоргоса: “Чего вы тут голодуете? Давайте туда”. Время было очень трудное. Поехали. Запомнилось, как я пешком в Китай ходил через границу добыть покушать, тогда у нас еда не продавалась просто так. Сходил, наелся там досыта, кое-что, конечно, домой принес. Мне Китай понравился: шумный такой, бойкий… Скоро мы вернулись. Мать сказала отцу: “Умирать здесь не хочу”. На родине более-менее налаживалось. Я в школу пошел, легко мне учеба давалась. Кажется, только мне из всех братьев и сестер.

У нас был старенький домик. Отец купил лес - он плотник был хороший - и построил новый. Шла коллективизация активная. Отец заупрямился, не захотел в колхоз и должен был платить налог. Денег на него нет… Потом не только дом, но и все, что было, за долги забрали. Отца посадили в тюрьму. Дом на бревна разобрали и в другое село увезли, а мы в старый перебрались. И знаешь, зеркало у нас было. Его тоже забрали и в нашей школе повесили. Каждый день приходил и его видел.

- О чем вы тогда мечтали?

- Учитель, парень из нашей же деревни, купил своему младшему брату велосипед. Из-за этого велосипеда душа болела у всех ребят. Дороги-то пыльные, где он проедет, следы от шин остаются. Мы стоим и их рассматриваем: какая красота отпечаталась на дороге! И к нему: дай вроде прокатиться!

“А как я тебе дам. Ты же ездить не умеешь”, - была такая отговорка.

Как я хотел велосипед! Позже старенький (нового у меня ничего не было) родственник мне подарил. Еще о баяне мечтал. Господи, какое чудо! Многоголосый инст­румент, в нем весь оркестр. Но никогда в моем детстве в таких семьях, как наша, не удовлетворяли желания детей. Сочувствовали нам родители, но купить не могли - денег нет. Я играть толком так и не научился. И даже когда повзрослел, баян не купил - не до того было, но как он звучит, мне всегда нравилось.

Про учёбу и войну

- Деда, а вы на геолога пошли учиться уже после войны?

- Да, уже в Алма-Ате. Меня сюда сестра позвала: хорошо здесь, тепло. Я люблю, когда тепло и дома, и на дворе. Потом всю жизнь, до самой пенсии, по экспедициям - мы уран искали. А сначала токарем был. Шел по жизни как по ступенькам. Делал все от души, честно. Мы с одноклассниками ездили на экскурсию на завод. Мне понравилось, как работает токарь: все, тоже так хочу! Начал хлопотать. Говорят, нужна медкомиссия. Обратился к врачам: не годен на токаря, сердце у тебя слабое! Как по рукам ударили.

- Посмотрела бы я на того врача, если бы он узнал, что вы сто лет проживете.

- (Смеется.) Я подался в район и все-таки поступил в ФЗУ (фабрично-заводское училище) на токаря. Окончил с отличием. Работать - документы нужны, у деревенских их не было. Домой приехал, а мне их не дают: нам самим рабочие руки пригодятся. Так я к прокурору районному обратился - уже грамотный стал. Выдали мне справку, на ее основании - паспорт. Направили на работу в Пермь, на завод, поставили к станку. А через несколько лет война. Сначала танкистом, потом после ранения - в танке я уже не мог - связистом. Связь - это хорошо, это отдых, можно сказать. Беззаботно шла потом служба. Маша, ты можешь показать мои награды?

- Он вчера их приготовил - ждал вас.

- До Берлина дошел. Привез оттуда пат­ронташ. До сих пор сапожные инструменты в нем храню.

- Вы сапоги ремонтировали?

- Приходилось….

- Дедушка все умеет, - говорит Маша. - Знаете, как шьет!.. Жене своей Марии Ивановне такие платья шил - у нас их полный шкаф. Мы ничего не трогаем.

- Да что там! Я же их сам не кроил, - продолжает Михаил николаевич. - А когда другие раскроят, ничего сложного, как конверт залепил. Мне нравилось, что жена ходила красивая. Она вместе с моей сестрой двою­родной в магазине работала. Там я ее увидел. И влюбился! Шестьдесят лет вместе прожили. Было у нас два сына, их тоже, к несчастью, уже нет. Внук Андрей (муж Марии, он всегда рядом) и внучка (она живет за границей). Рождение детей - это самые счастливые моменты в моей жизни. Вот так, девочки…

В дверь звонят. Надежда Константиновна ТАРЕЛКИНА давно рядом с семьей Скуратовых, помогает. Знает, что к Михаилу Николаевичу пришла я, решила поддержать.

- Тетя Надя пришла, - отвечает Маша, видя вопрос в глазах дедушки.

Про возраст

- Вы в молодости хотели сто лет прожить?

- Это смехотворное желание: дожить до ста лет! (Глухо смеется.) Целый век! Кто может зарекаться? Никогда не думал, что столько проживу.

- Это дар или наказание?

- Как посмотреть (снова смеется). Со здоровьем все хорошо, близкие живы, ноги и руки сильные, сам все делаешь? Тогда дар! Хорошая сторона. А плохая? Вот сейчас я болею, лежу. Завидую тем, кто и в старости может двигаться. Зачем мне эти мучения нужны? Не нужны…

- Что вас сейчас радует?

- Люблю что-нибудь вкусненькое покушать. Может, даже телевизор посмотреть - мировая обстановка меня, конечно, тоже интересует. Правнучки - Лиза и Алиса.

- Бабушка умерла шесть лет назад. Дедуля сильно тосковал, - говорит Маша. - Когда вспоминает братьев, сестер, жену, грустит. Поэтому и говорит, что пора. Деда, отдохнешь?

- Я на все согласен…

- Устали?

- Как тебе сказать? Я бессильный и невозможный.

- Прям скажете: невозможный…

- Он очень терпеливый и скромный. Это такая закалка: боится кого-то потревожить, обременить. За три года до смерти Мария Ивановна сломала ногу и все это время лежала, - рассказывает Надежда Константиновна, ведь это происходило на ее глазах. - И он - ему уже за 90 было - сам за женой ухаживал. Причем в доме чистота, готовил три раза в день, никому не доверял, никого не просил!

- Он этой весной буквально до апреля передвигался по квартире. Его сильно ковид подкосил, - говорит Маша. - Мы заболели и, видать, его заразили. Температура у дедушки была невысокая - 37,2-37,3, но мы все равно перестраховались - вызвали врача. Приехали со “скорой”, а он стоит у плиты суп гороховый себе готовит.

- А трудяга какой! - подхватывает Надеж­да Константиновна. - Утром просыпался: “Ну что, Марьиванна, что сегодня делать будем?” И Мария Ивановна составляла ему список. Я все время смеялась, когда видела это. Он: “Ну как без работы?” А ему уже было под 90.

- Михаил Николаевич тяжело перенес ковид? - спрашиваю.

- Поражение легких 25 процентов. Вроде немного по сравнению с другими, а сил-то не стало, - отвечает Маша. - Мы и раньше всегда рядом были, хотя он и старался двигаться. Придешь - полы моет (хотя и чисто, лишь бы при деле), а сейчас без нас не может.

Минут двадцать мы болтаем втроем. Михаил Николаевич слушает. Дышит шумно. И неожиданно:

- Маша, может, женщины хотят вина? У нас там осталось после юбилея?

Оксана АКУЛОВА, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы