6035

Пациенты нам цветы не дарят. Но нам это и не нужно

За 26 лет работы на “скорой” Александр ЛАЗАРЕВ успел потрудиться едва ли не на всех позициях. Шутка ли - работе “в поле” отдал пятнадцать лет жизни. Вот уже полгода он в новой должности - заместитель директора по лечебной работе станции скорой медицинской помощи. Сейчас в его подчинении 200 бригад “скорой помощи” и около трех с лишним тысячи сотрудников.

Пациенты нам цветы не дарят.  Но нам это и не нужно

Адреналина и суеты в его работе хватает и сегодня. Даже дорога на работу и домой у него как гонка - уже много лет он добирается только на велосипеде, даже в 20-градусный мороз. Говорит, недалеко, всего десять километ­ров. А еще регулярно совершает велопрогулки на Медеу, Большое Алматинское и Иссыкское озера, на Капшагай. Даже День медицинского работника Лазарев проведет “в седле” и за работой - вместе с четырьмя веловрачами будет готов оказать помощь на любом этапе дистанции алматинского марафона.

Однажды Александр Юрьевич и сам попал в ДТП. Три года назад его сбила машина на велодорожке по улице Шевченко.

- “Скорую” вызывали?

- Нет. Водитель уехал. Велосипед мне сломал. А номерной знак-то его у меня в руках остался. Чуть выше “по течению” его тормознули другие водители: “Эй, придурок, ты же номер потерял”. Тут он, конечно, вернулся и раскаялся. Пришлось товарищу оплатить ремонт велосипеда. Я разбил колено и на кисти косточку сломал.

- А на вызовах били?

- Меня нет. Припомню один только случай. Вызов к бабуле, у которой внучка привела приятелей и устроила гужбан. А у старушки давление под двести. Мы пациентку стабилизировали и уехали. В больницу ехать она отказалась, побоялась за квартиру. Едва отъехали - снова звонок и вызов туда же. Бабуля просит: успокойте их. Пошел к молодняку разговаривать. Самый здоровый хватает меня за грудки. Что я с ним, драться буду? Вызвали “102”. В то время в городе была, наверное, отработка. Потому что на вызов приехал ОМОН. Всех из квартиры вывели, мордами в асфальт положили, а потом за руки, за ноги закидали в машину. А парень, как выяснилось, работал в охране большого человека. Его оттуда сразу же выгнали.

На водителей часто нападают. Бывало, машину не пропускали нашу. Один водитель даже во двор многоэтажки за нами приехал разбираться. Только вот не знал тот мужчина, что мы ехали на вызов к его матери. И пока он с нами байговал, женщина умерла.

Из самого страшного - история фельдшера Наркескена СЕЙСЕНБАЕВА. Парень провел в коме 28 дней. У него была тяжелая открытая черепно-мозговая травма. Ударил муж пациентки куском шлакоблока. Сейчас Наркескен работает реаниматологом.

- Не скучаете по работе в бригаде?

- На моей должности не заскучаешь - телефон не умолкает даже ночью. Всегда нужно решить вопрос, куда доставить или перевезти пациента. В последний раз на вызов я ездил полтора года назад. Для себя. Чтобы вспомнить, как работается, что творится в стационарах, приемных отделениях. Конечно, переругался с ними. Они считают, что “скорые” - это извозчики. А я в ответ всегда предлагаю поработать у нас. Восемьдесят процентов наших сотрудников - фельдшеры. Врачи - только для реанимации умирающих. Поставить диагноз человеку за пятнадцать минут очень трудно, имея в руках только фонендоскоп, тонометр, глюкометр и кардиограф. Но нас не перестают обвинять. Работа наша не изменилась. Появилось классное оборудование. Например, я сейчас могу сделать ЭКГ пациенту и тут же отправить его на расшифровку в городской кардиоцентр. Укомплектованность у нас стопроцентная. Но вот подготовка… У фельдшеров очень низкий уровень знаний. Перед поступлением в медицинский я три года отработал в анатомичке. А недавно зашел туда, а там и формалином не пахнет, вокруг муляжи и таблицы на стенах. Говорят, это связано с юридическими проблемами. Бесхозных покойников сразу отдают на захоронение. Но как выучиться без этой практики, не понимаю. Спросишь молодых врачей: что такое пятна Бельского - Коблика - Филатова? Знать не знают. Про симптом Отнера и не слышали. Приходится учить в “боевых” условиях.

- А истории, что “скорые” используют как такси…

- Брехня. У всех бригад стоят GPS-трекеры, я могу в любой момент увидеть, где находится бригада. Бывает, что мы перевозим пациентов из разных населенных пунктов. Но это решается на уровне главврачей, и вряд ли это можно сравнивать с поездкой в аэропорт с мигалкой. За частные “скорые” отвечать не могу.

- Как работаете с ними, кстати?

- Бывало, что они нас вызывали, уже находясь у пациента. Сами не справлялись. Или перебрали по страховке. Тогда уж не обойтись без бесплатной медицины.

- Как пережили прошлый год?

- Работали, как бобики. Сначала мы вели поименные списки пациентов. Потом, когда они пошли лавиной, стали просто считать. Бывало, едешь после смены на велосипеде по пустому городу, и тебе встречаются только полицейские патрули. Останавливали. Но, узнав, кто я и откуда еду, отпускали. Заболело очень много врачей. Вместо положенных 20 сотрудников в диспетчерской сидели шестеро. Переболели практически все. Некоторых коллег мы потеряли. Есть те, кто переболел в тяжелой форме. Есть те, которые болеют и сейчас.

- Среди ваших коллег многие все еще не верят в коронавирус и делятся своим мнением в сети…

- Среди моих врачей таких нет. Но я слышал такое мнение. Хотя и не согласен с ним. Да, пневмонией болели и раньше. Но не укладывали в стационар по 200 человек в сутки. Нет среди нас и антиваксеров. Я сам первым из докторов “скорой” вакцинировался. Перенес отлично. Заметил, что в период пандемии коронавируса другие заболевания отошли на второй план. Люди и сами как будто позабыли, что есть давление, остеохондроз или пояснично-крестцовый радикулит. Но стало больше поножовщины. Люди злее стали, сидя в одной банке.

- Какой самый страшный вызов для вас?

- Смерть ребенка. Такие случаи, когда женщина придавливает грудью младенца во сне, груднички давятся молоком, когда их кладут спать несрыгнувшими... Страшны вызовы на поножовщину - кровь из всех дырок, и ты, обгоняя смерть, везешь в стационар пациента. Однажды реанимировал ребенка в свой выходной день, случайно зашел на подстанцию. Машин, врачей нет. Все на вызовах. Время - часов 9 вечера. Прибегают люди: “Мы ребенка утопили”. Оказывается, купали грудничка. Он фиолетовый, не дышит. На живот положил. Воду вытряхнул. Младенец начал орать, порозовел. Сейчас ему лет 16, наверное.

Но были случаи и страшно комичные. Как забудешь вызов, когда за нами бегал мужик с топором? Белая горячка. Был случай, когда при мне пациент хотел из окна выпрыгнуть. Я его поймал и за ногу держал, пока не приехала психбригада. Ребята сразу поинтересовалась, кому именно нужна психбригада - мне или пациенту. “Тебе нужнее, - сказали они. - Ты дебил, что ли, он же тебя мог с собой утащить”. А я что? Не мог же позволить ему выпасть с четвертого этажа.

Было дело, приехали на вызов - мужчина без сознания. Родственники говорят: резко отключился, буквально на полуслове. Похоже на кому или инсульт. А парезов или параличей вроде нет. Но их и не определишь, клиент-то без сознания. Родственники мнутся, но признают, что пил товарищ уже целый месяц. Поставил диагноз отравление алкоголем и собрался уже сдать его в токсикологию. Но пока мы его несли к машине, я почувствовал, что он сильно потеет. Проверили сахар, а он у него почти на нуле. Двадцать кубиков глюкозы, и он открывает глаза: “Где это я? Кто вызвал “скорую”?” Встает с носилок, выпрыгивает из машины и гонится за родственниками, которые вызвали врачей.

- Вы встречаете своих пациентов потом?

- Бывает. Случайно на улице. Узнают, благодарят. Но такого, чтобы на подстанцию пришли с цветами, не было. Да и не нужно это нам.

Юлия ЗЕНГ, фото Владимира ТРЕТЬЯКОВА, Алматы

Поделиться
Класснуть