Про письма в газету, вязаные носочки и поднятую целину

Это лет тридцать назад в редакции газет мешками приносили конверты со штемпелем и обратным адресом, которые разбирали целыми отделами. Сейчас все в интернете и переписка электронная. Обычная - редкость, поэтому я и запомнила имя внизу листа, исписанного крупным почерком: Кравченко Вера Ивановна. Но, признаюсь, на письма никогда не отвечала, да и не просила она. Скорее, это был способ рассказать о том, что накипело. И Вера Ивановна рассказывала, а я читала. И не было бы этого материала, если бы осенью я не решила к ней съез­дить (адрес-то на конверте был). Не знаю, с чего вдруг мне взбрело это в голову. Вот захотелось, и все.

Стояла у ее квартиры и думала: она ведь может мне не открыть, и, в общем-то, это правильно. Но хозяйка распахнула дверь, а я шагнула внутрь и остановилась у порога. Вера Ивановна силилась меня рассмотреть: прищурилась, потерла рукой лоб.

- Лицо знакомое, но не могу понять, - вслух рассуждает она.

- Я Оксана Акулова, - подсказываю.

Вижу, что не понимает меня. Протягивает листок и ручку с крас­ной пастой.

- Напишите, я ничего не слышу, - отвечает Вера Ивановна (чуть поз­же узнаю, что слух она потеряла еще в молодости после болезни).

Пишу: “Я Оксана Акулова”. И показываю ей.

- Оксаночка!

- Давно мне так не радовались, - заметила я, когда пересказывала момент нашего знакомства близким. И это была правда.

Вера Ивановна покажет мне свою квартиру. Взгляд зацепится за несколько деталей: стопка газет на одной из полок в шифоньере - она хранит самые ценные для нее номера. Это ее главный источник информации: в доме ни телевизора, ни радио, ни телефона. Первая полоса нашей газеты с фото­графией Дениса ТЕНА, которая вышла в день его смерти, ее Вера Ивановна положила на стол в гостиной. А еще ажурные шали, яркие кружевные шарфики и разно­цветные носочки на спинке дивана.

- У меня теперь только два занятия - читать газеты и вязать, - рассказывает мне о своем распорядке Вера Ивановна.

А еще гулять, и не только возле дома. Для своих лет (в апреле моей героине будет 82) и болячек она на удивление активна. И без стеснения общается: хорошо читает по губам (хотя сейчас с этим проблема: на улице почти все в масках, лица закрыты, понять, что тебе говорит человек, сложно). Но она все равно справляется - листок и ручка всегда при ней. И мы будем так разговаривать: пишу вопрос на листочке, она отвечает. Про жизнь свою рассказывает - прошлую и настоящую. Я потом навещу Веру Ивановну еще несколько раз. И в какой-то момент появится еще одна спонтанная идея: “Почему бы про нее не написать?” Да, обычная история простого человека. Но разве этого мало?

                                                                ***

- Я родом с Украины. Нас шестеро детей было в семье, - вспоминает Вера Ивановна. - Отца забрали на фронт, там он и погиб. Старший брат сдал трех младших сестер (1937-го, меня, 1939-го, и совсем крошку, 1941 года рождения) в детский дом, а сам ушел на войну мстить за отца. Домой вернулся после победы, сразу в детдом, чтобы нас забрать, а там уже не три сестры, а две. Самую младшую Раю удочерили. Долго он ее искал. Встретились с сес­трой, когда уже взрослыми были. Оказалось, что приемные родители ее Валей звали. Я об этом рассказываю, а у самой мурашки по телу. Увидела ее, кинулась на шею: “Рая! Валя! Рая! Валя!” Не знаю, как ее называть... Когда обнимала, у меня от волнения руки свело, и брату пришлось их разжимать, чтобы Раю освободить. Нас сейчас четыре сестры осталось - в Киеве, в Полтаве, в Тольятти. И вот я - в Алматы. Мы дружно живем.

Хотя мы в детском доме жили, но все для фронта, все для победы - так тогда говорили. Голод был сильный. Ловили голубей, ошпаривали их и ели прямо так, без соли. Теперь я голубей кормлю. У меня всегда сухари лежат наготове. Любую крошечку им отдаю. Вот так.

- А здесь как оказались? - читает на листе мой вопрос.

- В 1953 году Никита ХРУЩЕВ задумал поднятие целины, и нас из детского дома направили учиться на курсы бухгалтеров. В 1955-м выехали с Украины на целину. Нас было три группы по 25 человек. Помните песню: “Едем мы, друзья, в дальние края, станем новоселами и ты, и я!”? С тех пор я живу в Казахстане. Сначала работала бухгалтером, а когда слух потеряла, переквалифицировалась в машинистки.

Нас учили только добру. Делиться учили. Вы, наверное, не знаете - я ведь каждый месяц, когда пенсию получаю, гостинцев соберу и хожу к детям, которые в отделении онкологии лежат. Сама себе сказала: пока ноги меня носят, буду их навещать. Раньше они для нас праздники устраивали, концерты. Я первое время плакала. Жалко этих деток. Они такие маленькие - есть по годику, по два. У меня ведь сын умер от онкологии, и племянница по мужу тоже.

Вот у меня блокнот с надписью “Вера Ивановна, мы вас любим!”. Это мне эти детки написали. Сейчас в отделение не пускают, но я все равно хожу: оставлю пакетики с фруктами - и домой. Не брошу их.

                                                                ***

В этом она вся. Последнее отдаст. Не отпускает меня без подарка: “Возьмите носочки для своих доченек. У меня есть чай хороший, я вас угощу”. Когда приходим в гости с фотокорреспондентом, чтобы не было путей для отступления, предупреждает почти сразу:

- Я вас не выпущу, пока чай не попьете. У меня торт “Муравейник” есть, который выпекать не надо. Пробовали такой?

И снова прикидывает, что бы нам подарить. А сама обходится малым. Готовить горячее уже сложно, делать дома уборку тоже. Но в комнатах чисто - помогают знакомые и соседи. Внук навещает. О нем Вера Ивановна упоминает часто. Еще чаще - о сыновьях: младший умер несколько лет назад, старший - в прошлом декабре. Горе это не отступило - оно рядом. Спасается вязанием: шали, шарфики, накидки на стулья, шапочки, носочки. И почти все дарит - кому в благодарность за помощь, кому просто так.

- Вязание - это хуже наркотика, честное слово, - смеется она. - Я вам вот что скажу: если кто-то предложит вашей девочке (это Вера Ивановна про мою младшую дочь. - О. А.) научиться вязать, не надо, не соглашайтесь. Я лет с шести-семи с крючком. Он у меня даже в боку был. Мы в детском доме друг друга вязать учили. Стали с подружками в классики играть. А крючок в кармане лежал острием вверх, я прыгнула… Меня тут же в больницу. Медсестра рядом со мной сидела и всю дорогу крючок держала, чтобы он полностью под кожу не вошел, тогда пришлось бы операцию делать. Ой, если бы вы знали, какой я шкодой в детстве была…

А сейчас, когда я на инвалидности, чем еще заниматься? Правда, хуже стала вязать - зрение из-за диабета портится. Черные или синие нитки уже не использую, только светлые, яркие тона. Вот видите (достает из шкафа вязаные носочки. - О. А.) - это я подарочки к ­8 Марта приготовила.

И уговорит и меня, и фотокора взять по паре - маме или детям. А когда будем прощаться, скажет задумчиво:

- Много у меня всякого в жизни было - и хорошего, и плохого. Порой плачу и плачу - такое настроение. Но, с другой стороны, наверное, это меня и закалило, иначе давно бы я сковырнулась…

Оксана АКУЛОВА, фото Владимира ТРЕТЬЯКОВА, Алматы