Люблю песни военных лет!

Иван Игнатьевич родился в большой семье председателя колхоза. Младшей сестре было всего несколько месяцев, когда началась война.

Глава семейства, по распоряжению областного начальства спасая колхозное добро, вместе с двумя колхозниками двинулся в сторону Киева, но по пути их схватили фашисты. Игнат сумел бежать из плена и вернулся в свою деревню. Но к тому времени ее уже заняли немцы. Беглеца предал местный житель полицай Парфем Замировский. После зверских пыток председателя колхоза вместе с несколькими односельчанами, которые пытались его спрятать, поставили к стенке. Но семье расстрелянного Марущака удалось избежать расправы.

- Наша хата стояла в центре села, - вспоминает Иван Игнатьевич. - В одной половине, как тогда было заведено, жили люди, в другой - скот. Когда фашистов расселяли по домам сельчан, к нам заселился какой-то важный чин. Фриц занял людскую комнату, а нас - мать, бабушку и шестерых детей - отправили в хлев. К тому времени скотины там уже и в помине не было. Немец часто брал к себе младшего братишку Володю, сажал на колени, что-то приговаривал, покачивая. Наша бабушка немного понимала по-немецки и рассказывала, что наш Володька напоминал гитлеровцу родного сына, по которому тот сильно скучал…

В метрах ста от мазанки Марущак под большими каштанами разместилась немецкая полевая кухня. Иногда сентиментальный фашист брал с собой Володю. Ему давали котелок с варевом. Это спасало большую семью от лютого голода. Обычно бабушка варила полусгнившую картошку из погреба, сдабривая ее пережаренной коноплей, чтобы замаскировать тошнотворную вонь.

Зимой 1943 года недалеко от их деревеньки разбомбили фашистские эшелоны с военнопленными красноармейцами. Оставшиеся в живых спаслись бегством. Ночью конюх Никанор поехал в поле за сеном и обнаружил, что в скирде хоронились трое советских солдат. Никанор вернулся в деревню, переговорил с надежными людьми и пристроил всех беглецов. Один из них нашел приют в доме многодетной вдовы председателя колхоза Ирины Марущак.

- Мама и бабушка хорошо понимали, что будет, если фашисты найдут у нас беглого красноармейца. Убили бы всю семью, не пощадив даже маленьких детей. Но они не могли поступить иначе. Вот так и получилось, что в одно время в горнице у нас жил фашист, а в подвале - русский военнопленный! - восклицает Иван Игнатьевич.- Днем, когда немецкий офицер уходил на службу, красноармеец выбирался на нашу половину погреться. В это время старшие дети не отходили от окна. Как только кто-то из немцев шел к дому, мы все скопом по указке бабушки начинали шуметь, кричать, драться между собой или слезно просить кушать. Иногда на дверь бабушка вывешивала записку “Болеют тифом”. И в самом деле, за войну все дети, включая меня, переболели тифом...

Больше года семья Марущак ходила по лезвию бритвы, вплоть до зимы 1944 года, до освобождения деревни. Когда Виктор Медведев (так звали военнопленного) уходил к своим, Ирина Марущак отдала ему тулуп погибшего мужа - единственный на всю семью. Прошло два дня, и этот тулуп принес другой русский солдат. Тогда Марущак узнали, что Медведев был не простым солдатом, а офицером высокого чина. Через некоторое время от него пришло письмо с фронта, где он благодарил за свое спасение.

- Я помню, как освобождали наше село, чуть ли не врукопашную отвоевывали хату за хатой. Был момент, когда у нас обосновались фашисты, а у соседей через каких-то 30 метров - наши! Весной 1944 года в наших окрестностях развернулись ожесточенные бои с тяжелой артиллерией. Жителям деревни сказали уходить в сторону села Баглаи, в 8-9 километрах от нас. Как сейчас помню, мама бредет по топкой грязи с младшей сестренкой на руках. Мы, пятеро детей, ковыляем рядом, цепляясь за ее юбку…

Марущак проходили через деревню Веснянка, как вдруг налетели фашистские самолеты. Люди бросились прятаться по своим домам. Ирина с детьми попыталась забежать в первую попавшуюся хату. Но ее вытолкала дородная тетка с криком: “Куда прешься со своей оравой?!”

- Пришлось пережидать воздушную атаку на улице, припав к земле. Когда мы дошли до села Баглаи, начали устраиваться на бугорке, но подошла женщина и позвала нас к себе. Мама спросила: “Не видите, какая у меня орава?” А она улыбнулась: “У меня тоже орава!” Зашли к ней в хату, а у нее пятеро по лавкам. Хозяйка скомандовала нам лезть на печку, греться. Впервые мы почувствовали себя в безопасности. А на следующий день мама решила вернуться домой, чтобы разведать обстановку, и… пропала! Мы места себе не находили. А тут еще хозяйка научила старшую сестру гадать на картах. Та вытянет карту: “Мама умерла!” Мы все - в плач. Вытянет другую - “Мама придет!” Мы радуемся!

Ирина вернулась через три дня с полной котомкой провизии. Оказалось, все эти дни она в Караимовке перевязывала раненых красноармейцев, готовила им, стирала. В награду получила еду. Но возвращаться семье Марущак было некуда. Их хату, как и дома других сельчан, разрушили во время обстрелов.

- И тогда мама сдала нас, детей, в аренду в соседние села, - грустно улыбается Иван Игнатьевич. - Кто-то нянчился с детьми, кто-то помогал возделывать огород. Я пас корову. Было больно и обидно жить в разлуке с мамой, братьями и сестрами. Но теперь понимаю, что только так мы могли выжить. Как только она подремонтировала наш домишко, семья воссоединилась.

Но и после войны была каж­додневная борьба за выживание. В армию Иван Марущак пришел с двумя справками: одна - об окончании четырех классов Вес­нянской школы, а вторая - о том, что пять лет проработал в колхозе трактористом.

- В армии я впервые досыта поел! Мне не верилось, что обмундирование, которое мне выдали, - только мое, никто другой не наденет, - смеется Иван Игнатьевич. - У нас на троих братьев были одна рубаха, одни штаны и одни ботинки, снятые с убитого фашиста. У меня уже заканчивался срок службы, как брат, который уехал в Казахстан на целину, написал в письме: “Давай к нам, в Семипалатинск! У нас столько молодежи! Столовая - копейки! Самое главное - гармошка есть”. Раз гармошка есть, что ж не поехать? Мы все любили музыку!

В 60-х годах в Семипалатинске обосновалась вся семья - три брата, три сестры и их мама Ирина Николаевна. Ивана Игнатьевича, его братьев и сестер в Семее знают не только как первостроителей цементного завода и других крупных промышленных объектов, но и как ярких участников художественной самодеятельности. Долгое время горожан радовал семейный ансамбль Марущак. Сейчас продолжает выступать только один Иван Игнатьевич.

- Никак остановиться не могу! - хохочет 84-летний артист, который превосходно поет и играет на балалайке и трубе. - Мои коллективы - это хор русской песни “Истоки”, “Братцы”, “Два Ивана и Любаня” и хор ветеранов. Везде выезжали, куда звали: в дом престарелых, интернаты, ближайшие села. Вот только карантин смог нас заставить сидеть дома. Но мы без дела не сидим - по телефону составляем концертную программу, разучиваем новые песни. Больше всего люблю песни военных лет. Это моя жизнь. Это моя душа. Хочу донести со сцены, что фраза “Никто не забыт, ничто не забыто” не пустой звук. Мы должны всегда помнить, какой ценой досталась советскому народу Великая Победа.

Милана ГУЗЕЕВА, фото из личного архиваИвана МАРУЩАКА, Семей