Жить!

     Врач-гематолог - о том, почему люди заболевают лейкозом, что нужно, чтобы победить рак, и как научиться говорить, что шансов уже нет

Вадим КЕМАЙКИН (на снимке), руководитель отдела онкогематологии и трансплантации костного мозга Национального научного центра онкологии и трансплантологии, - человек, во многом благодаря которому в Казахстане стали делать операции по пересадке костного мозга взрос­лым пациентам.
Мы сидим в его кабинете. Разделяет нас только небольшой, ничем не примечательный на вид стол. Стол плача. Кемайкин сам так его называет. Вот так, лицом к лицу, доктор обычно сидит напротив тех, для кого визит в этот кабинет - последняя надежда. Я даже не пытаюсь представить, что чувствуют эти люди, боюсь...
Одни приезжают сюда за последним шансом. Другие хотят закрыться от болезни и услышать: “Это ошибка, вам неправильно поставили диагноз, вы здоровы”. А некоторые думают: разведет доктор руками, даст волшебную пилюлю, и все пройдет (приезжают лечиться, а в кармане билет на обратную дорогу на вечерний поезд). И крайне редко люди настрое­ны на войну за свое здоровье.
- Все хотят жить, но мало кто готов работать, а борьба с лейкозом это тяжелый каждодневный труд, - говорит он тихо, будто пытается успокоить. - Гематология - одна из немногих специальностей, в которой есть такая особенность: когда пациента начинаешь лечить, ему становится хуже. И психологически уложить это в голове очень сложно. Вот и начинается: не от того, не так, не те лечат. Виноваты все вокруг, но только не сам больной. Хотя мы всегда объясняем, что будет плохо. И люди соглашаются. Крайне редко человек, выслушав меня, говорит: “Я все понял, лечиться не буду, проживу столько, сколько Бог даст. Есть полгода-год, доделаю все дела, но бревном лежать в больнице не хочу”. На моем веку таких было десятка полтора-два. Все мужчины.
- Вы их уговариваете?
- Никогда. Лет 15 назад я все время жил с чувством вины. И не только потому, что не смог кого-то вылечить, а даже из-за того, что эти люди заболели. Потом пришло понимание, что есть божий промысел и божья кара.
- Божья кара? Вы в это верите?
- Я в это верю очень четко, - он возвращается на двадцать лет назад и вспоминает.

***

- Девяностые. Знаете, какое это было время. Я уговаривал пациентов лечиться. В больнице ничего не было, люди покупали все: физраствор, глюкозу, системы, спирт... Продавали дома, имущество. Иногда я слышал: “Вадим Матвеевич, нам хоронить не на что, у нас больше ничего нет”. Тогда на лечение уходило пять-шесть тысяч долларов - по тем временам сумасшедшая сумма. Кто-то поправлялся, а кому-то денег не хватало... И вот это чувство вины: почему? что не так? что еще можно было сделать? Постоянный негатив: ты уговорил, а человек умер. Бывало, что его родственникам доехать до дому было не на что. Как с этим жить? В 1995 году я был участником конференции в Москве. Оказался возле Архангельского собора. Не разбираюсь в духовных чинах, но ко мне подошел какой-то батюшка. Разговорились. Сказал ему, что работаю гематологом, лечу людей с лейкозом. Спросил: “Наверное, я делаю что-то богопротивное? Он же сказал: “Умри”. Кто я такой, чтобы сопротивляться?” Батюшка посмотрел на меня и ответил: “Ты все делаешь правильно, а болезнь - это божья кара или божье испытание”. И тогда я осознал: если это кара, то делать что-то бесполезно, а вот если испытание... Но ведь мы не знаем, что это, значит, надо бороться всегда. Поэтому я и пришел к трансплантации, добивался того, чтобы она появилась в нашей стране. Понимал: без нее лечить лейкоз - абсолютно бессмысленное дело. И за те восемь лет, что мы делаем пересадку костного мозга, я спас, действительно спас, людей много больше, чем за двадцать два года, которые проработал до этого. Хотя и сил отдавал не меньше, а порой даже больше.

***

- Вы в чудо верите?
- Конечно. Но чудо случается лишь тогда, когда пациент сам за себя борется и у него есть блеск в глазах: казалось бы, ничего нельзя сделать, а он поднимается. Или наоборот: человек теряет веру в себя, отворачивается к стенке. Все. И вроде прогнозы были неплохие, а он погибает. Это прослеживается четко. Никогда не бывает так: внутренне сдался и все равно выкарабкался. Ни-ко-гда!
Всегда повторяю: заболевание - это две силы, против него три силы - врач, пациент и его родные. Если кто-то из этих трех сдается, ничего не сделаешь. Это драка. Драка за жизнь. И на нашей стороне всегда должен быть перевес.
- Кто сильнее: женщины или мужчины?
- Женщины, конечно. У них вообще больше жизненных сил. Думаю, вы сами знаете: женщина без мужчины чувствует себя нормально. А вот когда наоборот... Я что-то не видел мужчин, которые бы расцветали в одиночестве. Женщины покрепче, они в нужный момент могут мобилизоваться. Мужики - редко.
- Человек, который оказывается на грани смерти, меняется?
- Да. Особенно хорошо это видно по детям (раньше я ведь и с ними работал). Они становятся взрос­лее, умнее, серьезнее. Глубину жизни начинают понимать. А вот взрослые... Взрослые не все. Если у человека и до болезни было нутро так себе, он начнет мстить окружающим, делать, чтобы и им было плохо. Болезнь обостряет, выпячивает какие-то качества. И конфликтов полно, и жалуются, и грозятся в суд подать - и защиты от этого нет ни у кого. Если можно водителю “скорой” морду набить, извините... У меня отец - врач, а мама - преподаватель. Я помню отношение к ним. Святые люди! Так они помощь оказывали, а мы - услуги. К нам и относятся соответствующе: “Мы вам налоги платим! Вы нам должны”. Уважение к врачу свелось к нулю. И кто это выдержит? Кому это надо? Самое неприятное, когда приходят попить кровушки. тогда человека приходится убеждать в том, что мы должны объединиться, а не конфликтовать.
- А ведь говорят, что онкология - это психосоматика...
- Может быть, но это не относится к лейкозам. Им болеют все, начиная с грудничков. Какая у них психосоматика?
- А кара у них какая?
- Никакой. Может, они отвечают за кого-то? Нет, я, по идее, должен быть атеистом, но... У меня же две профессии: я же еще и анестезиолог-реаниматолог. Всякое видел. И циник в меру, и похабник, и скандалист, и жизнь люблю во всех ее проявлениях. Но в кару верю.

***

А я ему верю. Вижу, что он тоже болеет - работой своей, тем, на что потратил жизнь. Помочь пытается. Переживает. Слушаю и представить не могу, как сохранить в себе силы, когда вот так, каждый день за этим столом плача ты видишь людей, которые умирают. И фразу его вспоминаю (одну из первых после нашего знакомства): “Мне всего 51 год, а я весь седой - работа”. И спрашиваю:
- Как не сгореть за столько лет?
- Не знаю. К смерти нельзя привыкнуть, и это опять же не пафос. Не получается относиться ко всему так, чтобы это тебя не трогало. А отключиться очень сложно. Хобби как такового у меня нет. На охоту-рыбалку не езжу. Много лет не пью. Да, с друзьями встречаюсь. Недавно у меня внучка родилась - с ней люблю проводить время. Это судьба, наверное. Ведь у меня тоже наследственное заболевание крови - болезнь Минковского-Шоффара, не онкология, а гемолитическая анемия. Поэтому я еще студентом пошел работать в отделение гематологии. Влюбился в эту сферу. Я счастливый человек. Есть же фраза: найди себе дело по душе, и ты ни дня не будешь работать. Вот я из таких. Жена уже привыкла, говорит, что я женат на работе. Но огорчает, что ты хочешь помочь бóльшему количеству людей, сделать это лучше, качественнее, но не можешь, нет возможностей.
Первую операцию по трансплантации костного мозга в Казахстане провели 29 декабря 2010 года. За восемь лет - 315 пересадок. Выживаемость такая же, как за границей. Делать надо 220-240 операций в год, тогда можно вылечить всех (или хотя бы попытаться), кто нуждается в такой помощи. Для этого нужно построить еще десять блоков (сейчас их шесть), в которых будут лежать больные. Для этого нужен миллиард тенге. Для этого нужно одобрение властей. Его нет. Поэтому пока эти транс­плантации - мечта Кемайкина. Поэтому иногда он вынужден отказывать. Поэтому думают, что больным лейкозом у нас не помогают. Вадим Матвеевич несколько раз подчеркивает:
- Я бы хотел, чтобы люди поняли, что лечиться при лейкозах абсолютно бесплатно можно и у нас. И мы сделаем все, что в наших силах. А люди не верят, не знают, боятся. Думают, что только через знакомых, за большие деньги. Нет. На самом деле это не так. Наши пациенты возвращаются домой, на работу, рожают детей и забывают о нас. И это прекрасно!
- А народные методы лечения?
- Категорически никогда. У меня были пациенты, которые перепробовали все: от авиационного бензина до корня чаги, ездили по святым местам, лопух прикладывали, настойки делали. Умерли все. Надо идти к врачам. Мы стараемся помогать. Хотя исход бывает разным. Как сказать женщине, у которой куча детей (и ты об этом прекрасно знаешь), что ничего уже не будет?
- А как сказать?
- Тяжело. Но я научился со временем - лет двадцать к этому шел. Мы говорим это родственникам, не самим пациентам. Не рубим. Человек до последнего должен надеяться, что шанс есть. И когда говорят, что рак - это не приговор, я соглашаюсь. Это действительно не приговор...

Оксана АКУЛОВА, фото автора, Астана