Посмотреть на нас приходили, как в цирк

Прасковья Мефодьевна ПРОТАСЕНКО.
Родом из села Стайки, Киевская область, Украина.
В 1941 году было 15 лет.

     В гости к Прасковье Мефодьевне мы приезжаем в дом ветеранов. Здесь она живет уже пять лет. Близких в Алматы у нее нет.
- На жизнь не жалуюсь - встречает нас она. - Осенью мне 92 года исполнится, а я до сих пор на своих ногах… Я ж с 1926 года. Только семь классов окончила, и война в июне началась. Богатая ли у меня была семья? Да что вы… Я сирота с семи лет. Какая там богатая, господи, ты так говоришь, я не могу… В голод в 30-х годах все умерли. Как звать, знаю, а в лицо не помню ни отца, ни мать.
- А братья-сестры?
- Был маленький Коля... Говорю ж, голод. Я приду в хату, а он спит и не двигается. Потом пошла к одной тетке и говорю ей: что-то Коля лежит и лежит. А он уже мертвый, наверное, дня три или четыре. Я ж так с ним вдвоем и ночевала… И его лица не помню. Вот поэтому сейчас и плачу.
Когда война началась, немцы сразу к нам пришли, а потом всем сказали по два ребенка привести. Что там началось… О-оо-й!… Женщины под лошадей падали. Представляешь? Двух детей отдать неизвестно куда. А меня тетка привела, я тогда у нее жила.
И неожиданно:
- А это я уже здесь, - вдруг о том, что с ней происходит сейчас, будто и не хочется вовсе говорить о прошлом. - Видите, сколько грамот заработала. То спою, то за костюм… Я племяннице на Украину написала: «Немедленно вышли наш национальный костюм». И вот…
И она показывает, достает его из шкафа. Красивый…

***

А я снова спрашиваю про войну.
- В Германию мы ехали в открытых вагонах. Стоя.
- Дождь, наверное, шел…
- Все было. А если остановка, никто никого не стеснялся - соскакивали с поезда и делали свое дело. Ели бурду из брюквы, у нас тоже такой овощ есть. Но тогда я себе зарок дала, что никогда больше ее в рот не возьму. Слово сдержала. А хлеб мы не кусали - крошили его, скатывали в шарики и в рот… А стригли нас… Вот такое окошко, в дырку голову просунешь, и тебя машинкой, да как-то мигом - раз, и волос уже нет.
Три года я была в Германии. Сначала на заводе «Юнкерс» в городе Магдебурге, а потом во Франкфурте-на-Одере на другом заводе. Мусор на территории убирали, когда шло какое-нибудь строительство, кирпичи таскали. А немцы приходили на нас, как в цирк, посмотреть. И еще кричали:
- Schweine, schweine… Свиньи, свиньи…
Я сначала и не понимала, что это значит.
- А вы зачем меня так много фотографируете?
Еще одна неожиданная реплика, на этот раз адресованная нашему фотокору Владимиру Заикину.
- Это чтобы вы красивая вышли, - отвечаю.
- Красивая… Да, была красивая. Только бог росту не дал. Голод же, а потом война. Недоедали, вот и…
И снова в прошлое:
- Помню, глядим, фрицы убегают. Что случилось? Почему? А потом видим советские самолеты. Все кричат. Радуются. А тут и наши солдаты. А когда я домой вернулась, все ко мне шли и спрашивали: «Паша, ты там моих не бачила?» Кого там побачишь?… Все своих детей искали.
- А тут ничего, хорошо, - снова Прасковья Мефодьевна о дне сегодняшнем. - Я здесь уже пять лет живу. Сама пришла и осталась. На заводе им. Кирова тридцать лет у станка простояла: у одного мастера, в одном цехе, на одном станке. Тумбочка, на ней технология производства лежит. Фрезеровщицей была. Нас и называли «дунькин цех» - одни бабы…
Все было… Жизнь ведь такая разная.

Оксана АКУЛОВА, фото Владимира ЗАИКИНА