Будете сопротивляться - всю семью уничтожим

Ольга Дмитриевна Богайчук.
Родом из села Веровка, Житомирская область, Украина.
В 1941 году было 17 лет.
Война началась в ночь с субботы на воскресенье - мы обычно в этот день на базар ходили. В военный городок Новоград-Волынский в восьми километрах от нашей деревни. Туда все несли: кто грибы, кто ягоды, кто яйца… Я в тот день дома была, у меня было два маленьких брата - двойняшки, они в 1940 году родились. Еще толком не ходили, я за ними присматривала. Гляжу, люди не на базар идут, а обратно бегут.
- Что? Что случилось? - кричу.
- Война! Война!
Волосы дыбом. Что делать? Отец старый был, его на фронт не взяли. А немцы у нас появились скоро - на третий или четвертый день. Сначала пришли… Как сказать? Не фашисты, наверное… Такие, знаете, добродушные, в общем-то, люди. Не били нас, не издевались. Порося забрали, съели. Помню, немец пришел и говорит мне: иди в город, там наш начальник, он тебе за порося заплатит. Я и пошла. Нашла комендатуру. Хожу из кабинета в кабинет. А они смеются. Какие тебе деньги? За свинью? А ну-ка…
Потом у нас корова появилась. Моя младшая сестра жила в городе, служила у евреев. У них была буренка. Когда немцы пришли, эта семья сбежала, а скотина-то осталась - мы ее и увели в деревню. Она у нас прожила всю войну, помогла моим близким выжить. А когда все закончилось, евреи вернулись и корову забрали.

***

Потом пришел приказ. На работу в Германию стали забирать молодых и здоровых. Кто куда: одни в кустах прячутся, другие в погреб лезут. А немцы сказали: будете сопротивляться, все семью уничтожим, еще и дом сожжем. Конечно, я поехала. Чтобы из-за меня всю детвору поубивали? Пусть уж лучше меня.
Отец запряг коня и повез меня в город. Там нас принимали - контора специальная была. Проверили все от и до - чесотки боялись сильно. Одна хитрая баба с нами была, она сказала своей дочке: возьми репей и поцарапай руки. А немцы увидели, подумали, что эта девка чесоточная, и выгнали ее. А мы поехали…
Город Карлсруэ, аж за Берлином, на самой границе с Францией. Мы его кастрюлей называли. Большой, красивый. Потом, правда, его разбомбили. Работали на бауэра. Хороший попался. Молодой. Он нас не обижал. На заводе у него за станками стояли. Правда, не знали, что делаем. Там были со всей Украины девчонки.
В свободное время ходили по немкам, уборку делали. Поможем - она напоит-накормит, какую-нибудь одежонку даст, иногда даже марки. У меня две такие женщины были. К лагерю в выходной приезжала лавка. Мы фотографировались с подругами. Вот, видите, на стене висит снимок с тех самых времен - вся компания из нашей деревни. Жалею, что не сохранила надпись OST, которую мы на груди носили. Тоже ведь память.
Прожила я в Германии почти с начала войны, а освободили нас только в 1945 году. Американцы. Стали бомбить. Хозяин нас всех сгреб и в район - на другую фабрику. Там меня немки облюбовали и забрали к себе работать на кухню. Холодно как раз было, снег. Дрова таскаю, воду ношу, посуду мою, в деревню за молоком иду (а это не близко), картошку чищу. И только слышу:
- Ольга! Ольга! Ольга!
Чуть рук там не лишилась.
Когда американцы пришли, немцы нас бросили, а сами сбежали. Нас погрузили в машины и возили из города в город. Нормально они к нам относились. Только некоторых мы боялись - черные там были. Они нам шоколадки бросали.
Никто меня дома не ждал. Нас всех уже похоронили, а мы вернулись. Только трое девчонок там остались, но они сами так решили. Поведение у них было такое... Сама все понимаешь.
Домой пришла, меня братья-сестры облепили. Потом нас изменщиками называли: мол, могли воевать, а поехали в Германию. Но мы же не добровольно - нас загребли. Еще и угрожали. Как не пойдешь? Вся семья за спиной. Разве ж можно так говорить?

Оксана АКУЛОВА, фото Владимира ЗАИКИНА