Судный день

Записки из казённого дома

Наш коллега Тохнияз КУЧУКОВ вернулся к работе в редакции. Два с половиной года, проведенных в колонии-поселении, - это большая потеря для него самого, для его семьи и для газеты. В то же время это пусть порой и жестокий, но все равно бесценный опыт. Он увидел жизнь и нравы, царящие за колючей проволокой, своими глазами. Его записки из казенного дома, как нам кажется, будут интересны и полезны нашим читателям.

Автору этих строк, приговоренному к 4 годам лишения свободы за совершение наезда на пешехода, пришлось через многое пройти в поисках справедливого и беспристрастного следствия и суда. Увы, чудес не бывает. Доказать свою правоту, к сожалению, возможно лишь в том случае, если есть большие деньги либо всемогущие покровители. В противном случае отдельные высокопоставленные силовики приложат все усилия, чтобы закатать неугодного в асфальт. В моем случае это было именно так.
В своих публикациях я неоднократно писал о коррупции в эшелонах власти.
По результатам наших расследований не один десяток бастыков потерял свое кресло. Забегая вперед, отмечу, что некоторые из заинтересованных в моей изоляции силовиков сегодня сами арестованы и ждут приговоров в следственных изоляторах. Как говорится, от сумы и от тюрьмы…
Не исключаю, что отдельные герои моих публикаций станут требовать неопровержимые доказательства, аудио- и видеозаписи или хотя бы копии документов. Сразу оговорюсь: за решеткой, если и не говорят правды, то уж точно не врут. По ту сторону закона понятия чести и достоинства все еще имеют какую-то ценность. Потому я подписываюсь под каждым написанным словом. Более того, очевидцами некоторых эпизодов моей арестантской жизни стали известный правозащитник Евгений ЖОВТИС и более сотни поселенцев, отбывавших наказание вместе с нами в Усть-Каменогорске на участке для лиц, совершивших преступление по неосторожности.

Пятница, 28 августа 2009 года. В тот день коллектив газеты “Время” хоронил скоропостижно скончавшегося коллегу Анатолия НИКОЛЬСКОГО. Во время похорон мне на мобильный телефон позвонила секретарь Капшагайского городского суда. Она просила срочно прибыть в суд. Приехав в Капшагай, мы с моим адвокатом Геннадием НАМОМ зашли в зал судебных заседаний. Председатель горсуда ЖАЙЛАУБАЙ, пожав руку адвокату, сказал:
- Мартыныч, вы же опытный юрист. Сами понимаете, преступление небольшой тяжести, совершено по неосторожности. Постарайтесь примириться с потерпевшей, тогда, возможно, и прекратим это дело.
Кстати, с самых первых дней потерпевшая сама подала встречное заявление и не настаивала на моем наказании. И по ходу следствия, и во время судебных заседаний все к этому и шло. Однако…
После прений судья удалился, а когда затемно вернулся в зал, было заметно, что он нервничает. Буквально через несколько минут в зал стремительно вошли два сержанта-конвоира из Капшагайского ГОВД и встали по обе стороны скамьи подсудимых. Мне уже было понятно - впереди маячит реальный срок. Ни о каком примирении и речи быть не может. Но почему все изменилось в последнюю минуту? Огласив приговор - 4 года лишения свободы с отбыванием в колонии-поселении, - судья быстро ушел. Конвойные, защелкнув на моих запястьях наручники, вывели во внутренний дворик, где с распахнутой задней дверью стоял черный “воронок”. Меня повезли в изолятор временного содержания Капшагайского ГОВД.
Забегая вперед, скажу, что этим приговором остались очень довольны некоторые высокопоставленные полицейские. К слову, некоторые из этих начальников уже в конце 2009 года потеряли свои должности, а еще один из них недавно арестован по обвинению в получении крупной взятки и находится в столичном следственном изоляторе. Возможно, он, как и я в свое время, наде­ется на справедливое следствие и суд. А может, уже начал постигать азы тюремной науки - ведь за решеткой нет министров, генералов и прочих чинов, а есть арестанты…

В предбаннике ИВС у меня отобрали брючный ремень. Особо ретивый постовой предлагал мне выломать супинатор туфли - якобы я могу “вскрыться” либо, вооружившись металлической полоской, напасть на конвой. Однако он быстро остыл после того, как я снял туфлю и предложил ему собственноручно проделать эту операцию.
- Ладно, пока пошли в четвертую хату. Утром начальник приедет, решит, - с такими словами два сержанта повели меня в глубь коридора. Открыв дверь в камеру, втолкнули туда и быстро заперли замок. В камере размером примерно два метра на четыре сильно накурено. Под потолком едва мерцает лампочка, справа от входа умывальник, отделенный от камеры замызганной тряпкой, и сортир - на тюремном сленге “север”. В камере запах немытых тел, грязных носков, сигаретный дым, прокопченные стены. По обе стены - две двухъярусные кровати, именуемые шконками. Камера рассчитана на четыре человека, но я в ней - пятый. Неизбежной для новичков “прописки” не последовало: как выяснилось позже, я попал к ходокам - другими словами, к авторитетным и ранее судимым людям. Один из моих сокамерников мотал седьмой срок, на этот раз за наркотики. Первый - 15 лет усиленного режима - отсидел от звонка до звонка на севере СССР, там же ему дали погоняло (прозвище) Колыма. Мужчина моих лет ждал приговора за сбыт наркотиков, эта его вторая судимость. Первую отбыл на малолетке. Совсем молодой парень лет 20 находился под следствием за разбой. Четвертый ждал этапа в СИЗО - дали 12 лет за убийство. Когда я назвал свое имя, статью и срок, Колыма присвистнул:
- Ты же первоход! (Так называют зэков с первой судимостью. - Т.К.) Как менты тебя в эту хату могли закрыть?! По закону первоходы сидят отдельно от ходоков! Беззаконие и беспредел! - каторжанин никак не мог успокоиться и временами прикладывался к кружке с чифирем.

Позже мне сказали, что в первой камере ИВС, такой же четырехместной, сидит в одиночестве местный гаишник, задержанный областными комитетчиками. Так вот, всю неделю, пока я ждал этапа, из его камеры периодически раздавался звонок мобильника. Гаишник гулял, когда хотел, а однажды вперемешку со звоном стаканов мы услышали из камеры задорный женский смех. Уже после отбоя поползли слухи, что гаишник отмечал день рождения.
- Мент и за решеткой мент, - философски заметил Колыма, прикуривая очередную сигарету. - Нас кормят хуже собак, прогулка всего 15 минут в день, хотя положено два раза по полчаса, холодная баланда. А своему менту зеленый свет.
Правду говорил арестант Колыма. Еда была не просто холодной, но и отвратительной на вкус. Мы питались продуктами, привезенными родственниками. Однажды попытались скормить тюремную баланду гуляющим под окнами сторожевым псам, но даже шавки отвернули носы от такой пищи. Матрасов и положенного постельного белья в камере также не было. На следующий день белье привезли родные. Мужики тоже пользовались своими простынями и пододеяльниками.

Здесь позволю себе небольшое отступление. В начале 2000 года, когда алматинскую областную полицию возглавил Алик ШПЕКБАЕВ (ныне заведующий отделом правоохранительной системы администрации президента), он вместе с заместителем Мейрамом АЮБАЕВЫМ, ставшим впоследствии председателем Комитета уголовно-исполнительной системы, стал внедрять во всех изоляторах временного содержания РОВД европейские стандарты. Это капитальный ремонт и реконструкция камер, выделение постельного белья и приличное питание. Позже это начинание продолжил начальник ДВД Алматинской области Калмуханбет КАСЫМОВ - нынешний министр МВД. Эта гуманная полицейская акция широко освещалась в СМИ. Тогда областные полицейские руководители на полном серьезе демонстрировали, как они заботятся о своих подопечных, не жалея для достижения этих целей сотни миллионов бюджетных средств. И где все это?!
В четвертой хате меня продержали трое суток, потом перевели в третью камеру. Там вообще не было шконок. Бетонные нары от стены до стены, прогнившие казенные одеяла и трое парней - фигуранты уголовных дел. Среди них армейский капитан, подозреваемый в разбойном нападении на местное казино. И здесь питание было, мягко говоря, несъедобным. Хотя, согласно действующему законодательству, пайка следственно-арестованных граждан заметно отличается в лучшую сторону от пайки осужденных. После недели в ИВС, утром 3 сентября, постовой предупредил:
- Готовься на этап. Скорее всего, поедешь в СИ-1 (следственный изолятор ЛА 155/1 УИС по Алматы и Алматинской области. - Т.К.).

В полицейскую “Газель” нас забилось 12 человек. Полностью закрытый металлический кузов на августовской жаре быстро накалился. Сразу стало трудно дышать. Примерно через полтора часа автозак затормозил. До нас доносились приглушенные голоса, потом раздался металлический скрежет отпираемых ворот. Сержант распахнул дверь автозака. Обливаясь потом, пошатываясь на затекших от долгого сидения ногах, мы стали выходить.
- Первый пошел, второй пошел, третий, - заученно и монотонно бурчал конвоир.
Заведя нас в полуосвещенный коридор, конвоиры ушли. Из боковой комнаты вышел старший лейтенант юстиции.
- Арестанты! Руки в гору, сели на корты! Называю фамилию - отзываетесь по имени, отчеству. Говорите статью, срок, начало срока, конец. Потом поворачиваетесь к стене и раздеваетесь. Вы попали на “старушку” (так на сленге называют следственный изолятор ЛА 155/1 по Алматы и Алматинской области. - Т.К.). По моей команде раскроете кешары (сумки) к шмону.
Так начался мой первый день в качестве временного постояльца СИЗО.
О том, какие нравы бытуют в следственном изоляторе, как нужно вести себя, чтобы не оказаться в изгоях, какой рацион положен и чем на самом деле кормят зэков, читайте в ближайших номерах.

Тохнияз КУЧУКОВ, Алматы, тел.:  259-71-96, е-mail: kuchukov@time.kz, фото Владимира ТРЕТЬЯКОВА