Война да любовь
Российский режиссер Джаник ФАЙЗИЕВ представил в Алматы свой новый фильм “Август. Восьмого” о войне в Южной Осетии. Впрочем, сами создатели предпочитают другую трактовку: про любовь на фоне войны. Какая там разыгралась любовь между Россией и Грузией, объяснять не надо, и, судя по показанным отрывкам из фильма, Файзиев не объясняет. Его история - это история молодой москвички, которая отправила сына погостить к бывшему мужу в Цхинвал. А тут война. Фильм еще не вышел в прокат, но разогрев уже начался мощный: люди вовсю обсуждают тему ленты, бюджет фильма в $20 млн., самого Файзиева, ПУТИНА (Владимир, премьер РФ. - Т. Б.), СААКАШВИЛИ (Михаил, президент Грузии. - Т. Б.). Режиссер рассказал нам, зачем полез в это заведомое пекло, почему не считает себя узбеком и чем отличаются американские сценаристы от российских.
- Почему война?
- Война для драматурга является прекрасным фоном, на котором проявляется красота человеческих эмоций. Представьте - парень хочет признаться девушке в любви. Он подыскивает какой-то момент, пытается как-то обставить признание, чтобы любимой было приятно и чтобы она не усомнилась в искренности и правдивости чувств. Молодой человек дарит цветы, приглашает в ресторан, и так далее. Красивая ситуация? Да. Истинны ли чувства? Будет зависеть от отношений. А теперь представьте - этот парень сидит в окопе, может погибнуть завтра, а девушка уезжает. В него стреляют враги, вокруг рвутся бомбы, он бежит за автобусом и кричит...
- Это же голимый штамп.
- Мы сейчас не оцениваем, штамп или не штамп. Вы задали вопрос: “Почему война?”, а я отвечаю, что в описанной мной истории признание в любви будет правдивым.
- Почему война именно в Южной Осетии? Не в Чечне, например. Не в Ираке.
- У меня были простые размышления. Моя задача - быть интересным. Какую бы войну я ни выбрал, вы бы спросили меня: “А почему эта?” А кроме вас, журналистов, любящих задавать этот вопрос, есть еще люди, для которых в новейшей истории осталось много вопросов. Я очень переживал те события, поскольку у меня очень много друзей и в Осетии, и в Грузии. Людям почему-то не нравится об этом говорить, они чего-то стесняются. Я же считаю, что чем больше мы будем обсуждать данную войну, тем быстрее достигнем консенсуса и тем быстрее два народа вернутся к нормальным отношениям, в которых они находились всю свою историю. Народы-то не ненавидят друг друга, просто политические обстоятельства сложились таким образом, что они не могут спокойно друг с другом общаться.
Если бы я снимал про Чечню, с точки зрения киноистории ничего бы не поменялось. Но об этом уже столько всего сделали, столько раз перемололи тему, что острота восприятия материала была бы уже совсем не той, какую мне надо.
- Вы - сурковская пропаганда! В смысле - не опасаетесь, что вас “затроллят” после выхода картины на экраны?
- Конечно, я думал об этом. И понятно, мне бы этого не хотелось. Но главное, чтобы люди посмотрели кино, а уже потом что-то высказывали. У нас ведь очень многие любят навешивать ярлыки за глаза, критиковать за спиной. И так бывает всегда, когда ты делаешь что-то большое и заметное. Только ты скажешь: “Я построил большую и полезную башню, ее будет видно со всех сторон”, как тебя начинают не любить и “троллить”. Совершенно бесмысленно обращать внимание на такое. А если кто-то в открытую скажет: “Вы - сурковская пропаганда!”, мы будем разговаривать с человеком и отвечать на его вопросы.
Вопрос ведь еще и в том, что сейчас “затроллить” могут все что угодно. Выйдите на улицу и скажите громко: “Я люблю свою страну!” - вас тут же обвинят в том, что вы подлизываетесь к НАЗАРБАЕВУ. А меня - в том, что я делаю книксен перед Путиным. Хотя мне просто нравится страна, и мне действительно приятно в ней жить.
- Вы часто употребляете слова “наше, мы” применительно к России и к русской культуре. Это новая идентичность?
- Да. Я никогда не считал себя узбекским режиссером. Но я родился в Узбекистане. У меня есть друзья, не этнические узбеки, при этом считающие себя узбеками. Это не кровь, а некий образ мысли и жизни. А я скорее космополит... Хотя это неправильное слово, я - гражданин мира.
- Вы видели фильм “Грузия” (пропагандистский фильм производства США о войне в Южной Осетии, в России в прокат не выходил. - Т. Б.)?
- Я начал его смотреть, но через минут 5-7 фильм показался мне скучным, и продолжать просмотр не было желания. Точка зрения там достаточно тенденциозна, но меня смутило не это, а просто невнятное повествование.
- Занятно при этом, что вы привлекали американского сценариста для работы над своей лентой.
- Я написал заявку, а поскольку такие большие деньги в российском кино выделяются впервые, было понятно, что долго задерживать процесс нельзя. А снять кино нужно было в достаточно короткие сроки. И я обратился к иностранным специалистам. Написал “фоторобот” желаемого сценариста: европейское образование, опыт работы в Голливуде, либо опыт написания скриптов о войне, либо непосредственного участия в боевых действиях. В результате нашел Майкла ЛЕРНЕРА, который родился во Франции, его отец известный сценарист, а сам он работал военным корреспондентом. Несколько подсюжетов в фильме - это реальные истории из его жизни. При всем этом Лернер - независимый человек, а мне важно было сохранить независимость.
Российских сценаристов я не привлекал прежде всего потому, что у них производственная закалка немного другая. За то время, что я работаю в кино, ни разу автор не успевал написать сценарий меньше чем за год. А бывает, что и по три года уходит на материал. Черт его знает, почему так происходит. У нас автор - это человек, который думает, проверяет себя, постоянно рефлексирует.
- А как вы в целом оцениваете ситуацию в российском кино? Одни ваши соотечественники говорят, что все плохо и кинематограф в ужасном кризисе; другие просто привозят сюда неплохое кино вроде “Высоцкого” или “Огней притона”, и, судя по таким лентам, не все так худо у вас.
- Не могу ответить однозначно. Тут сколько людей, столько и мнений. Факт в том, что в России практически не снимается кино без государственного финансирования. Может быть, какие-то единицы. Поэтому механизм возврата денег через кинотеатры работает плохо. К тому же российский кинематограф много лет не был ориентирован на зрителя, и в этом большая проблема. Кино, интересное аудитории, мало кто умеет делать.
- Зато, говорят, воровать в кино все научились отменно.
- Воровать вообще существует миллион способов, в том числе и в кино. Но как тырить бюджетные деньги, мне трудно представить. Во-первых, за ними очень серьезный пригляд. Во-вторых, все кинематографическое сообщество России - 300 человек, все друг друга знают. Взять миллион, а показать в кинотеатре на копейку? Ну это просто неудобно.
Тулеген БАЙТУКЕНОВ, tulegen@time.kz, фото Карима КАДЫРБАЕВА и из пресс-материалов фильма “Август. Восьмого”, Алматы