Жалует царь, да не жалует псарь

Российский политик и общественный деятель Евгений РОЙЗМАН (на снимке) стал причиной самого громкого политического скандала в России за все годы стабильности. Из-за него миллиардер из списка Forbes и экс-глава “Правого дела” Михаил ПРОХОРОВ открыто обвинил Кремль в манипулировании выборами, а в ответ получил сверстанные за сутки разоблачительные сюжеты гостелевидения. В интервью корреспонденту Газеты.ru Ройзман рассказал о скрытых методах работы Кремля с российскими политиками…

Потом я понял, что в Кремле закусились и не пустят
- Евгений, вот итог на сегодняшний день: вы и Михаил ПРОХОРОВ изгнаны из российской политики, он вернулся к “Ё-мобилям”, вы - в Екатеринбург бороться с наркотиками. Другие итоги у вашей совместной попытки заняться политикой есть?
- У Михаила появился азарт, он закусился, увидел, что есть огромное количество сторонников по стране. Думаю, вся история только начинается. Насколько я понимаю, он сейчас ищет возможность и форму новой работы.

- Как вас позвал Прохоров, помните? Откуда он мог знать про такого политика Ройзмана, если сам раньше политикой не занимался?
- Мне позвонил Саша ЛЮБИМОВ (российский тележурналист, телеведущий. В 2011 году он покинул ВГТРК, став членом политической партии “Правое дело”. - Ред.), говорит: “Встреться с Прохоровым”. Ну встречусь, я еще никуда не собирался тогда. Как раз были события в Сагре (расследование нападения интернациональной бандитской группировки на поселок Сагра в Свердловской области, где Ройзман выступал общественным защитником местных жителей. - Ред.), там было тяжело. Звонит Прохоров, говорит: “Давай увидимся”, я говорю: “Давай”. Встретились. Он говорит: “Я вижу, что происходит в стране, мне не нравится все, что происходит в стране, и я понимаю, как можно изменить, я понимаю, что время пришло что-то менять. Понимаю, что так долго не протянем”. Он сказал, что в случае успеха я буду отвечать за формирование антинаркотической и антиалкогольной повестки на федеральном уровне. Я говорю: “Хорошо, а если тебя пригласят в Кремль или правительство и скажут - выбирай?” Он сказал: “Значит, уйдем вместе”.

- А как узнали, что “уходите вместе”?
- Конечно, не за сутки. Мы с ним знали, мы с ним советовались, потому что мне терять нечего, а у него, ни фига себе, такая империя, столько народу работает, для него гораздо сложнее была ситуация.

- Не пробовали сами отойти в сторону, чтобы сохранить Прохорова?
- Я шел в открытую. Им предъя­в­­лять мне нечего. Могут, конечно, “энтэвэшников” зарядить, какое-нибудь говно мамонта раскопать 30-летней давности, но это не серьезно, что говорить. Я не думал до какого-то момента, что они всерьез, но потом понял, что в Кремле закусились и не пустят. Мне было интересно, как Михаил себя поведет. Я уже искал возможность как-то грамотно отойти, но мы с ним попали в такую ситуацию, она была известна всей стране: если бы я только отошел, все бы сказали - ну все, Прохоров сдал Ройзмана. Он бы себя как личность просто в этой ситуации похоронил. Он тоже это понимает.

- Вы думаете, Прохоров ни с кем не обсуждал, кого ему в список включать?
- Думаю, еще до разговора со мной он проговаривал с кем-то из двух первых лиц мое участие. И было получено добро, потому что все, кто тогда связывался по своим каналам с администрацией президента, говорили “да, добро получено, никто мешать не будет, все нормально”. Но в какой-то момент, видимо, мы начали много набирать. И там просто испугались. Разговоры начались издалека: губернатор, еще кто-нибудь, звонки из правительства…

- Прохоров говорит, что Ройз­ман был только предлогом, чтобы закрыть весь проект. Вы предлог или между вами и кем-то в Кремле что-то более серьезное?
- Думаю, что не предлог. Михаил первый раз в такой ситуации, а я - второй. Они не могут меня пропустить. Слишком большая популярность - не у меня, а у фонда, у метода. Этой популярности и нашей неуправляемости для системы они боятся. И Прохоров проявил себя в этой ситуации очень по-мужски, он их тоже напугал тем, что не марионетка.

- Допустим, Прохоров мог не знать, что у вас конфликт с кем-то в Кремле, но вы-то знали. Почему записались в проект, почему решили, что сейчас пропустят?
- Прохоров знал всё, как он мог не знать. А я не стремлюсь никуда, но понятно, что ресурс депутатский нам бы в работе многое добавил, мы бы скорость работы увеличили в разы. Я, работая прежде в Думе, видел эту нишу, в которую реально можно зайти и продолжать работать, при этом не имея никакого отношения к “Единой России”, потому что для меня это такое ощущение брезгливости. Я работал в открытую, работал четыре года в комитете по безопасности Госдумы, входил в комитет по Северному Кавказу. Я был единственным из депутатов Госдумы, который работал в комитете по борьбе с наркотиками правительства РФ. Все знают, что я не заработал ни копейки, я на свое депутатство потратил $2,5 млн.

- Это на что?
- Избрание - копейки. Есть пов­седневно куча вещей, которые ты не можешь решить за счет ресурса - они решаются за счет денег. Можно, конечно, ходить ныть, клянчить, а можно вытащить из кармана и дать свои, я вытаскивал и давал свои, во всяком случае, все, что касалось детских домов, детских больниц. Просто мы работали на свои деньги. У меня через приемную депутата прошли более 40 тысяч человек. У нас несколько тысяч результативных депутатских запросов…

- Евгений, вы верите в то, что МЕДВЕДЕВ или Путин сами не закрыли прохоровский проект?
- Может быть, это тот самый случай, когда жалует царь, но не жалует псарь. Мне звонит Никита БЕЛЫХ (губернатор Кировской области. - Ред.), говорит, что разговаривал с президентом. А тот, говорит, очень по-доброму отозвался о тебе, о фонде, сказал, что вот Ройзман борется с наркотиками, да, может быть, методы там, но других пока никто не придумал. Мне это было так приятно слышать от президента России. Пусть через вторые руки, но я это услышал. Но потом я вижу, что какие-то решения принимаются именно СУРКОВЫМ (Владислав, первый замглавы администрации президента РФ. - Ред.). Сначала он сидел на ушах у Путина, потом он сел на уши Медведеву. И степень влияния его на них очень высока. В Османской империи такое высокое влияние было только у евнуха.

У пожилых не взрывается

- Были мысли создать партию еще до Прохорова? Возможно ли ее создать сейчас вообще?
- Невозможно создать. Здесь выстроена такая вертикаль власти, что она может рухнуть только ра­зом. Партия у тех, у кого печать. Они владеют Минюстом, они хозяева суда, они хозяева телеграфов и мостов. Они не дадут вырасти никому вообще. От политики отсекли достойных и деятельных людей, огромное количество мужиков, кормильцев, способных создавать бизнес, создавать рабочие места, они сейчас отошли на обочину, просто стоят, смотрят чем это все закончится.

- Можно ли в политику зайти у нас через активную общественную работу? Вот хотя бы через борьбу с наркотиками? Возможно ли помыслить ситуацию, когда Ройзмана-общественника просто нельзя будет не замечать в Москве?
- Я больше скажу, у нас миллионы сторонников по стране, и всё больше молодежи. Мы уже показали всем, что умеем приводить молодых на избирательные участки, умеем приводить людей, которые раньше не голосовали.

- Как выглядит избиратель Ройзмана?
- Я был у истоков “Справедливой России”. Шли униженные, оскорб­ленные и уставшие. А когда “Правое дело” - видимо, совершенно иной мессидж почувствовали: шли люди с большими бизнес-структурами, у них по 200, по 300, по 500 рабочих мест, люди, умеющие создавать бизнес, обеспеченные люди, которым есть что терять, люди, которые платят налоги и хотят знать, как эти деньги расходуются.

- Радикализуются ли эти люди, видя, что их кандидаты не могут легально заниматься политикой?
- Я разговаривал с людьми каждый день после съезда “Единой России”, когда один из дуплета входит в историю как человек, покарауливший стул. Партии говорят: сегодня у вас был лидер этот, а завтра будет этот, и они встают и устраивают бурные аплодисменты с кислыми рожами, и никто не сказал: “Э-э-э, подождите минуточку”. Выглядит все это очень некрасиво, и людей очень многих это задело. Кто-то промолчит, кто-то скажет вслух, но затаили все. Люди - даже в “Единой России” - почувствовали себя обманутыми и оскорбленными. Во что это выльется - непонятно. Но это закон сохранения энергии, ничто никуда не исчезает бесследно.

- На улицу кто-нибудь выйдет?
- Большей радикализации не будет здесь никогда по одной причине: молодых мало, нет молодых. Вымираем по 700-800 тыс. в год. Если бы было перенаселение, было бы тесно от молодежи - могло бы взорваться, как в арабских странах. А у пожилых не взрывается.

Я не побегу, это моя страна, я не побегу

- Понимаете, что после истории с Прохоровым, после того как власть на ближайшие годы законсервировалась, вас закроют, как только начнете шуметь больше обычного?
- Я четыре года не думал об этом вообще. Первые мысли появились после Сагры. Увидел, что в полпредстве начали совещания по нам собирать, начали собирать сот­рудников отдела по экстремизму, и им велено было искать в наших действиях экстремизм. Нормально, да?! Банда карателей поехала село уничтожать, а в действиях фонда начали искать состав экстремизма! Вот тогда и возникла мысль, что да, действительно, прессуют. Но мы умеем работать в любых условиях.

- Это в каких? Если вам пропишут 282-ю статью, найдут экстремизм и национализм, закроют же в минуту…
- Ну что, ты хочешь спросить, что будет, если нас в подполье загонят? Дешево, наверное, будет сказать: “Волков бояться - в хате ср*ть”. Ну, загонят в подполье... Если система начнет работать против нас и загонять в подполье не только нас, а вообще всех, кто пытается сделать что-то для страны, то как только людей загоняют в подполье, им тем самым развязывают руки. Это ж тоже надо понимать. Я думаю, наверху не идиоты… Хотя в свете последних событий возникают некоторые сомнения...

- В свете последних событий у части граждан, правда, в основном в Москве, появилось и другое сомнение: а не стоит ли эмигрировать? Вы думали об эмиграции когда-нибудь?
- Я, конечно, из своей страны никогда никуда не уеду. Причин этому я могу назвать много, но самая главная - очень простая - мужская. Если я уеду из своей страны, это будет бегство, и никогда я не сумею сам себе придумать оправдание. А все, что я делаю, как любой нормальный мужчина, это поиски причин для самоуважения. Я не могу позволить себе уехать из своей страны, потому что это будет потеря самоуважения.

- Бывает суровый выбор, мы видели примеры: тюрьма или выезд…
- Я не побегу, это моя страна, я не побегу. Вот если я буду здесь последний оставаться, я не побегу, это для меня принципиально, встану под стрелой, ну его на фиг!

- Один ваш земляк обратил внимание на то, что между вами и Путиным много общего, как ни парадоксально. Харизматики, резкие в делах, высказываниях, методах. Может, и так. Не было никогда соблазна пойти за ним? Широкий народный фронт и все прочее…
- Не было, но мы будем идти рядом с властью до тех пор, пока нам будет по пути. Я все равно не зайду в глухую оппозицию, если меня совсем уж под пули не загонят. Я буду контактировать с властью до тех пор, пока у руля не будут откровенные людоеды. Я понимаю: у меня дети, у Путина дети, у остальных дети, все за своих детей переживают, все хотят, чтоб дети жили в безо­пасной счастливой стране.
Ведь борьба с наркотиками - одна из очень немногих тем, которая может консолидировать все силы. Я буду работать. Мне какая разница, кто у власти? Лишь бы делали свое дело. Как Михаил ВЕЛЛЕР (писатель, публицист. - Ред.) сказал: президент - это функция, и относиться к этой функции надо так, как она функционирует, а клясться в любви к президенту как к личности - это помесь раболепия и гомосексуализма.

Роман БАДАНИН, Газета.RU, Москва

Из досье

Евгений Вадимович РОЙЗМАН (родился 14 сентября 1962 года) - президент и один из основателей фонда “Город без наркотиков” (Екатеринбург).
В прошлом - член центрального совета и председатель Свердловского регионального отделения партии “Справедливая Россия” (2006-2007), депутат Государственной думы РФ четвертого созыва (2003-2007).
Поэт, предприниматель. Почетный член Российской Академии художеств. Член Союза писателей России. Также занимается книгоиздательством, собирательством икон и картин. Мастер спорта. Чемпион России по трофи-рейдам. Неоднократный призёр и победитель Урал-трофи.
Женат, отец троих детей.