11288

Анау-Мынау о Текущем Моменте

Ермек ТУРСУНОВ, кинодраматург
Старик и сено
Жил у нас в поселке старик Алимжан. Самый старый в округе старик. Было ему на тот момент под девяносто. Обычно он лежал у себя в саду на топчане с щепоткой насыбая за губой. Иной раз его беспокоили. Поднимали и увозили: то на похороны, то на свадьбы. Его усаживали на почетное место и давали первому слово. Он произносил какие-то дежурные слова о чести, совести, о праведной жизни и замолкал. Большего от него и не требовалось. Не сказать чтобы его так уж любили в селе и не могли без него обойтись. Нет. Просто он был живым воплощением традиции.

И вот, помню, однажды Шулембай - был у нас такой паскудный мужичок, отвечавший за водоснабжение поселка, - в разгар полива огородов перекрыл воду и закрылся у себя дома. Впрочем, так было всегда, и люди к этому привыкли. И вот снаряжались посольства к этому самому Шулембаю. Люди складывались дворами и шли с поклоном: кто барана приволокет, кто мешок с картошкой, а кто и с деньгами наведается. Без соответствующей мзды никто не появлялся. А Шулембай все больше наглел. Такса росла. Едет он, бывало, на своей хилой лошаденке по деревне, проверяет арыки да и посмеивается. Прикрикнет на кого-то, огреет плеткой, а кого и оштрафует, если увидит, что воду воруют.
И тогда поднялся вдруг со своего топчана Алимжан-ата, оперся на свою кривую палочку и поперся к Шулембаю домой.
Недолго у него пробыл. Минут пять. Никто не знает, что он ему там такого сказал. Только помню, как вышел из дома Шулембай, понурый, забрался на свою клячу и погнал на развязку. Пустил воду в поселок, вернулся домой, собрал наскоро семью и уехал. Неведомо куда. Так и не появился больше у нас.
К чему я вдруг вспомнил Алимжана?
Встречался недавно президент с деятелями культуры старшего поколения. Им должны были вручать конвертики по какому-то случаю. Кто-то пришел сам, опираясь на тросточку, кого-то привели под руки дети и внуки, кого-то прикатили на коляске. Всех их, увешанных орденами и медалями, усадили в просторном зале за большим круглым столом. Появился президент. Деятели культуры, как водится, стали по очереди признаваться ему в любви и преданности.

Иван Щеголихин сравнил президента со своим отцом. Бесстрастная камера скользнула по лицам обоих в тот самый момент, когда эта фраза прозвучала. Писатель выглядел явно намного старше своего “отца”. Тогда он сравнил его с Богом. Я думаю, Бог услышал. Он, наверное, удивился, но на всякий случай слегка подвинулся, уступая рядышком место.
Далее выступления пошли гуськом. Старики сменяли друг дружку, приводя примеры политиков-долгожителей, прозрачно намекая на то, что вечность - категория относительная. Некоторые своим видом всячески это подтверждали.
Роза Багланова назвала в кулуарах президента Ак Патшам, буквально - Мой Белый Царь. Смысл по-русски звучит слишком просто. По-казахски за этим выражением лукаво помахивает ручкой слепое обожание и подобострастие.
Старики еще долго соревновались, но так и не смогли выявить победителя. С тем и разошлись.
Что происходит с нашими стариками? Всегда ли было так? Передается ли лизоблюдство по наследству? Нужно ли это прежде всего самой власти? Какое может быть будущее у народа, у которого такие вот “совесть и честь”? Кто режиссировал? Что они придумают на семидесятилетие? Кому вздумалось выставлять в таком виде наших аксакалов? Они выглядели нелепо. Как нищие с зонтами. Красиво стареть - это искусство, не каждому оно дано.
И вот пришел мне снова на память старик Алимжан. Когда его сын Оратай попросил его сходить с ним к председателю совхоза, дабы попросить лишний стог сена к зиме, Алимжан даже не пошевелился. Лишь зло сплюнул насыбай и отвернулся к стене.
Никто не понял почему. Подумаешь - сено…

Тамара КАЛЕЕВА, президент Международного фонда защиты свободы слова “Әдiл сөз”
Черная дыра
Черная дыра - область в пространстве-времени, гравитационное притяжение которой настолько велико, что покинуть ее не могут даже объекты, движущиеся со скоростью света
Википедия

В парламент Великобритании может зайти и посидеть на заседании любой желающий, единственное условие - иметь паспорт и вести себя тихо. Если же тема волнует и хочется бросить в котел законотворчества свои два пенса, проблем тоже нет. Все законопроекты доступны в Интернете, первое слово при обсуждении предоставляется общественности. Ваши позиции будут учтены, и это всегда можно проверить по открытым протоколам.
В наш парламент при известной настойчивости тоже можно попасть. Мобилизовав волю к победе, можно даже войти в состав рабочих групп министерств и мажилиса.
Много раз мы с коллегами участвовали в них. Нас вежливо выслушивали, забирали наши предложения, уносили их в неизвестном направлении, и они исчезали навсегда. На следующее заседание неизвестно из каких кабинетов приносился совсем другой документ.
Прозрение пришло недавно: казахстанский процесс законотворчества состоит из двух параллельных миров. Первый - декоративный. Это те самые публичные рабочие группы, куда приглашают общественность. Участие солидных министерств и комитетов на этих сходках обеспечивают молодые специалисты, которые в силу незнания и равнодушия к проблеме никогда не раскрывают рта.
Второй, реальный мир надежно спрятан от досужего любопытства. Не рискну даже предполагать - то ли это аппарат правительства с его сонмом юристов, то ли другие не менее важные инстанции. Главное, что черная дыра, в которой пропадают все наши законодательные предложения, существует. Недавно в ней пропали даже 16 предложений Генеральной прокуратуры о декриминализации части уголовно наказуемых деяний и перевода их в разряд административных, дисциплинарных и иных правонарушений либо правомерных действий.

Высший орган страны по надзору за соблюдением законов подал свои наработки, как положено, в правительство. А в вышедшем из правительства законопроекте “О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты РК по вопросам совершенствования уголовного и уголовно-процессуального законодательства” от ген-
прокурорских инициатив ни следа. У общественных журналистских организаций нет никаких властных полномочий. Наша сила в настырности, и уже сколько лет мы без устали кричим: нельзя за статьи сажать и закрывать СМИ! Наверное, надоедаем, потому что иногда черная дыра огрызается и напоминает, что в некоторых самых-самых развитых странах тоже есть уголовная ответственность за клевету. Мы в ответ вопим: да она же там не применяется, там европейские суды не позволяют! Вот такой вот диалог по-казахстански.
Из 16 предложений Генпрокуратуры журналистов касаются только два - клевета и оскорбление. Остальные 14 - по другим ведомствам. Вряд ли найдется НПО, которое, в частности, от лица алиментщиков будет доказывать, что злостное уклонение от содержания жены-инвалида только усугубляется арестом, пусть лучше негодяй работает на воле и платит по полной. Или вот наказание за разглашение тайны усыновления - некому ведь убеждать, что длинный язык при низменных побуждениях все-таки лучше укорачивать рублем, а не решеткой, да и платить логичнее не штраф в бюджет, как предписывает УК, а непосредственно пострадавшим.
Публично сражаться за свои позиции Генпрокуратуре наверняка не позволит статус. Что предлагают и как голосуют депутаты, узнать нельзя: итоги голосования засекречены внутренним регламентом, стенограммы от публики спрятаны. Парламент Великобритании шел к открытости почти пять столетий. Неужели нам ждать столько же?!

Анау-Мынау о Текущем МоментеСергей УТКИН, правозащитник
Сам себе режиссер
В прошлом году один судья отказался признавать в качестве доказательств аудио- и видеозаписи разговора сотрудников дорожной полиции с высокопоставленным чиновником. Говорят, что на этих записях было отчетливо видно неадекватное состояние чиновника, который даже сам сначала признавался, что был нетрезв за рулем автомобиля. В результате чиновник вышел сухим из воды.

В январе этого года судья Аль-Фарабийского районного суда Шара Бийсимбиева оставила иск пресс-секретаря акима Шымкента Бахытжана Батырхана без рассмотрения. Дело в том, что пресс-секретарь записал на диктофон ненормативную лексику заместителя городского акима Жолдасбека Куздеубаева, оскорблявшего человеческое достоинство своих подчиненных. Но шымкентское правосудие аудиозапись не признало надлежащим доказательством, поэтому руководители акимата могут и дальше продолжать поливать своих работников трехэтажным матом.
Мы постоянно наблюдаем, как всевозможные начальники, охранники, приставы, полицейские, прокуроры, управдомы и т.д. запрещают вести видео- и аудиозапись. Судьи сплошь и рядом без каких-либо мотивов не разрешают видеосъемку судебных заседаний. Чиновники выучили, как “Отче наш”, статью 145 Гражданского кодекса (право на собственное изображение) и внушают людям, что никто не имеет права их снимать без их согласия. И многие “повелись” на эту уловку. Большинство уже считают, что видео- и аудиозаписью все равно ничего доказать в суде невозможно.

Так что же происходит? Получается, что свидетельские показания - это нормальное доказательство, а видеозапись - нет? А в чем разница? Какое-то событие (факт) “записывается” в мозгу свидетеля и затем выдается описание этого события. Естественно, что все до малейших деталей запомнить сложно. Естественно, что человек, как правило, выдает информацию с учетом личных симпатий (антипатий). Естественно, что свидетеля можно подкупить или запугать. А проверить, говорит свидетель правду, полуправду или лжет, - зачастую практически невозможно.
Видео- или аудиозапись отражает событие или факт с идеальной точностью. Никаких тебе личных симпатий. Видеокамеру не подкупишь. Естественно, что запись (особенно цифровую) можно смонтировать, подделать - в общем, сфальсифицировать. Но хорошие эксперты подделку быстро распознают. Экспертизу “записи” события в мозгу человека провести невозможно. Так кто же лучший свидетель - человек или видеокамера? Что более убедительно для беспристрастного судьи или публики? Ответ очевиден.
Так почему же в нашей стране такое отношение к “видеосвидетелям”? Потому что против видеозаписи не попрешь, ее не запугаешь, с видеозаписью невиновного не сделаешь виновным в угоду толстосумам или по звонку “сверху”. Поэтому я давно вывел для себя правило: если запрещают снимать, если запись не признают, значит, бал правит коррупция. Исключения бывают, но они, как говорится, подтверждают правило.
Напоследок совет. Снимать и записывать в нашей стране разрешено всем, все и везде, кроме случаев, прямо оговоренных в законах. Например, нельзя снимать без разрешения в местах лишения свободы и на судебных заседаниях. Конечно, нельзя подглядывать и подслушивать, нарушая тайну личной жизни, телефонных переговоров и т.п. Но записывать свое общение “вживую” или по телефону не запрещено, снимать чиновников при исполнении служебных обязанностей, особенно если они нарушают закон, - тем более. Так что снимайте, записывайте и ничего не бойтесь. Иначе нам страну от грязи не вычистить.
Поделиться
Класснуть