Жанар ДЖАНДОСОВА: До сих пор репрессии - непростая тема
Человек так устроен, что помнит историю не через цифры, не через официальные речи, а через человеческие судьбы. В нашей семье двое репрессированных дедушек.
Папе, Санджару Джандосову, пришлось очень нелегко из-за клейма “сын врага народа”. Это сейчас наша фамилия звучит, а лет до 27 папе приходилось очень сложно: его обзывали в школе сыном врага народа, не взяли в армию, не принимали в комсомол, а без комсомола невозможно было проявить лидерские качества, очень трудно было получить образование.
Еще я прекрасно помню, как папа и мама вернулись из архивов КГБ, куда их допустили, чтобы ознакомиться с материалами дел, заведенных на их отцов. Это был 1989 год, Сталин давно умер, репрессированные были реабилитированы. Но все равно документы из архива КГБ нельзя было фотографировать, делать записи, запрещалось даже прикасаться к бумагам, поэтому прочитанные страницы с протоколами допросов листал специально приставленный человек. Я прекрасно помню, что в тот день родители пришли домой белые как полотно…
Вообще, удивителен тот факт, что официальная реабилитация жертв репрессий произошла еще в середине прошлого века, но до сих пор во многих семьях эта тема табуирована, а документы достаточно сложно найти. И даже казахи, для кого очень важно знать подробную историю рода, смирились с белыми пятнами.
В 1988 году еще не развалился СССР, а в России уже было создано общество “Мемориал”, исследовавшее политические репрессии. Нечто подобное решено было организовать и в Казахстане. Так родилось общество “Адилет”, которым долгое время руководил мой папа. Были затребованы первые списки жертв политических репрессий. Но даже сейчас, спустя тридцать с лишним лет, нет прозрачности, доступности всей информации, я бы даже сказала, ощущается некоторое противодействие этому процессу.
Да, появилась государственная услуга по подобным запросам, но ответа можно ждать годами, потому что у нас до сих пор нет единого сайта, некой базы, где можно было найти хотя бы минимальные сведения о репрессированных родственниках. Поэтому такие запросы рассылают в архивы, обращаются в разные организации. Хотя можно было бы найти даже волонтеров, хотя бы студентов истфака, готовых поработать над такой единой базой и выложить наконец все сведения в открытый доступ.
Может быть, кто-то боится, что будет задета честь мундира того или иного ведомства? Может быть, есть опасения, что всплывут не слишком приятные истории, касающиеся фамилий ныне здравствующих людей, выяснится, кто за каким доносом стоял? Но это тоже важная часть истории: узнать, понять. Это важно не только для того, чтобы вывести репрессированных из небытия, снять это уже привычное для многих семей табу. Нам самим важно знать историю страны без купюр, понять происходившие процессы.
Обратите внимание, сколько в послевоенное время было сирот! Понятно, что отцы ушли на фронт. Но были же матери, родня. Где они? Зачастую сиротами становились дети врагов народа, которых отдавали на воспитание в детские дома. И они ничего не знали о родителях.
Да, до сих пор работает общество “Адилет”, президент страны еще в прошлом году пообещал, что будет создана комиссия по репрессированным казахстанцам, но материалов в открытом доступе нет. На мой взгляд, должна быть дана не просто некая государственная оценка того периода истории, а мы сами должны пережить и принять этот опыт. Должен сложиться некий культурный пласт из произведений, посвященных этой теме, - спектакли, литература, фильмы. Пока этого не происходит, все равно есть ощущение некой страницы, которую мы просто хотим скорее перевернуть.
Жанар ДЖАНДОСОВА, социолог
