Рашид ГАРИПОВ: 100 лет одиночного плавания
Помню, ранней весной 1988 года я приехал в Алма-Ату поступать в Высшую партийную школу - был такой факт в моей биографии.
Надо же такому случиться, что именно в этот момент у меня обострился хронический фронтит и я попал в пятую горбольницу. Мне сделали проколы и стали готовить к операции, но я, как честный коммунист, отпросился на собеседование в ВПШ, ради чего, собственно, и прибыл.
Сижу с окровавленными тампонами в носу и шумом в голове от обезболивающего напротив экзаменаторов и силюсь понять, о чем они меня спрашивают: “Назовите главное политическое событие XX века”. Опешив от необычной простоты вопроса, пытаюсь найти в нем подвох, но доброжелательные собеседники, видя мое замешательство, подсказывают: “Ну это же элементарно - Октябрьская революция. Именно она разделила мир на два непримиримых лагеря”.
Я облегченно соглашаюсь с ними, и на этом мои мучения прекращаются. А милосердные экзаменаторы записывают в анналы свой окончательный диагноз: “Учиться может”.
Я отправляюсь в больницу, где меня ожидает мир, разделенный на две части: до и после операции. А осенью я, уже практически здоровый, возвращаюсь в Алма-Ату на учебу.
Это был разгар перестройки. Осмелевшие профессора ВПШ могли делиться своими откровенными мыслями, которые до этого боялись произнести даже на собственной кухне. Слушатели спорили с преподавателями, доказывая, что никакого экономического закона социализма не существует, а заведующий кафедрой политэкономии в такие моменты старался выйти покурить, чтобы не слышать крамольных высказываний вольнодумцев.
Между тем о том, что мир разделен на два лагеря-антагониста, нам постоянно напоминало присутствие в партшколе слушателей из братской Кампучии, мечтающей построить у себя социализм. Пусть не такой развитой, как в СССР, но все же...
Уцелевшие после кровавых репрессий полпотовцев, они являли собой странный симбиоз коммунистической идеологии и рыночного мышления. Помню, молодой кхмер, с которым я жил в одной комнате общежития на втором курсе, в каждую поездку домой набивал полный чемодан лекарствами, которые в Союзе стоили очень дешево. Его родители в Кампучии держали аптечную лавку, и такая контрабанда приносила им заметную прибыль.
Второй чемодан мой сосед по камере набивал фетровыми шляпами, которые очень ценились у него на родине. Мне было непонятно, зачем нужны фетровые шляпы в жарком тропическом климате, на что мой визави, хитро улыбаясь, терпеливо объяснял: “Такие шляпы у нас носят только очень богатые и солидные. Каждый хочет, чтобы его считали богачом или начальником”.
А наши советские слушатели были далеки от этого, считая подобное обычной спекуляцией. И с удовольствием совмещали несложную, в общем-то, учебу с дружескими попойками, походами в горы и скоротечными романами. Благо стипендия в 220-250 рублей позволяла это делать.
Но время все расставило по своим местам. Спустя пять или семь лет я встретил на алматинской барахолке подполковника, который преподавал у нас в ВПШ на военной кафедре. Он торговал джинсами. Вот такие метаморфозы!
Время все расставило. Весь остальной мир продолжал существовать и развиваться в своем параллельном рыночном океане. Западные экономисты до дыр изучали Марксов “Капитал”, а не ограничивались, как мы, конспектированием первых семи глав первого тома. И делали выводы. Форд платил своим рабочим такую зарплату, что те могли купить производимый ими же автомобиль, который для многих советских людей так и остался несбыточной мечтой. Платили безработным пособия, которые в несколько раз превышали наши пенсии. Одним словом, строили социализм с человеческим лицом.
Помню, один из преподавателей ВПШ, посетивший с лекциями Южную Корею, рассказывал, как хозяин фирмы извинялся за опоздание: мол, на улице сильный дождь, и, чтобы рабочие после лекции не простыли, пришлось заказывать для них автобус, иначе на следующий день половина сотрудников не выйдет на работу. Вот так: элементарная забота о людях была продиктована простой экономической целесообразностью.
И только Советский Союз вкупе со всем социалистическим лагерем продолжал свое гордое одиночное плавание.
Через два года мы окончили партшколу и разъехались кто куда. А через год приказала долго жить и партия. Советский Союз распался, но мир так и остался расколотым на два лагеря. Но это уже совсем другая история.
Рашид ГАРИПОВ, журналист
