О бедном ребёнке замолвите слово

Сможет ли алматинка Гульжан Килибаева, наотрез отказывающаяся возвращать родной матери ребенка, взятого под опеку в доме малютки, доказать свое право воспитывать мальчика?

Эта история стала одной из самых обсуждаемых на этой неделе. Наша газета рассказала ее еще осенью прошлого года (см. “Кому отдать сына?”, “Время” от 15.9.2016 г.). Тогда Гульжан Килибаева  не побоялась на всю страну заявить, что до последнего будет бороться за сына, которого полтора года назад забрала из дома малютки. Пока в этом бою они с супругом проигрывают: суды всех без исключения инстанций, включая Верховный, встали на сторону биологической матери мальчика и обязали приемных родителей передать ребенка ей. Сейчас остается только одно - уповать на помощь Генеральной прокуратуры. Мы попытались разобраться в том, как вообще могла сложиться эта чудовищная по своей сути ситуация?

- К сожалению, в Казахстане нет органов опеки и попечительства в том виде, в котором мы привыкли их воспринимать, - считает общественный деятель Хорлан КАСЕН (она сейчас помогает Гульжан Килибаевой и ее семье). - Все думают, что они есть, но на самом деле это не так. В областных акиматах работают отделы опеки и интернатных учреждений, которые входят в структуру управления образования. В каждом районе города есть один, подчеркиваю, всего лишь один (!) специалист, который занимается вопросами опеки и попечительства. Разве он может справиться с тем объемом работы, который на него сваливается? Проследить за судьбой тех семей, которым нужна помощь? Будет ли с душой и пониманием относиться к людям, которые обращаются к нему за помощью? Даже если специалист захочет этого, у него попросту не получится - сил и времени не хватит. Прибавьте к этому маленькую зарплату, низкий статус таких сотрудников (у меня складывается впечатление, что специалистами в этот отдел отправляют людей по остаточному принципу: поработай пока, а потом мы тебе что-нибудь получше подберем) и недостаток квалификации. В результате мы имеем то, что имеем.
- Насколько я знаю, общественники давно твердят о необходимости создания отдельных управлений опеки и попечительства.
- Безусловно! Мы до Астаны доходили. Но, увы, ничего так и не изменилось: либо нашему правительству не до этого, либо туда неправильно доносят информацию. Я убеждена в том, что нам необходима такая структура. Если бы в истории с Гульжан каждый специалист находился на своем месте, четко и своевременно выполнял свои функциональные обязанности, то этого бы не произошло.
Когда я изучала документы по делу этой семьи, то испытала настоящий шок. По закону ей сразу могли отдать ребенка на усыновление, но не сделали этого. Дело в том, что сначала - эта практика особенно распространена в Алматы - потенциальным родителям предлагают оформить опеку или патронат.
- Перестраховываются?
- Да, боятся отказов от детей, что, увы, случается. Так вот, Гульжан с супругом взяли ребенка под опеку, это произошло в мае 2015 года. В июле женщина пришла в отдел опеки и попросила необходимые справки, без которых суд не рассматривает дело об усыновлении. Ей сказали: “У нас все в отпуске - приходите осенью”. А это еще два месяца! В результате нужное заключение об усыновлении ребенка Гульжан Килибаевой выдают только в октябре. В итоге только 6 октября наша героиня идет в суд и... узнает, что накануне вдруг появилась биологическая мать мальчика и хочет его забрать.
Почему я так подробно все описываю? Чтобы было понятно, с какой волокитой приходится сталкиваться людям, решившим усыновить ребенка. Так что у меня, так же как и у всех остальных, очень много вопросов к тем специалистам, которые работали с Гульжан.
- Можно об этом поподробнее?
- В законе четко оговорено: если женщина оставила рожденного ребенка в медучреждении и не интересовалась им полгода, она автоматически лишается родительских прав, а это значит, что малыша можно отдавать на усыновление. В данном случае биологическая мать трижды (!) писала отказ от своего сына. Казалось бы, все мосты сож­жены.
Но когда мальчику исполнилось 10 месяцев, специалист дома ребенка, в котором он изначально содержался, пошла искать его биологическую маму по тому адресу, который был указан в ее документах. Дверь открыла хозяйка квартиры, которую раньше снимала эта женщина. Ей-то сотрудница и поведала всю эту историю! Спрашивается: зачем?! Ведь после этого все и закрутилось. Хозяйка квартиры передала информацию родной сестре биологической мамы, с которой, как оказалось, была знакома. Мы убеждены: в данном случае была нарушена тайна усыновления. Но нам отвечают, что Гульжан была всего лишь опекуном. Как такое можно спокойно воспринимать?!
- У Гульжан есть хоть какой-то шанс оставить ребенка у себя? Ведь даже Верховный суд встал на сторону биологической матери...
- Надежда есть. В деле множество нюансов, на которые мы хотим обратить внимание, если нам все-таки удастся добиться его пересмотра. Для этого мы обращались в Генеральную прокуратуру, которая может вынести протест, оттуда наши документы передали в городскую прокуратуру. Мы пытались встретиться с прокурором, который рассматривает этот вопрос, но пока не удалось.
Ситуация очень сложная. Сейчас Гульжан обязали выплатить штраф в 2,5 миллиона тенге. За что? За то, что она законным путем обратилась в госорганы? Взяла под опеку брошенного ребенка? Любила его, лелеяла, занималась его лечением, воспитывала, делала все, чтобы мальчику было хорошо? Получается, что на сегодняшний день она... преступник. Горько. До боли горько...
- Пожалуй, самое страшное в том, что никто при этом не учитывает интересы ребенка.
- Совершенно точно! С одной стороны, НПО, с другой - госслужащие. И пока они идут стенка на стенку, малыш может пострадать. И это действительно страшно. Хотя права и интересы детей мы должны рассматривать в первую очередь. Невозможно представить, что у Гульжан заберут сына. Как ему объяснят, что она не его мама? Как мальчик при этом будет себя чувствовать? Как это отразится на его психике? Выдержит ли он это?
Сейчас говорят: надо было сразу его возвращать, а не затягивать с этим делом, тогда, мол, все было бы хорошо. А может, хорошо было бы всем, если бы специалисты, с которыми сталкивалась Гульжан, четко выполняли свои обязанности. Ведь когда она в первый раз обратилась в органы опеки, чтобы узнать, что нужно для усыновления ребенка, ей сказали, что всю информацию можно найти... в Интернете! Чем же тогда занимаются специалисты отделов опеки?
- Этот случай показал, что люди, которые берут детей под опеку, совершенно не защищены. Получается, в любой момент может прийти биологическая мама и заявить о своих правах.
- Именно так. У нас только факт усыновления является тайной и охраняется законом. Гульжан должны были предупредить, что такой вариант развития событий, с которым она столкнулась, вполне возможен. Но она уверяет, что ее никто об этом не предупреждал.
- Я считаю, что менять закон и как-то дополнительно защищать опекунов не нужно, - предвосхищая мой вопрос, заметила Хорлан Касен. - Все эти меры есть, просто они не выполняются. Нужно создать отдельные управления опеки и попечительства, которые решали бы все вопросы, связанные с защитой прав детей-сирот и их опекунов, усыновителей. Надо заниматься обучением специалистов и рассматривать каждый подобный случай индивидуально. При этом суды и судебные исполнители не должны превышать своих полномочий.

P.S. Случай, конечно, из ряда вон. Опекуны оказались беззащитны перед институтом усыновления, маховик которого смял их, особо не вдаваясь в тонкости произошедшего. А как же призывы к гражданам брать детей из детских домов? Планы по ликвидации этих самых пристанищ сирот? Захочешь тут связываться, чего уж душой кривить?.. Получается - увы и увы! - как всегда: лозунги и красивые обертки вместо конкретных мер и шагов. Что, к примеру, мешает ужесточить законы в отношении тех специалистов отделов опеки, которые работают спустя рукава? Тогда, глядишь, и станут они порасторопнее, будут соблюдать положенные по закону сроки. Я уже не говорю о том, что искренне захотят помогать потенциальным родителям, может, хотя бы мешать не будут...

Оксана АКУЛОВА, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы