Жертвы Хоргоса

Отсчет смертям пошел с гибели экс-начальника таможенного поста “Хоргос” Ерлана АБДРАХМАНОВА. Его сослуживцы ни тогда, ни сейчас не считают случайным трагическое ДТП, унесшее жизнь офицера. В результате пыток финполовцев умер в колонии бывший начальник поста “Алатау-ЦТО” Михаил ВОЙТОВИЧ. Жертвой заказного убийства стал алматинский таможенник Медет ЖАМАШЕВ. Свидетель обвинения Султангали ШУКУРОВ скончался от инфаркта после того, как его показания были полностью опровергнуты в зале суда. Еще один офицер таможенной службы Нурболат ГАБДУЛЛИН повесился, не выдержав допросов с пристрастием в стенах алматинского финпола.

А ведь еще 12 лет назад его вдова Гульфира СЕРИКБАЕВА открыто заявила в нашей газете о том, что Нурболата довели до самоубийства следователи тогдашней финансовой полиции (см. “Черный четверг”, “Время” от 20.9.2012 г.). Увы, в те годы ее крик души не услышали. Сначала, правда, не дали хода рапорту капитана Габдуллина в управление собственной безопасности таможенного комитета о том, что его трое суток незаконно удерживали следователи финполиции. А потом не дали возможности следователям ДВД Алматы выйти на тех, кто довел таможенника до суицида.

Когда начали расследование “хоргосского дела”, Габдуллин работал на “Калжате” и никакой причастности к контрабанде на посту “Хоргос” иметь при всем желании не мог. Но его стали вызывать в департамент финансовой полиции Алматы на допросы с лета 2011 года. Сначала в качестве свидетеля. Следователей финполиции Багжана МУТАЛИЕВА и Марата РАХИМБАЕВА интересовали процедуры оформления документов и пропуска машин с товаром через таможенную границу двух стран. Свободу Нурболату не ограничивали, и между допросами он продолжал ездить на пост “Калжат”.

Но уже в январе 2012-го капитана начали серьезно колоть: допрашивали непрерывно с раннего утра до поздней ночи (по закону допрос не может длиться более четырех часов - после обязательный перерыв). Не давали возможности участвовать в следственных мероприятиях адвокату, Нурболат стал пить антидепрессанты, перестал разговаривать с женой, не обращал внимания на двух дочерей Айжан и Айяулым, которых очень сильно любил.

19 января 2012 года таможенник Габдуллин вдруг стал подозреваемым. Этот допрос длился всего 37 минут, после которого Гульфира заметила на теле мужа синяки. Нурболат объяснил: следователи давят, чтобы он свое начальство подставил, иначе грозят посадить самого.

Вечером того же дня Нурболат сказал жене, что пойдет с друзьями в кафе, но домой уже не вернулся. Жена звонила, писала сообщения, а в ответ длинные гудки.

Утром ей позвонили следователи финансовой полиции: мол, почему муж не пришел на допрос. Не поверив на слово, прислали на квартиру оперативника с проверкой. 20 января Серикбаева написала заявление в полицию о пропаже мужа, на следующий день поехала в прокуратуру писать жалобу на следователей. События “черного четверга” развивались так: позвонив сначала супруге, а пос­ле - следователю финансовой полиции в 21.21 и поговорив с ним всего 38 секунд, Нурболат спустился в подвал дома и повесился.

Что такого мог сказать тогда Габдуллину следователь, сегодня устанавливают сотрудники следственной бригады. Хочется верить, что докопаются до истины, ведь члены следственной группы по “хоргосскому делу” в те январские дни развели кипучую деятельность. Спецпрокурор Генпрокуратуры Аким АДАЙ рапортом доложил об этом суициде зампредседателя Агентства финансовой полиции Нурлану АУГАНБАЕВУ (заметим, что по неписаным правилам докладывают прокурору). Не дожидаясь приговора по “хоргосу”, Адай написал: “Вина Габдуллина Н. У. подтверж­дена показаниями допрошенных свидетелей Искандеровой Г. И., директора ТОО “Курван ИГ” и обвиняемых Абдыкадыровой Э. В. и Досанамановой С. С., работников таможенной службы…”

А 20 сентября 2012 года, в день выхода публикации во “Времени” о самоубийстве Габдуллина, руководитель следственной группы Улугбек ПАТСАЕВ в докладной записке на имя зам­генпрокурора Нурмаханбета ИСАЕВА слово в слово повторил текст рапорта Адая. И добавил: “Органом следствия планировалось провести с Габдуллиным Н. У. до факта его суи­цида и другие следственные действия, направленные на закрепление доказательств. По инициативе спецпрокуроров по указанному факту управлением собственной безопасности ДБЭКП Алматы 23 февраля 2012 года проводилось служебное расследование. Нарушений законности в действиях следователей Рахимбаева М. и Муталиева Б.

не установлено. Кроме того, по факту суицида 16 марта 2012 года ДВД Алматы вынесено решение об отказе в возбуждении уголовного дела”.

И вот теперь выясняется: Адай с Патсаевым явно поспешили! Позже в ходе судебных разбирательств “хоргосского дела” было сделано несколько заявлений о том, что следователи финполиции выбивали из свидетелей нужные им показания. Более того, отдельных финполицейских неоднократно видели в комнате свидетелей, где они продолжали оказывать давление на них. Все эти вопросы неоднократно поднимались в зале суда, однако гособвинители Александр КИРИЯК, Сакен ЕРМЕКБАЕВ, Айнур ЖУСУПОВА и Мади АБДРАХМАНОВ не раз просили судью Советхана САКЕНОВА не обращать внимания на откровения запуганных свидетелей.

Невозможно поверить, чтобы служитель Фемиды в храме правосудия не дал возможности ключевым свидетелям сказать всю правду и ничего, кроме правды. Но это случилось в “хоргосском деле”. Например, Эльмира АБДЫКАДЫРОВА, в разгар следствия работавшая на посту “Калжат”, заявила судье Сакенову (цитаты из ее выступления в зале суда были запротоколированы): “19 января 2012 года, когда я пришла в финансовую полицию, мне сказали, что я уже не свидетель, а подозреваемый. До девяти вечера держали там, к 23 ночи отправили в ИВС. На следующий день сказали, что мне нужно дать те показания, которые требуются, или я буду сидеть всю жизнь. У тебя ребенок растет, подумай о нем…”

На вопрос, кто именно давил, Эльмира ответила: следователь Муталиев и ПОТАНИН (Сергей, в те годы один из руководителей следственной группы по “хоргосскому делу”).

Ее коллега Сания ДОСАНАМАНОВА тоже работала на посту “Калжат” и сначала была свидетелем. Но позже стала обвиняемой. Вот что она за­явила судье Сакенову: “19 января нас закрывают в ИВС, на следующий день в обед привозят в финансовую полицию, и под принуждением мы все пишем, подписываем все, чтобы не вернуться в изолятор. После ИВС меня так унижали, оказывали морально-психологическое давление, и я подписывала все, не читая, потому что сказали: если не подпишу, меня отправят в тюрьму, а детей в детдом увезут...”

Кроме того, Досанаманова заявила: в день ее выступления в суде она во дворе алматинского СИЗО, где и шел “хоргосский” процесс, увидела Муталиева и Рахимбаева. По ее словам, следователь зашел в комнату свидетелей и произнес в адрес Досанамановой и Абдыкадыровой: мол, если поменяете показания, пойдете в тюрьму. К слову, обе женщины растят детей без мужей, и финполицейские знали, как именно вынудить женщин дать нужные показания - угрожать, что детей сдадут в детдом.

В общем, Сания и Эльмира, разоблачившие следователей в пытках в зале суда 31 июля 2013 года, буквально на следующем процессе были вынуждены посыпать головы пеплом: мол, простите-извините, мы оговорили доблестных сотрудников финансовой полиции. На самом деле они белые и пушистые, никого из свидетелей не пытали-пугали... Одним словом, торжества правосудия тогда мы не увидели. Зато сейчас по тем обвинениям, высосанным из пальца (по этим фактам тоже расследуются уголовные дела), по информации нашего источника в силовых структурах, арестованные экс-полковники финансовой полиции Улан МАДИЕВ и Кенжебай ЖУМАБЕКОВ готовы сотрудничать со следствием.

Сотрудникам межведомственной следственно-оперативной группы при Генпрокуратуре предстоит выяснить причины еще одной загадочной смерти офицера таможни Марата ХАСАНАЕВА. Он тоже служил на “Калжате”, был свидетелем. Но, когда дал правдивые показания, стал обвиняемым. Свои правдивые показания он подтвердил в зале суда 30 июля 2013-го. Но уже

26 сентября того же года отказался от своих же показаний. Против него возбудили дело по ложному доносу и на пару суток закрыли в ИВС. Этого хватило, чтобы серд­це Хасанаева не выдержало.

А еще есть факты изнасилования сотрудниками финполиции ключевых свидетелей - этому преступлению тоже необходимо дать правовую оценку. Тем более что в деле КНБ “Караванщики” есть все данные тех, кто насиловал, и тех, кто это серь­езное преступление укрыл от правосудия.

Стоит следствию копнуть глубже - и количество пыток в “хоргосском деле” над таможенными брокерами и иными участниками внешнеэкономической деятельности может исчисляться десятками…

Тохнияз КУЧУКОВ, Алматы