2409

Призрак оперы

Есть в оперном театре персоны заметные, которые выходят на поклон, принимают овации. А есть концертмейстеры. Они могут ВСЁ. Но обычный зритель ничего о них не знает

Призрак оперы
Та самая пишущая машинка и образ к ней.

Концертмейстер - это настоящий волшебник, хотя и невидимый из зрительного зала. Он знает оперы почти наизусть, помогает артистам выучить партии, добивается, чтобы они в точности выполняли все замечания дирижера и режиссера. Он распевает артистов и знает все трещинки их божественных голосов. Он спокоен, как Атлант, держащий небо­свод, ибо если дрогнут плечи, то все развалится. Даже в тот момент, когда любимый солист в гриме и костюме, распетый и довольный, включает звезду и купается во внимании публики, концертмейстер оперного театра им. Абая Марина АЛТУХОВА не уходит домой. Она стоит за кулисами с клавиром в руках, готовая спасать.

- Кто вы? Тренер, педагог, замена караоке?

- Наверное, ни то ни другое, - смеется Марина. - Если бы нужно было подобрать какое-то определение, я бы назвала себя коучем. Хотя бытует мнение: мол, концертмейстер - это не­удавшийся солист или неталантливый педагог. На самом деле это совсем другая специальность. Мы штучные профессионалы. Когда я бываю в других странах, то понимаю, что стоимость часа работы там, даже в России, как минимум в два раза выше, чем у нас.

- Как вы попали в театр?

- Я работала в консерватории концертмейстером у вокалистов, но там все не­много иначе. Там есть репертуар, который постоянно в ходу, то есть не надо знать такой объем произведений, как в оперном. В театр я пришла с солистом на прослушивание. Только закончили исполнение и не успела я поклониться, как Аскар БУРИБАЕВ, который на тот момент был директором, предложил работать. Я подумала две недели и согласилась. А уже через месяц мы выпустили премьеру, огромную оперу “Кармен”. Тогда я буквально не спала ночами.

- Неужели вам не обидно, что вы, такая красивая, такая талантливая, все время в тени? Не хочется построить карьеру сольного пианиста?

- А никто не мешает моим творческим проектам. Например, сейчас я буквально заболела идеей фестиваля или хотя бы концерта музыки эпохи барокко. Да и в театре у меня есть прекрасная партия на сцене.

С любимым солистом Эмилем Сакавовым.

- Поете? Танцуете?

- Играю. В балете “Открывая Баха” пианист и музыканты находятся на сцене, публика их видит, как и танцоров. Первое время мне было сложно привыкнуть к тому, что рядом со мной все время что-то происходит, совсем близко работают танцоры.

- Еще, говорят, вы солировали… на пишущей машинке. Не каждому пианисту это дано!

- Есть такое произведение Лероя Андерсена, когда вместе с оркестром солирует пианист, якобы печатая на машинке и сдвигая каретку. Публика очень любит его. И маэстро Ерболат АХМЕДЬЯРОВ предложил мне в этом сезоне разбавить серьезную программу такой шуткой. Это было интересно, хотя не скажу, что очень легко.

- А что трудного в том, чтобы просто ритмично стучать по клавишам?

- Во-первых, надо актерски создать некий образ. А если говорить о технике, то машинку удалось найти старенькую - у нее работали не все клавиши, некоторые западали, так что нужно было попадать только на определенные. Да, это немного дуракаваляние на сцене, но порой его очень не хватает.

- На каких еще инструментах приходилось играть?

- Тут не всегда везет. На втором курсе магистратуры мой педагог Жания АУБАКИРОВА взяла меня с собой в концерт­ное турне по Казахстану, чтобы у меня была возможность обкатать конкурсную программу. В Петропавловске выхожу на сцену, все чинно-благородно, днем познакомилась с инструментом, а тут вдруг буквально на первых тактах отпала педаль. Инструмент был старый, и механизм сломался. Больше всего в тот момент мешала комичность ситуации, думала, что скажут: “Вот приехала из Алматы пианистка и сломала инструмент!”

- У дирижера есть заветная палочка. У вас есть свой оперный магический предмет?

- Это клавир (книга с нотными записями. - К. Е.). А если это тот самый клавир, по которому работал твой предшественник во время постановки оперы, то такая книга бесценна. Ведь именно концертмейстеры владеют тем, что я называю устным народным творчеством, то есть всеми пожеланиями дирижера, солистов, режиссера, которые скрупулезно записываются именно в клавир. Например, одна из самых дорогих для меня книг - это клавир “Богемы”, по которому опера ставилась. Он был сдан в библиотеку, и мне повезло его получить. Приглашенный режиссер ставит оперу и уезжает. А дальше спектакль живет своей жизнью, и надо вводить новых артистов, следить, чтобы не менялись темпы, чтобы все соответствовало изначальной задумке. Обычно все эти мелочи помнят концертмейстеры, работавшие над оперой и делавшие во время постановки пометки в клавире.

- Вы такой профессионал, что уже много лет вас приглашают работать на конкурс Елены ОБРАЗЦОВОЙ.

- Да, вот уже несколько лет я езжу в Россию. Мне стараются дать конкурсантов из Средней Азии, потому что я хорошо понимаю этот менталитет - есть нюансы, которые трудно объяснить.

- Зато у солисток есть красивые концертные платья. А у вас?

- У меня они тоже есть. Правда, считаю, что пианист должен быть несколько аскетичен. Так что каких-то блесток, декольте, разрезов я не допускаю. Последнее время поняла, что мне очень удобно иногда выступать в брючных костюмах.

- Некоторые пианистки делают именно внешний вид своей фишкой, и даже далекие от классики мужчины знают их по роликам в YouTube…

- Вы имеете в виду Лолу АСТАНОВУ? У нее действительно потрясающие ноги, но она великолепная пианистка. Если внешность помогает ей привлечь публику, то что в этом плохого? Сегодня увидели на экране, завтра пришли к ней на концерт, потом просто на концерт. Главное, чтобы работало.

- К чему должен быть готов концертмейстер?

- Ко всему. Солист вступил не в той тональности, запутался, пропустил часть произведения или вообще потерялся. Смотрит на тебя с немым вопросом: “Где мы?” Бывало, что напеваешь несколько тактов и идем дальше. Вообще, что соло, что аккомпанируя, главное - не останавливаться. До тех пор, пока нет паузы и растерянности, публика даже не заметит ошибки или неточности. Это правило. Бывает, что сквозняк сдувает с пюпитра ноты. Тогда каким-то образом обостряется память и получается доиграть все. Бывает, что понимаешь: тебе дали не ту программу, с которой собрался выступать вокалист. Если честно, я уже не представляю такой ситуации, которая меня вывела бы из равновесия за инструментом. Сказывается многолетняя закалка.

- А внезапно ожившая в зрительном зале сотка не выводит из себя?

- В таких случаях я позволяю себе реакцию, включаю артистизм: могу сделать большие глаза, укоризненно посмотреть в зал, поднять бровь. Конечно, приятнее, когда все идет по плану, ты можешь раствориться в музыке, получить удовольствие. Например, очень люблю играть и рассматривать потрясающей красоты зал капеллы в Санкт-Петербурге. Это так приятно, когда красота и снаружи, и внутри тебя.

- Какие самые страшные сны вам снятся?

- Надо выходить играть на конкурс, а у меня произведение, которое играла очень давно и не уверена, что вспомню его... Или что объявляют не ту программу, которую приготовилась играть. Вот тогда я действительно просыпаюсь в холодном поту.

- В реальности такие ужасы случались?

- Однажды чуть не опоздали с солистом на конкурс. В Питере были пробки, какой-то затор, дождь, и мы поняли, что единственный шанс успеть к своему выходу - это перебежать огромную Дворцовую площадь. Распевку пришлось совместить с переодеванием, и даже лишней секунды не оказалось, чтобы отдышаться.

- Солисты побаиваются вас или включают звезду?

- У нас два разных состояния. Когда занимаемся - это одно, когда артист выходит на сцену, тут ему надо уметь включить короля, а это тоже не у всякого получается. Для этого у нас с каждым есть особые секретные ритуалы. Я знаю, что кому сказать перед выступлением, как помочь войти в нужное настроение.

- И во время спектакля спокойно отправляетесь домой…

- Нет, если на сцене кто-то из моих подопечных, то уйти не получается. Конечно, в театре всегда есть дежурный концертмейстер, который помогает распеться артистам, при необходимости освежить тот или иной музыкальный отрывок. Но я за своих очень переживаю и обычно во время спектакля с клавиром в руках стою за кулисами, готовая подсказать что-то в случае заминки. Дело в том, что опера поется на языке оригинала, а это означает, что надо помнить не только музыкальный текст, но и все слова. Это очень сложно. Артисты волнуются, они у нас очень дисциплинированные, но, видимо, им спокойнее, когда в кулисах видят меня: знают, что я, как служба спасения, дежурю рядом и всегда готова прийти на помощь.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, Алматы

Поделиться
Класснуть

Свежее