1487

На контрастах

Театры торопятся показать свои премьеры, которые не могли выпустить во время карантина. В Лермонтовском, например, дали сразу две: на Большой сцене шел спектакль Ермека ТУРСУНОВА “Жили-были”, а на Малой - работа теперь уже главного художественного руководителя театра Дмитрия СКИРТЫ “Мой папа - Питер Пен”.

На контрастах

Журналисты смогли посмотреть “Жили-были” в постановке именитого киношного режиссера накануне, когда и состоялось обсуждение спектакля. Историю Турсунов собрал из своих же рассказов (между прочим, очень душевных и талантливых), пьесу писал по своей книге, но вот в виде спектакля получилось что-то очень спорное, деликатно говоря. Были возгласы радости: мол, здорово, что ставим свое, про нас. Но был и шепоток: а почему так небрежно?

Сцены из спектаклей “Жили-были”...

Колоритные истории из жизни жителей аула превратились в гротеск. Почему-то актеры пытаются играть казахских персонажей с тем нелепым акцентом, мимикой и интонациями, как у стендаперов из “Тамаши”. Возникает вопрос. Почему Гамлет не говорит: “Быть или не быть, уот в чем вопрос”? И, возвращаясь к драматургии “про нас”, можно вспомнить “Джут”, поставленный Рубеном АНДРИАСЯНОМ, где тоже были национальные персонажи, но играли они историю, а не акценты и внешние штампы. И это не вина актеров. Их только жалко - неслаженность ансамбля плюс отсутствие сюжетного стержня и динамики накладывались на чудовищные ляпы - ох, простите, режиссерские придумки. Например, дело происходит примерно в 1975 году (как маркеры времени - брюки клеш, промотка кассет карандашом и т. д.). 

Но ради прикола на киносеанс селяне приходят… в медицинских масках. Видимо, это очень смешной намек на день сегодняшний. А в результате возникает ощущение чудовищных нестыковок. Кажется, что это мелочи, но когда их много, это колет глаз. Станиславский в этот вечер горло бы сорвал, вопя свое коронное “не верю”: от суетливости актеров, от неумения вообразить корову и погладить ее широким жестом, а не как домашнего бобика; от того, что, изображая русскую бабу, актриса то окает, то гэкает, словно никак не может определиться с диалектом. И таких “блох” огромное количество. Сами истории безумно обаятельны, но хочется попросить всех уйти со сцены и прочитать их в виде рассказов, а не смотреть в такой пародии на театр. Хотя изрядно истосковавшийся по театру зритель все-таки поаплодировал участникам действия.

...и “Мой папа - Питер Пен”.

А вот искренне плакали мы в Малом зале… Там совершенно внезапно произошло настоящее театральное чудо. Через простой и ясный современный сюжет драматург Керен КЛИМОВСКИ с нами говорил о чем-то безумно важном. О семье, о вере в папу, о вечной попытке допереживать детские больные воспоминания. И еще не скажу, о чем, это мое очень личное - идите и ищите свое. Пьеса совсем свежая, как и язык режиссера Скирты, ни на секунду не убежавшего от доброго проверенного академизма и тонко, слой за слоем расковырявшего какие-то зачерствевшие, закрытые на замок слои души. Непутевый папаша - неудавшийся актер, он не будет играть в рекламе, он не слишком полезен дома. Но для восьмилетнего сына он Питер Пен из книжки, веселый пацан, творящий чудеса. Четыре актера спектакля - как прозрачный струнный квартет, не умеющий фальшивить. И это все на Малой сцене, где иногда близость действия на грани нарушения социальной дистанции.

Но главное соло в этом спектакле, шок и потрясение - артист, исполняющий роль мальчика Дани, - Саша КОСЕНКО. Два полных часа ребенок почти все время находился на сцене и проживал безумно сложную роль. Ни одного потерянного слова, ни одной секунды выпадения из ткани действия. Можно только предположить, что Дмитрий Скирта настолько переволновался за юную актрису (а старшие коллеги уже раскрыли этот секрет, обмениваясь восторгами в соцсетях), что не вышел на финальный поклон, как его ни приглашали.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, фото Марины КОНСТАНТИНОВОЙ, Алматы

Поделиться
Класснуть

Свежее