Люди в чёрном

“У них была мечта…”

Начало восьмого. Любовь Николаевна ВОРОНЦОВА на ногах уже часа полтора - привычка. Проснуться раньше всех, накрыть на стол, проводить на работу сыновей.

- Вы сразу найдете наш дом, возле него стоят два микроавтобуса - черный и белый, - скажут мне ее мальчики, как называет детей Любовь Николаевна, когда мы встретимся в первый раз и я напрошусь к ним в гости.

Найдем - и по микроавтобусам, и по таб­личке на лобовом стекле “Ритуальный”. Мальчики (перечисляю по старшинству) - Петр, Григорий и Василий ВОРОНЦОВЫ, братья-близнецы.

- Как правильно назвать вашу профессию?

- Да кто как называет: похоронщики, гробовщики, могильщики. За десять лет работы мы ко всему привыкли.

- А вы сами себя?

- Похоронная VIP-бригада.

Так называется и их группа в WhatsApp, где участников всего трое. Кто первый из братьев встает, скидывает сообщение и будит остальных. Обычно в это время - около семи. Умыться, обязательно побриться, надеть форму, позавтракать, перед выходом обняться с мамой.

- Я каждый день их провожаю. Говорю вслед: “Идите с богом! Чтоб дорожка была хорошая”. Перекрещу. Один раз не проводила Васю, и неприятность с ним приключилась. Так что я в это верю…

Любовь Николаевна всю жизнь проработала воспитателем в детском саду, пять лет как на пенсии. Можно сказать, сыновей воспитывала одна - муж умер, когда им еще и четырех не исполнилось.

- У нас был старший сын, и муж очень хотел девочку, а появились три мальчика, - вспоминает.

- Вы к их работе уже привыкли?

- Ой, сначала это был шок. Потом… Но кто-то должен заниматься и этим, а мальчики свою работу выполняют добросовестно. В городе считаются лучшей бригадой. Не знаю, может, вы видели их в работе? Они Дениса ТЕНА хоронили, Геннадия БЕНДИЦКОГО, парня, который погиб во время взрыва в метро в Санкт-Петербурге. Их уважают. Знают. Но мальчики раньше на кого-то работали. И у них была мечта купить свой катафалк и работать на себя. Недавно взяли две машины в кредит. Правда, пока особо денег не видим - все на машины уходит.

- Давайте, мама, я поехал, - Вася уже в коридоре.

- Уже выходишь? Ну, с богом! Будьте осторожны. Я вас люблю!

Обнялись. Попрощались. Вася. Следом Гриша и Петр.

Мы тоже у двери, но к разговору возвращаемся.

- Подружки мне говорят: “Да что это за работа?! Пусть они лучше грузоперевозками занимаются - теперь же у них машины есть”.

- Что отвечаете?

- Сейчас и не знаю, что сказать. Раньше как было: работа то есть, то ее нет. В другую сферу уйдешь - тоже. А тут все-таки стабильность.

“Даже сердце не ёкнуло…”

- Мы сейчас на мойку, оттуда - на базу.

Пока прогревается черный катафалк - клиенты заказали его, обсуждаем дальнейший маршрут.

- База - это морг? - не совсем понимаю.

- База - это контора, откуда мы гроб, венки и крест заберем. Потом в морг. Но вас туда не пустят.

- Мы и не рвемся.

- После - в ритуальный зал (там прощание с покойным), дальше - на Бурундайское кладбище. Сегодня у нас подзахоронение.

И так каждый день, бывает, и не один раз. Забрать ритуальные принадлежности, тело из морга, вынести, могилу подготовить, выкопать (если кладбище сельское), принести и опустить гроб, могилу закопать, цветы красиво разложить. А еще, если просят, помыть покойного, одеть, в гроб положить. В пик - так они говорят про прошлое ковидное лето - работали чуть ли не круг­лые сутки. Грузили по 11-12 гробов в машину, столько же крестов и венков штук 30, чтобы успеть их по адресам развести. Сейчас спокойно.

Петру, Василию и Григорию чуть за тридцать. После ПТУ работали на стройке. Потом кризис в этой сфере грянул, с деньгами перебои. Знакомый предложил: нужны трое рабочих в морг.

- Мы и пошли. Мама нас одна тянула, стыдно у нее на шее сидеть, - за всех отвечает Василий. - Мы с 13 лет сами зарабатывали. Все делали: дома по кирпичикам разбирали, септики, огороды, траншеи копали. Мощно трудились. Молодые, здоровые - только еду вовремя подвози, за обедом могли три булки хлеба съесть.

- Первые похороны помните?

- Пацан умер. Поехали, похоронили. Как будто всю жизнь это делали - нам так сказали. Страха не было, даже сердце не екнуло. Надо живых, а не мертвых бояться. Говорю же, это работа. Да, такая, но работа, и к ней тоже нужно относиться ответственно, не делать тяп-ляп.

- Мы последние, кто к телу прикасается, - поддерживает брата Петр. - И если сделаем что-то не так, рано или поздно нам придется за это ответить. Верим. Есть и загробный мир, по-любому.

- И в черную кошку верите, и в потусторонние силы?

- Блин, перестали верить в черную кошку. Она, наоборот, мастевая.

- К смерти как относитесь?

- Все там будем, - говорит Василий.

- Значит, там нужнее, - добавляет Петр.

- Мы все время с ней рядом, но, чтобы по-другому к ней из-за работы относиться, такого нет. Просто мы осторожны. И ангел-хранитель у нас есть, - заключает Григорий.

“Терпение и стальные нервы”

Машину моют перед каждым выездом. Заглядываю внутрь - постамент для гроба, сиденья напротив. Вообще, это был обычный микроавтобус, парни сами переделали его в катафалк. Готовый (одни из лучших на рынке - немецкие) стоит неподъемных денег. Когда нет работы, на Капшагай на нем мотаются, в горы.

- На постаменте, где гроб стоит, стол накрываем, - рассказывают между делом.

- Стол?

- А что здесь такого? Машина чистая, мы ее каждый день моем. Это у вас такая реакция. Люди боятся этой темы. Умер кто-то из близких, не знают, что делать. Все стараются быть от этого подальше. Когда маленькие были, маме нас не с кем было оставить, если кто-то из родственников умирал, и мы с ней на похороны ходили. Сейчас детей с собой не берут. Многие не знают, где могилы их дедушек и бабушек. Мы поначалу тоже все время о работе разговаривали. Звонят нам с фирмы, едем на адрес. Бывало, на разные похороны. Вечером за ужином обсуждаем, как у кого день прошел. Сейчас все вошло в привычку - делаешь так, как нужно. Конечно, людей жаль. Особенно тяжело на похоронах детей и девушек в белых платьях. Мы не можем оставаться равнодушными.

- С такой работой должны быть терпение и стальные нервы, - произносит самый немногословный, Григорий. - Можно быс­тро мозгами поехать…

- А выпить?

- Иногда и умеренно. С нашей профессией и спиться можно быстро. Людям не всегда откажешь. Вот, к примеру, подошел после похорон сын покойного: “Пошли, парни, батя любил профессионалов”. Открыл бутылку водки, разлил по стаканам. Выпили. Если дальше работы нет, можно себе позволить.

Люди на них реагируют по-разному - три одинаковых человека в одинаковой одеж­де на похоронах. Сначала понять не могут, спрашивают. “Да, братья. Тройняшки”. Кто-то пугается. Или вот был случай. Гроб с покойным на девятом этаже, много венков. Вынос скоро. Заходит Вася, берет два венка, следом - Гриша в такой же одежде, тоже два, потом Петр. Одна из родственниц на него смотрит: “Ты что, в соседней комнате венки с балкона выбрасываешь?”

Машина готова. Можно ехать на базу.

- Вы кого сегодня хоронить будете? - понимаю, что до сих пор не знаю (время уже около девяти), на чьи похороны мы едем.

- А мы пока не знаем. Вот сейчас гроб, венки и крест заберем, станет ясно - на кресте же имя написано.

База - несколько помещений, где изготавливают ритуальную атрибутику. Дежурная выдает все по прейскуранту. Обстановка будничная. Рабочая. Два венка, крест, гроб. Василий и Петр грузят, Григорий проверяет. Из колонок в катафалке - хит шансонье Шуфутинского: “Обожаю я тебя, обожаю…”

- Какая жизнеутверждающая песня, - не сдерживаюсь.

- Понимаете, в нашей профессии и так траура хватает, - Григорий невозмутим. - Пока мы одни в машине едем, музыка всегда играет, потом, конечно, нет. Всему свое время и место.

На кресте имя мужчины 72 лет. Его тело братья Воронцовы через час заберут из морга, а еще через два предадут земле. Мы с разрешения родственников покойного будем рядом.

“Всё равно тянет”

Они про себя говорят: работяги. Раньше, когда были наемниками, зарабатывали по таксе, установленной агентством, которое их нанимало. Сейчас пашут на себя. Так, естественно, выгоднее. Мне про заработок рассказывают, но с оговоркой: о расценках лучше не писать. Сколько будут стоить похороны, зависит и от возможностей человека, который их оплачивает (если деньги есть, он выбирает все по верхней планке), и от агента, на которого нарвешься. Воронцовы сами ничего не продают. Приезжают, делают свою часть работы, получают деньги. Бригада может быть разной: два человека, четыре, как в этот раз (Григорий, Василий, Петр и водитель катафалка), иногда вся их команда - восемь человек. Это две машины, в каждой водитель и по трое рабочих - если надо, поддерживают друг друга. Накануне хоронили молодого мужчину, который весил больше двухсот килограммов, вчетвером бы гроб не донесли, пришлось брать еще четверых. Машина на выбор - черная или белая. Форма - черные штаны и рубахи или строгий темный костюм. Из этого и такса за машину с рабочими складывается - от 30 тысяч и выше.

- Работяги еще живут на чай, - говорит Григорий. - Пронос по погосту оплачивается по факту. От одной до восьми могил - бесплатно, дальше - оплачивают сами родственники либо агенты. Раньше было принято отблагодарить рабочих…

- Сейчас редко, - подтверждает брат. - Самые большие чаевые - по тысяче долларов каждому. Это в 2013 году было. Дают и по сто баксов, и по десять тысяч тенге, и по тысяче. Но дело даже не в деньгах, дело в благодарности. И на словах что-то скажут, запомнишь.

Еще про раньше и сейчас.

- Когда мы только работать начинали, все делали по беспределу, сейчас - качественно, - говорит Петр. - Не все, но многие агентства стремятся к этому. Приятно, когда после похорон люди подходят и говорят: “Пацаны, вы молодцы! В Европе был на похоронах, у вас прошло не хуже”. Поэтому, если в городе какие-то серьезные похороны, агенты звонят нам. Когда Дениса Тена провожали, в зале было 4,5 тысячи человек. А сколько на улице! Я таких аплодисментов никогда не слышал: громко-громко, в один лад, у меня мурашки пошли по телу. Горы цветов и венков. Полицейские отдают честь катафалку. Бывает, что и наша работа - впечатление.

Про конкуренцию спрашиваю.

- Конечно, она есть, - отвечают одновременно. - Вражды нет, если что-то нужно, ребята помогут. Но так машин в городе около 70, и все друг друга знают.

- А для всех остальных вы мафия…

- Коне-е-ечно, - в голос. - В России за каждый адрес грызня, как и у нас было в начале нулевых. Сейчас не так: рынок стал цивилизованнее. Хотя и у нас разные агенты есть. Их мало осталось. Но человек со стороны в эту сферу не влезет - надо быть в теме. Хотя бы знакомые в захоронке, а потом и самому можно двигаться. Как у нас было.

Все это я узнаю, когда сижу в катафалке. Стоять на улице холодно. Гроб с покойным из машины вынесли, идет прощание в ритуальном зале. Мы ждем. Я сижу у постамента, рядом Григорий и Василий, напротив Петр и крышка гроба.

- Сколько раз мы уходили из похоронки, где только ни работали, но все равно возвращались. Там одно и то же, а здесь все равно люди разные, конфессии (мы же всех хороним, не только христиан), за могилками тех, чьи родственники за границу уехали, ухаживаем. Вот мы устроились на ТЭЦ-2 (это рядом с кладбищем), тянули кабель на одной из подстанций. Оттуда видно, как катафалки на Бурундай едут. Смот­ришь и думаешь: вот двенадцатичасовые, вот трехчасовые. На месяц нас не хватило, обратно вернулись. Здесь и деньги каждый день - не живешь от зарплаты до зарплаты. И тянет. Привыкли за 12 лет. Чего-то все равно не хватает.

Братья кивают.

12.35. Родственники покойного выходят из ритуального зала. Пора ехать на кладбище, оно рядом, рукой подать. Когда все закончилось, смотрю на часы - 13.15. Быст­ро. Подхожу попрощаться. Напоследок Петр рассказывает:

- Как-то после похорон к нам дядечка подошел и сказал: “Вы, парни, офигенно все делаете, но лучше бы ваши рожи еще лет сто не видеть”.

Оксана АКУЛОВА, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы