Михаил ТОКАРЕВ, актёр: Баба-яга вообще не женщина!

     Сорок пять лет Михаил ТОКАРЕВ служит в Театре русской драмы им. Лермонтова и ровно столько же выходит на сцену в образе хулиганистой старухи. С Бабой-ягой его связала судьба - это его первая роль в театре и самая долгоиграющая.

Ягу Михал Михалыч любит и защищает. Говорит, что она не злая, нельзя ее играть как мерзкую старуху. Со временем он даже отказался от жуткого крючковатого накладного носа, потому что не в нем характер. Рассказывая про любимый персонаж, актер (кстати, отметивший в этом году семидесятилетний юбилей!) периодически делает озорные глаза и произносит фразу шамкающим старушечьим голосом. Бабуся-ягуся в его исполнении всегда была тем еще фруктом - с разбегу запрыгивала на гигантский гриб, ловко лазала по канату, танцевала до упаду…
В роль Бабы-яги Токарев не вживался. Молодой артист, недавно поступивший в театр, однажды пришел на работу, и оказалось, что коллега, играющий нечисть, заболел, замену искать некогда, роль учить тоже - в театре уже собираются дети. Вот тогда впервые на Михаила Михайловича надели костюм Яги, пообещали что все артисты прямо на сцене будут ему подсказывать что делать, и буквально вытолкнули на сцену. Это было в 1973 году.
- Два года назад я за три недели до гастролей в Уральске на съемочной площадке фильма умудрился получить травму - компрессионный перелом двух позвонков, - вспоминает Токарев. - Привозят меня к нейрохирургу, и он рассказывает, что два месяца мне лежать, месяц жить в корсете, потом заново учиться ходить - словом, на сцену не выйду полгода. А я говорю, что это невозможно, мне же Бабу-ягу играть, кроме меня некому, декорации уже едут, билеты продают. Доктор сильно удивился, но предложил новую технологию - под давлением закачивается костный цемент, застывает и скрепляет кости. После операции почти сразу можно вставать и двигаться. Когда я потом показал доктору видео с моих спектаклей, он попросил сделать копию и ему, чтобы демонстрировать пациентам достоинства новой методики.
Новогодние каникулы в театре всегда самая горячая пора.
- Я помню, у меня был как-то рекорд, - рассказывает Михаил Токарев, - семьдесят два утренника за новогодние дни! Каждый день по три в оперном, три в АХБК и еще вечером. Но и было ради чего! У меня была самая высокая ставка в театре, как у Юрия Борисовича Померанцева, то есть за разовое выступление на радио, например, мне платили тринадцать с половиной рублей. Новогодний утренник же стоил двадцать семь. Вот и считайте.
Такая высокая ставка была бонусом за ведение правительственных программ. Напрямую денег и званий это не приносило. Первый раз Михаил Токарев провел концерт, посвященный 8 Марта, во Дворце тогда еще Ленина, по­нравился Кунаеву и его супруге и с тех пор стал постоянным ведущим официальных концертов. Знал все тонкости протокола. Правда, уже несколько лет отказывается от почетной миссии, говорит: много молодых, хороших артистов, вот пусть работают. И так нагрузка в театре немаленькая - это он только считается пенсионером, а в театре красавец мужчина до сих пор занят в десятке самых популярных спектаклей!
- За время долгих новогодних праздников, наверное, актеры изрядно устают от детей…
- По-разному бывает. Но Баба-яга, кстати, никогда на людей не кидается, а вот Дед Мороз… Сам пару раз видел. Например, одного артиста как-то доставал на елке ребенок, ходил за ним, проверял бороду, канючил подарок, дергал за костюм. Артист его пару раз возвращал в хоровод, а потом не выдержал - как щелкнет по лбу! Ребенок в рев. А Дедушка Мороз его на руки поднимает и на весь зал густым басом: “Чей ребенок плачет, успокойте!” Еще один раз видел озверевшего Мороза в оперном. Там в фойе умудрялись по две тысячи детей уместить на утренниках, и, как ни раздвигай хоровод, все жмутся в середину. Вот в такой-то момент Дед Мороз с посохом наперевес кинулся прямо на толпу: “А ну все назад!”
- Не обижайтесь, но Баба-яга - это не Сальери из вашего знакового спектакля, уж ее-то, кажется, любой может сыграть, достаточно нос наклеить и лохмотья надеть...
- А вот и не любой. Пробовали мы женщин вводить в спектакль - у них вообще ничего не получается. Баба-яга вообще не женщина. Это совсем про другое. И она добрая и даже порой наивная - ее легко обдурить.
- Это правда, что вы едва ли не единственный артист театра, у которого был целый клуб фанаток? Они называли себя токаревки?
- Да, одна из дорогих моему сердцу ролей - Пабло в спектакле “Третье слово”. Правда, худсовет не принял эту пьесу, она показалась слишком мелодраматичной. Комиссия из Министерства культуры предложила играть спектакль, раз уж он готов, но на выездах, в селах. Только премьеру надо было дать на родной сцене. Но на премьере был невероятный аншлаг: люди сидели на приставных стульчиках, на ступеньках в проходах, и решено было оставить спектакль в репертуаре. Вот после него и стали меня у служебного входа поджидать молодые девушки. Я тогда, честно говоря, от такой популярности разучился ухаживать. Выбирал глазами одну из них, приглашал провести вечер вместе - вот и все. Так было ровно до тех пор, пока не встретил свою будущую жену. Посмотрел ей в глаза и пропал. Я ведь никогда женщин не ждал дольше семи минут - ровно столько курится сигарета. А ее в первый раз ждал сорок минут и не дождался. Хорошо, что потом снова увидел случайно.
- Вы не самый “медалированный” актер, хотя были любимчиком и при Кунаеве, и после. Почему не пользовались возможностью что-то попросить, получить материальные блага? Не все же на елочках нечистью зарабатывать…
- Не умею просить, да и не в званиях счастье. Когда в 1996 году мне присвоили звание заслуженного артиста, министр даже извинился, что так припоздали с наградой. Театр и мои роли дают мне гораздо больше.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, Фото Марины КОНСТАНТИНОВОЙ, Алматы