Мама должна сказать, кто я…

Что больше всего тревожит бывшего детдомовца?

Мнение, что те, кто вырос в детдоме, не имеют стартовой площадки, которую дает семья, не приспособлены к жизни и обречены бедствовать, скитаться без крыши над головой и заглушать проблемы алкоголем, не более чем дурацкий стереотип. Выпускник алматинского детского дома №1 Марат ОСПАНОВ - уверенный, успешный, позитивный, общительный. Кажется, он уловил ход моих мыслей и сразу заявил: “Я хочу, чтобы все поняли, что детский дом - это не что-то ужасное, там нормальные дети. Я не собираюсь ни на что жаловаться или просить у кого-то какой-то помощи. У меня все хорошо, но есть одна проблема, которая не дает покоя мне и многим другим, таким же, как я…”

Она написала отказ
- Судя по документам, я родился 9 января 1995 года в Алматы, а в дом малютки меня отдали 3 марта этого же года. Эти документы попали мне в руки, когда исполнилось 18 лет. И я увидел имя женщины, которая меня родила. Это Болжан Оспанова. В этой же папке с документами был отказ матери от меня. Это справка, где так и написано: “Я отказываюсь от своего ребенка…” Не плачьте, ничего страшного! Мне не было так уж плохо, когда я это увидел. Больно было лишь немного… Тем более что у нас в детском доме были очень хорошие, светлые моменты, и это перевешивало, помогало переключиться и отогнать мысли о матери. Я постоянно занимался игрой на домбре, вокалом, народными и современными танцами, а еще рисованием, скульптурой, у нас были спортивные секции. Мы постоянно ездили по всей стране на самые разные выступления, отдыхали за границей.
Жил так, как надо
- Единственное, что в раннем детстве заставляло задуматься о том, что ты не как все, - это то, что к нашим воспитателям приходили их родные дети, мужья. И после работы они вместе шли домой. В этот момент я пытался себя обманывать, думая, что, возможно, меня потеряли где-то, а теперь ищут, но не могут найти. Особенно эта мысль не давала покоя, когда я посмотрел фильм “Один дома”. Так же думали и другие дети в детском доме после просмотра этого фильма. Только с возрастом я понял, что это самообман. И просто говорил себе: “Если я так живу, значит, так и надо. Все!” И когда я пошел в обычную среднюю школу №40 в микрорайоне “Орбита”, где все дети были домашними, то меня это нисколько не смущало. Все дети знали, что я из детского дома, и относились ко мне очень хорошо. Кстати, дети из нашей школы очень любили приходить к нам в детский дом в гости. Играли с нами в футбол, волейбол, компьютерные игры. Деления не было никогда. Но мне всегда было неловко, когда наш класс собирался в какой-то поход или на экскурсию и родители домашников сдавали деньги за детдомовских детей. Это было мне неприятно.
Всегда мечтал о кетчупе
- Я завидовал домашникам лишь в одном - у них всегда были карманные деньги, и когда они шли из школы, то могли зайти в магазин и купить кетчуп, майонез и конфеты! Понимаете, в детском доме мы не испытывали никакой нужды, никогда не голодали - нас кормили пять раз в день. Просто еда у нас была здоровая, полезная, поэтому нам всегда хотелось чего-то вредного. Кроме кетчупа и майонеза мы мечтали о сладких газированных напитках и о лапше быстрого приготовления. Заботясь о том, чтобы у нас не было диабета или аллергии, конфеты нам тоже давали по норме и только по понедельникам. Кстати, мы просили деньги у воспитательницы, которую называли мамой, и она нам давала из своего кармана, но предупреждала, чтобы мы не объедались вредными продуктами. Еще мы пользовались деньгами спонсоров, которые они оставляли в детском доме. Я и мои друзья никогда не выпрашивали ни у кого деньги - не надо думать, что мы в детдоме попрошайничали, как бишара. В принципе, нас обеспечивали всем, чего мы хотели. Например, свой первый сотовый телефон я заработал победой в республиканском конкурсе по скульп­туре. Еще мне подарили фотоаппарат. Я тогда был в седьмом классе. Но потом телефон мне надоел, и я подарил его своему другу.
Три мамы вместо одной
- Именно для того, чтобы иметь карманные деньги, как у домашников, многие наши ребята хотели, чтобы их усыновили. Но я вообще не хотел уходить из детского дома, не хотел, чтобы меня усыновляли, я привык там. Однажды мне сказали, что на меня хотят посмотреть какие-то люди, чтобы усыновить - я заплакал и убежал. Во второй раз меня решили перехитрить: зная, что я люблю рисовать, подослали ко мне женщину, которая будто бы заинтересовалась моими рисунками и попросила меня что-то нарисовать. Сначала я пошел с ней на контакт, но потом все-таки не захотел с ней общаться, убегал от нее. Моей настоящей мамой стала воспитательница, которая пришла к нам в четвертом классе. Это Бахытгуль Сагатбековна САДУОВА. Я всегда называл ее мамой и по сей день так называю. В нашей группе было 15 человек, и она болела душой за каждого, мы это чувствовали. Еще мы понимали, какая она образованная, она читала нам книги и нас заставляла читать, прививала нам любовь к поэзии. Потом была у нас еще одна воспитательница, которую мы называли мамой, - это Жаныл Куанышбековна ДАУЛЕТБАЕВА. Мы любили и нашего психолога, работавшую с нами в ночную смену и всегда находившую к нам подход, - Айшу Абикеновну КУСАИНОВУ. Вообще, я считаю, что в детском доме все зависит от педагога: если педагог требовательный, следит за каждым ребенком, то даже тот ребенок, у которого есть склонность к плохим вещам, будет перевоспитываться и станет хорошим человеком. Нам с педагогами повезло, и я всю жизнь буду им благодарен!
Всё хорошо, но…
- Когда мне было уже 18 лет, я испытал страшный шок от того, что впервые сам сел в автобус, чтобы доехать до университета. Просто раньше я всегда ездил в транспорте с воспитателем. Никогда не забуду, что это был автобус №34. Я стоял у двери и дрожал от страха, потому что боялся проехать свою остановку. Что касается моей учебы, то вообще-то я хотел поступить на специальность “хореография”, но слышал, что в этой сфере мало зарабатывают, поэтому поступил в Алматинский университет энергетики и связи на отделение “теп­лоэнергетика”. Уже оканчиваю четвертый курс, через месяц у меня защита диплома, но мысли о творчестве не дают мне покоя, и я по-прежнему занимаюсь в студии домброй, танцую. Все это тянется с детского дома, и педагоги занимаются с нами по-прежнему бесплатно. И, возможно, дальше пойду учиться на какую-то творческую специальность. Сейчас я получаю стипендию, живу в отдельной однокомнатной квартире в новом микрорайоне возле автоЦОНа.
Это арендное жилье, которое мы получаем по госпрограмме для выпускников детских домов и которое впоследствии сможем выкупить. В общем, все хорошо у меня, если бы не одно “но”…
Кто я?
- Еще в школе меня волновало, когда мальчишки-одноклассники начинали хвастаться, из какого они жуза, какой у них ру. И когда в 18 лет я получил на руки свои документы, то решил найти родителей, для того чтобы узнать свою родословную. Естественно, я начал с поисков папы, так как наши корни идут от отца. Благо что в документах было его имя. С помощью своего друга, который работает в полиции, удалось найти этого человека. Оказалось, что это не мой отец, а отец моей матери - так она записала в моих документах. Значит, фамилия у меня от моей родной мамы, а отчество от моего дедушки, который сейчас живет в Омске. Дальше я стал искать мать и нашел ее всего за месяц! Так получилось, что через Интернет я сначала нашел ее племянницу и других родственников, которые даже не подозревали, что она когда-то родила сына и бросила его. И когда у меня уже был номер телефона моей родной матери, я понял, что очень хочу увидеть ее, хочу взглянуть на нее хотя бы одним глазком! И главное, мне очень надо было узнать у нее имя моего отца, чтобы понять, кто я и откуда.
Родная мать заблокировала меня
- Это очень трудно: идти на встречу со своей матерью, которая 18 лет назад бросила тебя и никогда ничего не хотела знать о тебе. Я боялся этой встречи, по­этому пошел с друзьями и попросил их подойти к ней. Я наблюдал со стороны, а потом подошел и поздоровался. Оказывается, в жизни все не так, как в кино: она была абсолютно чужим мне человеком и вообще не проявила никаких чувств. Просто предложила пойти в кафе, мы молча шли, а потом она спокойно заказала пиццу, которая никому не была нужна, и опять сидела молча. И вдруг неожиданно: “Ну че? Спрашивайте, что хотите…” У меня в душе были такие чувства, что трудно передать. Я вспомнил, как жил все это время, как к другим детям в детский дом приходили их родители, которые не могли их воспитывать из-за разных проблем, но они общались с ними, поддерживали… Я рыдал, не мог успокоиться, а она просто сидела без эмоций, и ни одной слезинки не было в ее глазах. Как можно с таким человеком общаться?.. У нее нет мужа, который бы препятствовал нашему нормальному общению, есть сын-девятиклассник, который, кажется, хотел бы со мной общаться, но общения не получается, потому что она не понимает меня. Она не хочет сказать мне, кто мой отец, как его имя и из какого я рода. А не так давно, чтобы я не донимал ее расспросами, она заблокировала мой номер в телефоне…

Из первых уст

Марат Габдуллин, друг:

- Мы выросли вместе в детском доме и стали друг другу родными. Вообще, все наши ребята будто братья и сестры. Матери нам уже не нужны. Если с детства они не давали нам никакой любви и ласки, то сейчас уже поздно. Сейчас нам надо думать о том, чтобы жениться, завести свою семью. Но как мы войдем в семью своей жены, что скажем о том, какого мы рода, и что в дальнейшем будем говорить своим детям? Я пришел со своим другом на встречу с вами с надеждой, что его мама прочитает эту статью и поможет своему сыну узнать о своем происхождении. Может, другие такие же горе-родители не будут совершать таких ошибок, будут щадить своих детей: один раз нас уже наказали, бросив на произвол судьбы. Ну сколько можно?! Вот мне не повезло: я тоже пытался найти своих родителей по документам, которые мне выдали в детском доме, но в графе “отец” у меня прочерк, а мать - Габдуллину Толкын Маратовну - найти не удалось. Поиски показали, что женщина с таким именем реально существовала вплоть до 1995 года, училась в КазГУ, жила в студенческом общежитии по улице Тимирязева, а потом полностью поменяла свои данные. И теперь я так и останусь человеком, который не узнает свою родословную, а Марату повезло - он нашел био­логическую мать и может восстановить свою родовую честь. Но почему она так себя ведет, почему не говорит своему родному сыну то, что для него и для любого ребенка из детского дома самое главное в жизни?..

Оксана ВАСИЛЕНКО, фото Романа ЕГОРОВА, Алматы