У каждого свои странности...

С Санией КАРАСЕВОЙ (на верхнем снимке) мы познакомились на “круглом столе”, посвященном проблемам психически больных людей. Она сидела среди экспертов - известных общественных деятелей и врачей-психиатров, и когда ей предоставили слово, стала рассказывать об организованном ею фонде “Усман и Марьям”, который помогает душевнобольным людям. Говорила о том, как трудно устроиться на работу, поступить в институт или получить путевку в санаторий даже тем, кто полностью дееспособен и живет с сохраненным интеллектом, про то, как душевнобольные люди становятся обузой для родных и ее фонд берет на себя заботу об их быте.
Меня заинтересовала благо­творительная деятельность Сании, и мы обменялись контактами. Договорились, что интервью у нее я возьму по телефону: Сания - в Таразе, я - в Алматы. Созваниваемся в назначенное время, начинаем беседу, и вдруг минут через пять она выдает: “Я сама психически больна”. Как ушат холодной воды на меня выливает.
- А какой у вас диагноз, если не секрет? - немного замявшись, все же спрашиваю я.
- Шизофрения, - отвечает буднично и совершенно спокойно.
У меня в мыслях: интересный поворот. Как быть дальше? Интервью с шизофреником? Но, судя по разговору, моя собеседница адекватный человек. Хорошо построенная грамотная речь, благое дело, которым она занимается, активная гражданская позиция. Но диагноз... его тоже нельзя сбрасывать со счетов.
- Разве такие люди, как я, не могут принести пользу? Жить и работать на благо государства? - Сания будто читает мои мысли. - Именно поэтому я стала открыто говорить о своем диагнозе, к счастью, рядом оказались те, кто поддержал меня в этом решении. Конечно, это трудно, общество нас не принимает. 99 процентов - это те, кто нас игнорирует и не понимает.
О том, что она больна, Карасева стала открыто рассказывать несколько лет назад. Говорит, что толчком стало именно появление фонда: тогда у ее идеи было немало недоброжелателей.
Соседи противились тому, что поблизости откроется приют. Они забрасывали различные инстанции жалобами: “Рядом с нами живут психбольные”. Но прокуроры и полицейские разводили руками: “Они же не делают ничего предосудительного”. Сания решила своим примером доказать, что и такие люди могут спокойно жить в социуме. Как реагируют люди, когда узнают, что перед ними человек с шизофренией? Они ненадолго зависают в прострации.
- Некоторые переспрашивают: “Так вы что, психбольная?” - с улыбкой говорит Сания. - И когда я отвечаю утвердительно, разворачиваются и уходят: “В таком случае нам не о чем говорить”. Другие остаются из любопытства и ждут, как я буду вести себя дальше. Кто-то, пообщавшись, меняет свое предвзятое отношение. Например, так произошло с некоторыми из ваших коллег, работающими в области.
Она относится к этому с юмором, чем вызывает симпатию. Старается не обижаться на недоброжелателей, которых и сейчас хватает. Например, вспоминает, как сотрудница городского акимата во всеуслышание заявила: “Чего с вами вообще разговаривать, вы же ненормальная! Как эти психи задолбали. Иди полечись”. И подобное наша героиня слышит не так уж и редко.
- Да, я человек больной, но я не дура, - выпаливает Сания в сердцах. И рассказывает мне свою историю.
У Сании два приюта: в Таразе и Северо-Казахстанской области. Старенькие частные дома, которые давно ждут ремонта, но постояльцы здесь непривередливые: главное - есть крыша над головой и какой-никакой уход. Оба этих жилища - собственность нашей героини: в одном доме она прожила вместе с сыном всю жизнь, другой достался ей в наследство. Здесь могут найти временное пристанище люди, которым некуда идти. Сания помогает им восстановить документы, ищет родственников, кормит и одевает. Недавно пришлось возиться с одной из постоялиц. Она гражданка Казахстана, несколько лет назад поехала за лучшей долей на Украину, но там попала в тюрьму. За что, Сания толком не знает, мутная история. Из Незалежной ее депортировали, посоветовали обратиться к Сание. И Карасева помогла ей восстановить документы, а потом устроила в центр адаптации.
- Сейчас у нее все наладилось - живет самостоятельно, - говорит женщина и продолжает рассказывать мне о том, как устроен их быт.
У меня в мыслях: устроила приют в собственном доме. А как же соседи? Им-то каково? Ты вспомни старушек, которые таскают в свои квартиры всякий хлам или собирают по округе бродячих кошек и собак. Может, это и есть проявление болезни? Лучше об этом расспроси.
- Я не знаю, в чем проявляется мой диагноз, - отвечает Сания на мой вопрос. - Мне сложно сказать, это к врачам. Я сама не чувствую грани, не понимаю, где я болею, а где нет. У меня бывают депрессии, появляется безразличие к жизни, раздражительность. В такие моменты я пью лекарства. Что же касается моего приюта, то те люди, которые там живут, окружающим не мешают, за их состоянием постоянно следят - к нам же медсестра приходит. Есть ли у меня странности? Не знаю, но могу сказать, что голоса я не слышу и зрительных галлюцинаций у меня нет. Хотя люди считают, что я немного странная, может, говорю что-то не то.
У меня в мыслях: все хорошо, а диагноз тем не менее есть. Или все это наши стереотипы?
- Да, стереотипы, но они зачастую неправильные, - объясняет Сания. - Окружающим сложно понять, что мы тоже люди. Конечно, есть маниакальные, социально опасные больные, которые могут нанести вред другим, или есть с нарушенным интеллектом. Я к их числу не отношусь, хотя по роду своей деятельности и сталкиваюсь с такими.
И Сания рассказывает мне историю парня, с которым познакомилась на вокзале в Астане. Она просто обратила внимание на грязного попрошайку, разговорилась с ним и, узнав, что ему негде жить, позвала его в приют.
- Этого человека зовут Миша, - начинает она историю. - Как-то он зашел в магазин и спросил: “Чья халва?” А продавец ему отвечает: “Ничья”. Миша взял ее и откусил, а женщины за прилавком устроили скандал. Дело дошло чуть ли не до полиции. Но ведь он воспринимает все буквально: сказали - ничья, вот Миша ее и взял. Но люди этого не понимают.
Одна из тех женщин, которые живут в приюте у Сании, сейчас находится на лечении в психбольнице. Описывая ее, наша героиня сыплет прилагательными: “Добрая, ранимая, отзывчивая”. И вдруг продолжает:
- Однажды она сидит и говорит: “Как меня все достало, вот пойду убью кого-нибудь, и мне ничего не будет”. У нее очень грустная история: родственники положили ее в психбольницу и продали квартиру, которая досталась ей по наследству вместе с братом. Сам он уехал в Астану, а она, бедняжка, осталась на улице. Знаю, что ничего преступного она сейчас не сделает. Но понимаю: ее нужно остерегаться, потому что человек доведен до отчаяния.
У меня в мыслях: все же насколько они безопасны для окружающих? Мало ли что? Да и на какие средства они живут? Гранты? Спонсорская помощь?
Оказывается, постояльцы приюта и сама Сания получают пенсии по инвалидности. Кое-что дают неравнодушные люди: она рассказывает о своих проблемах и просит помощи, используя любую возможность. Так и живут. “Хожу в том, что дадут люди, и думаю, на какие деньги сыну теплую обувь буду покупать”, - признается она.
- Вам сложно жить в обществе?
- Мне сложно оттого, что окружающие могут нас понимать, но не хотят этого делать. У них есть возможность сделать добро, но они часто жестоки. От этого становится больно. А еще грустно, когда ты все время чувствуешь себя изгоем и человеком второго сорта. Но отношение все-таки может измениться. Иногда так хочется сказать: люди, оглянитесь и обратите на нас внимание!
Кажется, мы начинаем друг друга понимать, и мне уже совсем не важно, какой у Сании диагноз, что и как она говорит.
- Знаете, у меня к вам одна просьба, - произносит она, заканчивая разговор. - Только не делайте из меня маньяка. Почему-то все воспринимают людей с моим диагнозом именно так. Но ведь эта болезнь проявляется по-разному, и все мы очень разные.

Оксана АКУЛОВА, фото из архива Сании Карасевой, Алматы