Бои местного значения

Так бывает: память припрятывает в закоулках своих лабиринтов какой-нибудь маленький эпизод из прошлого. А потом он всплывает, как айсберг, неожиданно и страшно.

Через сорок лет после войны у Александра КОЛЕСНИКОВА поднялась температура, и он вдруг отчетливо увидел, как с двумя товарищами поднялся в атаку. В страшном реве голосов: “За Родину, за Сталина!” затаптывался белый снег, на котором неряшливо размазывались, как кляксы, красные пятна крови. Колесников видел, как один из шеренги врагов выбрал его, худого и длинного бойца лыжного батальона особого назначения. Они бежали навстречу друг другу. Как кадр из нелепого кино. Один из них должен был остаться в живых. Только один. Память через десятилетия напомнила ему, что сумасшедшее зимнее солнце пыталось отбрасывать от штыка солнечные зайчики.
Это был его первый бой. Ему всего 18.
Позади Москва. Отступать некуда.
Память вернулась с криками во сне. Людмила Федоровна, супруга Александра Егоровича, просыпается от криков и тихо успокаивает мужа, возвращая к настоящему. Фронтовику же все чаще снится, как несколько фашистов поднимают его на штыки и пытаются приткнуть к забору.

* * *

Днем Колесников бегает по городу. Как член совета ветеранов Медеуского района южной столицы. Как активист попечительского фонда ветеранов, участников Отечественной войны, пенсионеров, тружеников тыла и детей войны.
И просто как неравнодушный человек.
Он звонил в нашу в газету, когда к очередному юбилею Победы со всех ветеранов собирали списки желаний. Кто-то в своих мечтаниях замахнулся на квартиру или машину, а одна женщина-фронтовичка написала “хоть что-нибудь”. В итоге никому ничего не дали.
Может быть, вы помните ту публикацию. Может быть, помните, что читатели откликнулись, передав для ветеранов деньги. Одному фронтовику мы даже купили холодильник, о котором тот мечтал. Остальным я развозила продуктовые наборы, стараясь прикупить то, что не могут они позволить себе, растрачивая пенсии на лекарства.
Я видела запущенных стариков.
Были те, кто мечтал просто о памперсах или прогулке по городу.
Я видела людей, пытающихся с достоинством идти по жизни.
Женщина-снайпер сказала, как обожгла:
- Грех на мне, я стреляла в людей.
Я ее полюбила. Но не нашла слов, чтобы сказать о благодарности потомков, потому что поступки гораздо важнее слов. Она, по большому счету, защищала своих будущих детей и нас с вами. А государство без всякого счета обрекло стариков на жизнь в нищете.
Колесников звонил и благодарил от имени стариков, радовался, как будто это ему привезли икру или семгу. Для себя он ни тогда, ни потом ничего не просит. Принципиально. Считая, что пятеро детей им с супругой достаточно помогают. У детей многих других фронтовиков такой возможности нет.

* * *

После ранения в первом бою, после госпиталя он попал в 1494-й самоходный артиллерийский полк. Горел с товарищами в танке под Ельней. Под Смоленском горел. И в Польше, освобождая Лодзь, горел так, что на раскаленной броне осталось мясо с правой руки, получил ранение в лицо, осколок в легком, один глаз с тех пор не видит. Успел сквозь кровавую пелену заметить, как фашистский офицер с пистолетом в руке идет к нему, почувствовал, что враг сейчас нанесет удар ногой, скорее всего, по голове, чтобы удостовериться, жив ли он, и, увидев признаки жизни, выстрелит.
“Добьет”, - подумал Колесников.
Успел подумать, что надо бы притвориться мертвым. Потянулся к кобуре. И провалился куда-то.
Очнулся, когда кто-то кричал над ним:
- Он живой!
Возможно, это был санитар. Но вполне возможно, что это была похоронная команда, после боя собиравшая с погибших гильзы на поясах, в которых были указаны фамилии бойцов и откуда они родом. Погибших в бою хоронили тут же, в братской могиле, вырытой на скорую руку.
- Он живой! - крик тот вернул его к жизни.
В госпитале в медкнижке Колесникова так и написали: был без памяти 11 часов.

* * *

Победитель, не жалующийся на недостаток в своей личной жизни, ходит в постоянных просителях за других.
На сегодняшний день в Алматы осталось 1250 ветеранов, половина из них - лежачие.
Фронтовика Бориса Соломоновича АБРАМОВИЧА, долгое время работавшего в Союзе кинематографистов, последние годы не хотели госпитализировать ни в одну больницу. Лежачих стариков у нас туда не принимают.
Добивают без всяких там пистолетов и контрольного пинка в голову.
Колесников хлопотал, чтобы Абрамовича положили на время в больницу сестринского ухода. В порядке исключения. Чтобы добиться этого, он написал не одно письмо-запрос в разные инстанции, ходил и высиживал часами у кабинетов медчиновников. Добился, чтобы фронтовику выделили отдельную палату в хосписе и положили вместе с ним жену.
Колесников правильно рассуждает: женщине тоже надо укрепить здоровье, чтобы дальше ухаживать за лежачим мужем, и дать ей хоть самую малость отдохнуть тоже надо. Абрамовича уже нет.
Сам Колесников жену сопровождает в совминовскую поликлинику, где она обслуживается как госслужащий высокого уровня, а он, обыкновенный фронтовик, на то не имеет права.
Ну это частности. Говорит, что его больше беспокоит, что развалили госпиталь инвалидов войны и ничего взамен не предложили.

* * *

В 44-м в госпитале он услышал голос командира роты капитана Столпника.
Тот удивился:
- На тебя же похоронку отправили.
Попросил Колесников: отправьте телеграмму маме, чтобы не верила похоронке, которую ей вручит военкомат, что ее сын 21 года от роду геройски погиб.

* * *

Накануне своего 90-летия Колесников, награжденный орденами Красной Звезды, Отечественной войны первой степени, медалями “За отвагу” и “За боевые заслуги”, продолжает ходить по банкам, которые некогда помогали его нуждающимся ветеранам.
Жена Александра Егоровича по расстроенному лицу мужа видит, что ему в очередной раз отказали. В одном банке он просидел несколько часов у кабинета начальника, чтобы отдать ему письмо. Секретарша как попугай повторяла, что шефа нет. Колесников ждал. Через несколько часов начальник вышел из кабинета и прошел мимо фронтовика… В другом банке Колесникова не пустили внутрь, охранник объяснил: распоряжение такое.
Возникает закономерность: чем меньше остается фронтовиков, тем охотнее от них отворачиваются.
Колесников зачем-то ввязался в защиту стелы у алматинского мясокомбината, на которой выбиты имена 11 погибших солдат.
Ему отвечают: никакой архитектурной ценности стела не представляет и потому город не собирается ее включать в список охраняемых памятников.
А он не понимает. Как это? И пытается извиниться перед Маратом РАХИМГАЗИЕВЫМ, сыном одного из тех, чья фамилия выбита на стеле.
Другой человек, Ержан УЗАК, обратившийся к Колесникову, в своем ауле хотел поставить памятную табличку на улице, которая названа в честь трех братьев его отца, погибших на фронте. И ему говорят: нельзя.
Не может Колесников уловить логику отказов. Может, ее совсем и нет? Подождем чуть-чуть - и фронтовиков не останется. Сотрем на фиг все, начиная с Вечного огня.
Жена Колесникова, работая долгие годы в госкомстате, собирает по привычке данные. Только за последние месяцы в Алматы стало на 300 ветеранов меньше.
Людмила Федоровна только в апреле этого года узнала правду о своем отце, старшем лейтенанте Мухортове Федоре Григорьевиче, пропавшем без вести в начале войны. На сайте obd-memorial.ru выложили документы по концлагерям. Ее отец попал в плен, находился в поле у местечка под названием Святовша, где при первом снеге военнопленные руками рыли себе что-то наподобие жилищ. В документах сказано, что через несколько месяцев оставшиеся в живых 200 человек отправлены в Освенцим. Номер отца значится 45864, даже если он был последним в списке, говорит она, то посчитайте, сколько умерло на поле…

* * *

Просыпающийся от крика по ночам Колесников ходит по пятам за женой и пытается ее успокоить от чувств, которые нахлынули в связи с открывшейся правдой о последних днях отца.
Война, сколько от нее ни беги, идет по пятам, напоминая о себе. Рядовой войны Колесников просто хочет, чтобы мы не прошли через те ужасы, что выпали на долю его поколения. И идет на встречи с чиновниками порой как в бой. Его порой не пускают на порог. И не слышат, как будто контузия не у Александра Егоровича, а у них.

Хельча ИСМАИЛОВА, Алматы, тел. 259-71-99, e-mail: ismailova@time.kz, фото Тимура БАТЫРШИНА и из личного архива семьи КОЛЕСНИКОВЫХ