Кампанейская мзда

Если нынешние громкие процессы в России не борьба с тотальной коррупцией и воровством, тогда что это?

Значительная часть россиян вообще не склонна верить в то, что в стране ведется хоть какая-то борьба с коррупцией. Признаться, у них есть основания считать ставший уже из еженедельного ежедневным поток свежих сообщений об арестах, возбужденных уголовных делах, предъявлениях по ним обвинений, вынесении приговоров по коррупционным делам, очередных антикоррупционных ужесточениях законодательства и затем снова арестах - не заслуживающей внимания активностью.

В самом деле, если в регионе есть уголовные дела, фигурантами которых являются замес­тители областного прокурора, заместители начальника областного ОВД и вице-губернаторы, а суммы похищенных госсредств идут счетом на миллиарды рублей, то сис­тематическое вскрытие коррупционной инфраструктуры не может выглядеть иначе как сотни отдельных уголовных дел, тысячи обвинений и десяток тысяч свидетелей. Ни пятьдесят, ни тем более сто миллионов долларов, поверьте, нельзя украсть коллективом из министра, его повара, его любовницы и его шофера: все, что мы знаем о российской коррупции, говорит, что это солидный и процветающий бизнес с бизнес-дивизионами, внут­ренней отчетностью, HR-службой и службой безопасности, конкурентами на рынке и новогодними корпоративами. Теперь представьте себе, что в коррупции подозревается глава федерального ведомства, да хотя бы и министр обороны, сколько фигурантов должно быть в исчерпывающем уголовном деле по таким подозрениям? И это только один аргумент скептиков, и у нас, скептиков, таких аргументов довольно много. Однако и сделать вид, что ничего не происходит вообще, нельзя. В России воровали всегда, равно как и всегда издавали грозные указы о недопущении мздоимства и воровства, но лишь в отдельные моменты ее истории репрессии против вовлеченных в теневую экономику госуправления становились сколько-нибудь массовыми и укладывающимися в видимую систему, выходящими за границы случайных. 2012 год - именно такой момент, это неоспоримо. Хорошо, это не борьба с коррупцией. Что это?

Напрасно вы ждете единого логичного, стройного и всеобъясняющего текста, схемы, объяснения: происходящее невозможно уложить в простое объяснение. В таких ситуациях версии не могут претендовать больше чем на объяснение механики части процесса. Например, вот три версии моего авторства, кажется, не имевшие широкого хождения. Первая: антикоррупционная кампания есть отражение проблем передачи власти и активов внутри российских гос­элит следующим поколениям, поскольку подавляющее большинство их состояний заработано именно коррупционным путем, начавшаяся массово “переупаковка” родителями активов для снижения рисков наследования и вызывает “засветку” части активов, интерес к ним конкурентов и как результат - “войну всех против всех”. Вторая версия: кампания вызвана макроэкономическими проблемами коррупционного сектора - при всех оговорках коррупционеры в России существенно зависят от прибылей, генерируемых в других секторах экономики, и два года существенного снижения консолидированного финрезультата российских организаций усилили конкуренцию за оставшиеся деньги. Итог - посадки. Наконец, третья версия - происходящее есть следствие снятия последних капитальных ограничений на ввоз и вывоз капитала и перехода к политике плавающего курса рубля с таргетированием инфляции. Связи российской коррупции с уровнем инфляции, конечно, еще ждут своего исследователя, тем не менее достаточно очевидно, что большая российская коррупция традиционно связана с серыми потоками товаров и денег в обход таможни (хотя бы потому, что никаких других рациональных способов переброс­ки коррупционных миллионов за пределы РФ у большинства коррупционеров в стране просто нет). Понятно, что изменение схемы курсообразования очень многое поменяло в инфраструктуре теневого экспорта денег из России: вал коррупционных дел с большой вероятностью связан с изменениями в этой сфере. Коррупционерам тоже нужно время, чтобы вписаться в новые рыночные условия, не все коррупционные бизнесы способны к быстрым трансформациям и адаптации - аналогом процедуры внешнего управления в коррупционном бизнесе является отставка, банкротства - арест, ликвидация бизнеса - приговор.

Чем версии “проблемы с наследством”, “не хватает прибылей, чтобы украсть” и “проблемы курса” лучше или хуже других - о “борьбе кланов МЕДВЕДЕВА и ПУТИНА (премьера и президента РФ. - Ред.) “, о “новом 1937 годе в политических целях”, о “формальном ответе обществу на критику коррупции”? Они также ничего не объясняют по существу и довольно мало годны для того, чтобы прогнозировать дальнейшее развитие событий.
Позволю себе лишь одно важное, с моей точки зрения, замечание о том, как соотносятся антикоррупционная и модернизационная кампании друг с другом. Верховую коррупцию в России исходя из имеющихся у нас данных (а в большей степени подозрений на этот счет) можно разделить на два “лагеря”. Первый составляют госслужащие, воспринимающие свое участие в коррупционных процессах как вознаграждение со стороны государства за труды: для них воровство есть дополнение к выполнению служебных функций. Кстати, не единственное дополнение: таким же необходимым дополнением является карьерное продвижение, защита от закона и возможность нарушать его, право на семейственность и многое другое: деньги отнюдь не главное, хотя без них никуда. Второй - чиновники, относящиеся к государственной службе как к разновидности предпринимательства: они отказывают государству в существовании, воспринимая его как кормовую базу и рассматривая всех пасущихся на этом лужке как братьев и конкурентов. Для этой категории госслужащих-коррупционеров участие в государственных делах является обязательной данью, взимаемой абстрактным государством за право пастись: уплату ее честным трудом на благо Родины они считают необходимым и достаточным. При этом они показательно меньше заинтересованы в коррупционных атрибутах власти - мигалки, ордена, баня и рыбалка в хорошей компании их интересуют постольку поскольку, а нередко и раздражают: неужели, говорят они тихо, эти люди не понимают, что есть предметы искусства, яхты и структурированные инвестиции? Для чего они вообще крадут, все эти “сапоги” и “погоны”?

Кампания 2012 года почти в одинаковой степени затронула и тех и других. При этом по всем признакам условный Владимир Путин заинтересован в том, чтобы репрессиям подвергались коррупционеры в первую очередь из второй группы: “умные воры” более системны, более политически опасны, более технологичны, да и финансовый ущерб от их деятельности куда как больше, чем у “традиционных воров”: “сапоги” крадут десятки миллионов долларов, “бизнесмены” - сотни миллионов. Но есть одна проблема: если говорить об эффективности деятельности на госслужбе за пределами коррупционной деятельности, “бизнесмены” и есть опора модернизации, потенциальные резиденты Сколково и технопарков, институциональные инвесторы и эксперты в области инноваций. “Сапоги” с их мундирами и засаленными пачками наличности в столах преданнее, но бесполезнее.
И возникает вопрос, и наверняка он задается в коридорах власти иногда с рыданиями, а иногда и недоуменно: с кем останешься, хозяин? Слава богу, его задаем не мы: мы лишь следим за развитием событий.

Дмитрий БУТРИН, “КоммерсантЪ”

P. S. Новый коррупционный скандал, назревающий в Федеральной службе исполнения наказаний (ФСИН) России, по своим масштабам может затмить дела о хищениях в Минобороны. Миллиарды из госбюджета, выделяемые на питание осужденных, исчезают в так называемых тюремных федеральных государственных унитарных предприятиях (ФГУП). В Санкт-Петербурге прокуратура уже начала проверку заказов, которые региональное управление ФСИН заключало с подведомственными ФГУП. Шестнадцать сотрудников были привлечены к ответственности в основном за нарушения запрета на предпринимательство, но правозащитники уверены, что это лишь верхушка айсберга и аналогичная схема действует по всей стране. По их подсчетам, через систему ФГУП ежегодно расхищается до 6 млрд. рублей.

УТРО.ru