Нашла коза на камин

Из досье

Юрий ГОЛИГОРСКИЙ, 55 лет.
Родился в Тюкалинске (Омская область).
В 1957 году с семьей переехал на родину родителей - в Молдавию.
В 1973 году эмигрировал в Израиль.
В 1978 году переехал в Англию.
30 лет проработал на Би-би-си. Один из создателей и главный редактор службы вещания на Центральную Азию и Кавказ.
Сейчас бизнес-консультант. Женат, две дочери.

Поскольку раньше Юрий Голигорский (а с ним я познакомился еще в 1999 году, когда проходил практику на Би-би-си) частенько наведывался в Казахстан, первым делом он стал расспрашивать про общих знакомых, которых набралось немало. Среди них - Евгений ЖОВТИС. То, что Евгений Александрович уже больше года отбывает срок в колонии-поселении, явилось для Юрия печальной новостью. Он припомнил, как сотрудничал с ним, общался, как втроем - Голигорский, Дуванов и Жовтис - ходили в баню, ту самую, где впоследствии с Сергеем случился более чем странный инцидент, закончившийся для него лишением свободы. Чтобы отвлечь собеседника от грустных мыслей, я включил диктофон.

За что боролся…

- В Тюкалинске, где я родился, родители отбывали ссылку. Это совсем недалеко от Казахстана, по советским меркам - в двух шагах, и я чувствую близость и даже родство с Казахстаном.

- Долго ваши мама и папа были в ссылке?
- Первый раз - с 1940-го по 1947-й и второй - с 1949-го по 1957-й. Отец был “сыном кулака” - состоятельного человека, которого “освободили” от его состояния в 1940 году, когда Бессарабию по пакту Молотова - Риббентропа присоединили к Советскому Союзу. И мой дед, который до этого тайно финансировал коммунистическую партию…

- Каким образом?
- В Бессарабии до прихода советской власти было много молодых коммунистов, которые часто попадали в тюрьму, и дед приходил туда, платил взятки и выкупал ребят. Потом они сидели вместе с ним в советском лагере: после 1940 года арестовали и их, и моего деда. И все, что осталось у меня от него, - это мундштук, который передал один из тех, кого он выкупал. Взяли его в июле…

- Со всей семьей?
- Да, конечно, с разницей в несколько дней. Но послали по разным направлениям: деда - в пересыльную тюрьму, а затем в лагерь, а отца, мать и бабушку - в ссылку. Деда взяли совершенно здоровым человеком, он никогда ничем не болел, а уже в октябре того же года умер инвалидом II группы в лагере Ивдель.

- Откуда вы все это знаете?
- Лет 12 назад мне поручили создать и возглавить школу журналистики в Екатеринбурге на деньги Фонда Сороса и МИД Великобритании при техническом университете, альма-матер Бориса ЕЛЬЦИНА. Среди моих лондонских коллег было мало добровольцев ехать в зиму, а я вызвался, потому что рядом со Свердловском находился тот самый лагерь Ивдель, где замучили моего деда. И я надеялся раскопать концы. Время тогда было либеральное, и я поинтересовался, можно ли найти дело Владимира ГОЛИГОРСКОГО. В Екатеринбурге мы хорошо выпили с нормальными ребятами, а уже наутро привезли дело деда. Мне сказали, что таких дел у них в спецхране - сотни тысяч. Более того, мне даже выдали свидетельство о смерти, где черным по белому написано: причина смерти - истощение. Вот так закончилась судьба моего деда, тайно финансировавшего коммунистическую партию… А родители, как я уже сказал, вместе с бабушкой, женой моего деда, оказались в ссылке. Они прошли все круги ада и в конце концов оказались в Тюкалинске. Это уже была их вторая ссылка. Там, в Тюкалинске, умерла моя бабушка, и там я родился.
Примечательно, что моя мама верила в СТАЛИНА, считая, что он не знает о происходящем, и еженедельно писала ему письма, в которых говорила: только он может восстановить справедливость. В местном МГБ работали приличные люди, раз в месяц они вызывали моего отца и отдавали ему пачку маминых писем со словами: если мы не перехватим хоть одно такое письмо - расстреляют и вас, и нас.
В 1953 году Сталин умер и для мамы это была трагедия: она считала, что уже никто и никогда их не вытащит. Но уже в 1954-м с родителей полностью сняли все обвинения, а в 1957-м освободили и даже предложили отцу вступить в партию. Он сказал, что “недостоин”, и сразу же стал собираться домой, в Бессарабию, теперь уже Молдавию. Но, вернувшись на родину, долго не мог устроиться на работу, а о квартире не могло быть и речи, так как у родителей была только справка об освобождении, но не реабилитация. Так что они еще долго мыкались по углам, оставаясь пораженными в правах.
Полная реабилитация, подписанная генеральным прокурором Романом РУДЕНКО, пришла только в 1963 году.

Би-би-си в руках Лубянки

- Спустя много лет мы беседовали с товарищем, который тогда был комсоргом ВГИКа (сейчас режиссер в Штатах), и я ему говорю: “Вить, я думаю заняться кино. Что если бы я пришел поступать во ВГИК?” Он отвечает: “Допустим, ты сдаешь все экзамены не на пять, а на шесть. А в приемной комиссии смотрят: так, еврей, сын ссыльного, из провинции… У тебя больше шансов слетать на Луну”. Поэтому я никогда не мог заниматься в Советском Союзе тем, чем хотел.

- И где вы получили высшее образование?
- В Израиле, куда мы эмигрировали в 1973 году. И там меня не спрашивали, еврей ли я или сын ссыльного.
А в Лондон я приехал в 1978-м. И вскоре уже работал на Би-би-си.
Однажды там случилась фантастическая история. Как-то въезжаю во внутренний двор Буш-хауса (здание Би-би-си в центре Лондона): стоит советская “Волга” и два вохровца - один на верхних ступеньках лестницы, другой на нижних. Верхний хватает человека явно диссидентского вида, бросает его со всего размаху с лестницы, нижний подхватывает, и они затаскивают его в “Волгу”. А я уже во дворе и понимаю, что отступать некуда: ворота закрылись. Думаю: у меня галлюцинации? И вдруг вижу: “диссидент”, который только что катился кубарем, спокойно встает, вохровцы отряхивают с него пыль, работает камера, а режиссер говорит: “Отлично! Второй дубль”. Тут я понимаю, что снимается кино. Но ощущение было жуткое - будто въехал во двор Лубянки. И действительно: наш двор был облюбован Голливудом как эрзац лубянковского двора.

Как дочь Сталина едва не стала нянькой

- Юра, расскажите, как дочь Сталина Светлана АЛЛИЛУЕВА чуть не стала нянькой вашей старшей дочери.
- Тогда, в начале перестройки, у нее был трудный период. Горбачев разрешил ей вернуться в Союз, но она не прижилась там и вскоре уехала обратно в Лондон. Подружилась с одним нашим коллегой - добрейшей душой - Борей НАДАНОМ. Боря как-то подходит ко мне: “Юра, я знаю, у тебя недавно дочь родилась, а Светлане негде жить. Может, она будет жить у тебя и работать бебиситтером?” Я пришел домой и говорю жене: “Вот такая проблема. Нам действительно кто-то нужен - присматривать за дочкой, чтобы и ты, и я могли работать”. А потом стали прокручивать ситуацию: Светлана Иосифовна невольно начала бы рассказывать моей дочери о своей семье. И дочь рано или поздно пришла бы ко мне: “Папа, а ты знаешь, тетя Света рассказала мне про дедушку Иосифа”. Это был тот порог, который я не мог переступить в силу понятных обстоятельств. К тому же тогда был жив мой отец, и я подумал: если она расскажет еще и ему про дедушку Иосифа в положительном аспекте, это будет сильный перебор.

- Но вы успели познакомиться с Аллилуевой?
- Были знакомы шапочно.

- Так в конце концов Светлану Иосифовну приютили?
- Я сказал Борису: “Идеальный вариант для нее был бы кто-то из наших, но без детей”. И вопрос, насколько я знаю, решился быстро: она не осталась без жилья.

Мальчик за всё

- Кем вы устроились на Би-би-си?
- Должность называлась программный ассистент - это “мальчик за всё”. Делал все, что приходилось. А я был голодный и жадный на работу, и мне все было безумно интересно. Пахал без выходных. Должен сказать, что за 30 с лишним лет на Би-би-си я пропустил по больничному четыре с половиной дня, когда свалился с ног от воспаления легких. Это было в 20-х числах января 1986 года. Меня отвезли в больницу в полубессознательном состоянии, два дня я пролежал в бреду, затем приходит профессор и по-русски со страшным акцентом говорит: “Вы работаете на Би-би-си? Поздравляю - сегодня сняли глушение (радио Би-би-си в СССР. - В.Б.), вот в газете “Таймс” написано”. “Мне сейчас, если честно, не до Би-би-си, - отвечаю. - Я дышать не могу”. “Перестаньте морочить голову!” - сказал профессор и дал лошадиную дозу антибиотиков. Через двое суток я был настолько свеж и здоров, что решил полежать еще полдня и досрочно вышел на работу, поскольку чувствовал, что мы на пороге громадных перемен. Как говорила моя жена, “Юра ходит на работу, потому что боится пропустить что-то интересное”.

Недолго музыка играла

- Давайте подробнее остановимся на создании службы радиовещания Би-би-си на Центральную Азию и Кавказ, главным редактором которой вы были…
- Идея возникла у нас в 1992 году. Я приехал в Казахстан, помню, была лютая зима, все замерзали. Мы обсуждали возможность вещания, и одной из первых в переговорах участвовала Дарига НАЗАРБАЕВА. Она была потрясающим переговорщиком, интересным, тонким. Тогда же я познакомился с Владимиром РЕРИХОМ, Сергеем ДУВАНОВЫМ, Розланой ТАУКИНОЙ, Владимиром ЛИТВИНОВЫМ (известные казахстанские журналисты. - В.Б.). Меня поразило, что в Алматы 19 коммерческих радиостанций. Это был, по-моему, один из самых радиофицированных районов мира. А государственную телерадиокомпанию возглавляла, если мне не изменяет память, Лейла БЕКЕТОВА.

- Ныне жительница Швейцарии. А ее муж Виктор ХРАПУНОВ - один из богатейших людей этой страны.
- Так вот, параллельно я вел переговоры и с государственными структурами, и с частными. И там и там получилось, но не до конца. Потому что в Казахстане все менялось очень быстро. Я договаривался с одним чиновником, который руководил процессом, а через полгода он шел на повышение или оставался не у дел, и все приходилось начинать сначала. Но тем не менее у нас было какое-то время вещание на Казахстан - на казахском, английском и русском.

- Что дальше?
- Дальше, к сожалению, на Би-би-си стали заканчиваться деньги, мы вынуждены были в 2005 году казахское вещание сократить.

Золотые мои россыпи

- Сейчас я разбираю те золотые россыпи - записи, интервью, дневники, которые клал в долгий ящик за 30 лет работы. У меня были встречи с потрясающими людьми - от президентов до дворников, и каждый из них был интересен. Например, чего стоят несколько дней, проведенных здесь, в Лондоне, в 1993 году с Александром Николаевичем ЯКОВЛЕВЫМ ( секретарь ЦК КПСС при Горбачеве, главный идеолог перестройки. - В.Б.), когда я был его переводчиком. Александр Николаевич притворялся, что не знал английского. Ересь! Как выпускник Колумбийского университета, он прекрасно владел им, но не пользовался активно. И попросил, чтобы кто-нибудь был рядом на подхвате во время официальных встреч. А после встреч у нас оставалось много времени для личного общения. И то, что мне удалось тогда выслушать, записать и восстановить по памяти, - по-настоящему неоценимый материал. Это был уникальный человек. Я перечитывал его книгу “Сумерки” много раз. В частности, его высказывания о ГОРБАЧЕВЕ, о перестройке, его признание: “Если вы думали, будто Михаил Сергеевич и я до конца понимали, что мы делаем, то глубоко ошибались. Но единственное, что мы твердо знали: так дальше продолжаться не может”.

Вывела женщину из-за печки

- С кем еще впечатлила встреча?
- С Горбачевым, и тоже в Лондоне.

- Это в тот его первый приезд в 1984 году?
- Нет. Тогда я просто был рядом, освещая визит, и там не могло быть личных контактов. Но уже тогда я приметил его особые отношения и с Тэтчер, и с покойной ныне Раисой Максимовной. Она хотела посмотреть Лондон и просила Михаила Сергеевича меньше внимания уделять протоколу. А сотрудники посольства упирали именно на протокольные вещи: посещение могилы Карла Маркса на Хайгетском кладбище и т.д. Но Горбачев понимал, что смотреть надо Лондон, а не могилу Карла Маркса.
А интересная беседа у нас с ним состоялась через два года после путча, в 1993-м. Мне сказали, что в моем распоряжении 20 минут. Мы поздоровались, и Горбачев как-то сразу заметил: “Мне ваш голос знаком”. - “Михаил Сергеевич, я - тот человек, который процитировал в радиоэфире сообщение о том, что вы себя плохо чувствуете и поэтому не вернетесь из Фороса в Москву”. - “Вот, я теперь вспомнил!” (В августе 1991-го все наши передачи были посвящены путчу, и я часто выходил в эфир с сообщениями о происходящем в Союзе, а на Форосе лучше всего ловилась Би-би-си.)
Естественно, ни о каких 20 минутах не могло быть и речи, и через два с половиной часа мы уже обсуждали все вопросы современности. И продолжали бы без конца, но тут в комнату вошла Раиса Максимовна. Ее взгляд был каким-то отрешенным. Она явно была нездорова: после инсульта ее рука висела плетью. Она попросила Михаила Сергеевича пойти с ней. Ему стало очень неудобно прерывать беседу на полуслове. Как сейчас помню, его шея налилась кровью: мне показалось, он хотел продолжать разговор. Но извинился, и они ушли.
Меня поразило, как трогательно он обращался с Раисой Максимовной. Советские лидеры всегда стеснялись своих жен, а он вел ее впереди себя, как королеву. И сколько бы злые языки ни твердили, что она безумно плохо себя вела, - Раиса Максимовна все-таки вывела советскую женщину из-за печки. Она заставила Запад признать, что в Советском Союзе есть женщины умные, красивые, тонкие, которые умеют себя подать, отстоять свое мнение. Которые умеют спорить. Она была женщина в полном смысле слова. А Горбачев, при всех своих политических ошибках, заслужил у меня уважение. Я никогда не забуду выражения его лица, когда он давал интервью, выходя из клиники, где она умирала. Он говорил не как политик, а как муж, теряющий жену. Эти кадры навсегда врезались в мою память. И кто бы мне что ни сказал отрицательное о Горбачеве, для меня в человеческом отношении он останется эталоном и образцом.

С Тэтчер на посошок

- Чем вы объясните, что нынешние лидеры России, особенно предыдущий, опять начали прятать своих жен?
- Знаете, я сегодня утром слушал замечательную песню Трофима “Аристократия помойки”. По-моему, там четко все сказано. Стесняться своих жен - зачем вы тогда на них женились? А может быть, жены стесняются вас?
На Западе - другая полярность, в результате которой иногда теряется разница между полами. В Америке, если ты слишком рьяно открываешь перед женщиной дверь, тебя могут вызвать на ковер…

- …или подашь ей пальто, или заплатишь за нее в кабаке. Харасмент!
- Это, конечно, крайность. Но мне импонирует, когда женщина может эффектно заявить о себе. Например, Кондолиза РАЙС. Или сейчас - Хиллари КЛИНТОН. Не как политик, я крайне критично отношусь к тому, что она делает. Но у женщины есть свое мнение, она - политик и может дать фору любому другому политику. Кондолиза, может быть, не до конца доводила начатые дела, но никто не может отказать ей в уме, в способности вести государственные дела.
Я уже не говорю о Маргарет ТЭТЧЕР. В 1988 году я работал с ней в качестве продюсера над первой и единственной радиопередачей прямого эфира “Премьер-министр Великобритании со слушателями Советского Союза”. До меня никто никогда не делал подобной программы. Надо сказать, что уговорить Тэтчер на такую передачу было гораздо легче, чем мое начальство. Она утром получила приглашение от Би-би-си, и уже после обеда ее секретарь перезвонил с вопросом: “Когда мы это делаем?” А когда Тэтчер пришла в студию, то первым делом спросила, какой продолжительности будет передача (кстати, ее транслировали все британские радиостанции). Я ответил: “59 минут”. Она засомневалась: “А вы уверены, что мы продержимся так долго в эфире?” - “Ну что вы, конечно!” - уверил я. Не знаю, что во мне больше говорило - наглость или молодость. Сказать премьер-министру, что мы продержимся почти час в эфире, мог только такой наглец, как я: мы вообще не были уверены, что из Советского Союза поступят звонки. “Ну, хорошо, - сказала Тэтчер. - Посмотрим-посмотрим…” Она вошла в студию. И тут повалили звонки. Как потом сказали операторы, их поступило более восьмисот, из которых мы обработали 30, а в эфир пошло, кажется, 15. На 58-й минуте я ей показываю: надо закругляться. Она в ужасе разводит руками: я только разошлась, ты что! Я говорю: все, премьер-министр! Заканчивается передача, она выходит из студии и бросает мне с укоризной: “Почему ты меня остановил?” Отвечаю: “Премьер-министр, два часа назад вас интересовало, продержимся ли мы 59 минут, а теперь - почему остановил”. И тут она произнесла фразу, которая до сих пор у меня в ушах: “Ты - профессионал. Я - всего лишь премьер-министр. Ты должен был предусмотреть”. “Хорошо, в следующий раз мы сделаем два часа”, - парировал я. Она взяла меня за руку, подвела к столу, налила по большому стакану виски себе и мне: “Ты обещаешь?” - “Обещаю”. Фотография, на которой мы с ней выпиваем, тогда не была опубликована, потому что в Великобритании не принято печатать в прессе снимки, на которых монарх или премьер-министр едят или пьют.

- А вторая передача состоялась?
- Мы с ней договорились, что следующий эфир будет идти два часа - но только при условии, что она приводит в студию Горбачева. Мы “забили”, она пообещала. Но ни она, ни я не предполагали тогда, что Советский Союз развалится и Горбачеву будет не до нас.

Почему от осины не родятся апельсины?

- Юра, вы были постоянным и желанным гостем Евразийского медиафорума в Алматы в первые годы его существования. А вот в последнее время не ездите. В чем причина?
- Не приглашают.

- Почему?
- Был неприятный инцидент, когда арестовали Сережу Дуванова. Он сидел в тюрьме, а я должен был приехать на медиафорум. И я дал организаторам понять, что мне будет очень тяжело произносить речи и принимать участие в прениях в тот момент, когда я знаю, что Дуванов находится в заключении. Я не вникал в подробности, не знаю, прав или виноват Сергей. Но журналистская братия должна как-то заступиться за своего коллегу и предпринять какие-то действия - по крайней мере, чтобы выяснить, что происходит. И тогда я не поехал на форум. А после этого уже и не приглашали.

- Видимо, расценили как бойкот?
- Видимо. Но это не было бойкотом. Просто я испытывал бы чувство страшного дискомфорта, зная, что Сергей в лагере, а мы сидим и обсуждаем глобальные проблемы. Форум всегда проводился на высочайшем уровне - получше, что когда-либо было организовано на Западе. Интересные дебаты, дискуссии, люди. А в это время твой собрат по перу сидит на тюремной баланде.

- Разве не было понятно с самого начала, что медиафорум представляет собой дискуссию (почти по Жванецкому) о вкусе ананасов, в которой принимают участие с одной стороны те, кто их ел, а с другой - те, кто не ел никогда и даже пробовать не хочет?
- Нет, этого не было. Потому что за кулисами медиафорума всегда шли очень острые и оживленные дискуссии и велась активная работа. Во всяком случае, многого удавалось добиться.

- Чего, например?
- У Высоцкого есть замечательная фраза: “Мне хочется верить, что грубая наша работа вам дарит возможность беспошлинно видеть восход”. Так вот, многие вещи, по праву завоеванные в то время казахстанскими журналистами, были завоеваны именно в кулуарных работах при подготовке к первым трем медиафорумам. Дальше я уже отошел от дел. Когда не получилось облегчить судьбу человека, оказавшегося за решеткой, я не смог себя преодолеть. Потому что была перейдена грань между журналистикой и политикой. А мы всегда должны быть на расстоянии вытянутой руки.

- У нас это слишком тесно переплетено.
- К счастью, на Западе мы можем себе позволить держаться от политиков в стороне, сохраняя по отношению к ним здоровый скепсис, всегда говорить вслух: “Почему они пытаются навешать нам лапшу на уши?” - и при этом не оказаться за решеткой и не быть отстраненным от кормушки.

- Юра, вы никогда не задавались вопросом, почему от осины не родятся апельсины? Иначе говоря, почему демократия не приживается на просторах б. СССР?
- Что значит “не приживается”? Чтобы завоевать свободу слова и печати в Великобритании - ушли века. Мы пытаемся на территории бывшего Советского Союза, в условиях жесточайшего посткоммунистического кризиса, преодолеть путь, на который другие страны тратили столетия.

- Вы рассуждаете практически как идеологи нашей власти.
- Но это так! Би-би-си приобрела реальную свободу только после Суэцкого кризиса, когда был разрыв отношений между властью и журналистами, когда правительство впервые подверглось столь острой критике в СМИ за политику в районе Суэца. Потом при Тэтчер было противостояние с властью во время шахтерских забастовок. Затем - “наезд” на Би-би-си в период войны за Фолкленды, который с треском - для правительства - провалился. Дальше - еще интересней.
Вы знаете, я никогда не принимал участие в забастовках, организуемых профсоюзами работников Би-би-си, за исключением одного раза. Объясняю. По закону министр внутренних дел Великобритании имеет право запретить любую радио- и телепередачу и закрыть любое печатное издание без объяснения причин. Вопрос: как часто он пользуется этим правом? Ответ: никогда, ни разу. Но право у него есть.
В свое время существовал запрет на передачу в эфир голоса лидеров партии “Шин Фейн”, которая рассматривалась как политическое крыло Ирландской республиканской армии (ИРА). ИРА не без основания считалась террористической организацией. И вот парадокс: в эфир шел видеоряд интервью с членами “Шин Фейн”, но голос за кадром озвучивал актер. Тупость этого запрета состояла в том, что актеры произносили текст четче и лучше, чем сами интервьюируемые с их тяжелым ирландским акцентом.
И вот в этой атмосфере Би-би-си снимает передачу о “Шин Фейн” и ИРА. Правительство “мягко” советует (не запрещает - советует!) не выпускать передачу в эфир. Но тут, как говорят англичане, начинающие изучать русский язык, “нашла коза на камин”. Раз правительство “советует”, а это чистая цензура - мы выходим на забастовку. Правительство говорит: мы не запрещаем, но вы как сознательные граждане и т.д… Би-би-си - в ответ: никаких “сознательных граждан”, мы сделали передачу - и она должна выйти в эфир. Началось жуткое противостояние, которое продолжалось несколько часов. В результате был выработан типично английский компромисс, приемлемый и для правительства, и для Би-би-си: передачу удлинили на 30 секунд. В начале и конце программы дали 15-секундные вставки, где было сказано: “В этой передаче использованы интервью с членами Ирландской республиканской армии, которая проповедует насилие”. Такой подход показался кабинету министров сбалансированным.
Это тоже определенный этап борьбы - даже при уровне свободы и развитости британской политической системы.
Еще до развала Союза народные фронты обвиняли в том, что они творят “разгул демократии”. Не может быть разгула демократии: она либо есть, либо ее нет. Не бывает частичной демократии, как не бывает частичной беременности.
То, что сейчас происходит в странах бывшего СССР, - это, несомненно, откат в прошлое. Но в то же время подготовлено ли общество и политическая система к демократии? Я думаю, и та, и другая стороны не готовы в достаточной степени. На это уйдут годы.

- Ладно - если годы. Но как бы не десятилетия…
- Хочу быть оптимистом.

Мы с Юрой беседуем на скамейке в Сент-Джеймс парке в мягких лучах заката. Рядом в траве возятся совсем ручные белки, в пруду плавают гуси-лебеди, собственность Ее Величества королевы Елизаветы II. И вдруг посреди этой идиллии мимо нас извилистым курсом дефилируют два субъекта, по виду - совершенно отечественные бомжи, с понадпитыми пузырями в руках, в состоянии “абсолютные дрова”. Они отхлебывают бухло и громко разговаривают чистым русским матом.
- Это что, наши бичи? - удивляюсь я.
- Да, - спокойно отвечает Голигорский. - В двух шагах от Букингемского дворца. В 90-х о таком нельзя было и мечтать.

Вадим БОРЕЙКО, фото автора и из личного архива Юрия ГОЛИГОРСКОГО, Лондон