Евгений ЖУМАНОВ, актер: Мечтаю сыграть женщину
Он - заложник своей профессии: пережив оглушительный успех и как театральный актер, и как телезвезда, человек, ставший известным всей стране благодаря сериалу “Перекресток”, словно исчез из поля зрения зрителя. Сейчас Евгений ЖУМАНОВ сам для себя назначил два ответственных экзамена: моноспектакль по повести “Падение” Камю и... роль женщины.
- Какой из закончившихся проектов с вашим участием жаль больше всего?
- Жаль “Кукол” на телеканале КТК - мне очень нравилось озвучивать АБДИЛЬДИНА. А самое главное, моя “разведка” донесла, что и ему это нравилось. Особенно удался акцент. Конечно, Абдильдин не разговаривает с таким ярким акцентом, но поскольку программа сатирическая, я позволил себе это. Кстати, мои коллеги из казахских театров сказали, что за такой совершенный акцент готовы простить мне незнание языка.
- Как вы себя чувствовали в столь политизированном проекте?
- Мне никогда раньше не доводилось озвучивать мультфильмы, и это оказалось захватывающим. Что касается политической заостренности, то, изначально зная и страну, в которой я живу, и наш менталитет, прекрасно понимал, что это будет мертворожденное дитя, без какой-либо остроты. Единственное, мне до сих пор стыдно перед Булатом АБИЛОВЫМ. Хотя его и озвучивал совершенно другой актер, но лично мне очень обидно, что это был самый безответный персонаж, на котором программа отыгрывалась как хотела.
- То, что взлеты карьеры приводили в тупик, не создало ощущения работы вхолостую? Не хотелось пожаловаться на судьбу или спиться?
- Попытки спиться я неоднократно предпринимал, но потом понял, что это тихое самоубийство. Я не рефлексирую по этому поводу и не впадаю в глубокую депрессию - просто стараюсь сам для себя зажигать какой-то свет в конце тоннеля.
- Не пытались предложить себя на российском актерском рынке?
- Когда я был молод, были и более амбициозные планы - например, покорить Голливуд, для чего я усиленно штудировал английский. Потом то ли повзрослел, то ли поумнел - и понял, что никому там не нужен.
- Сейчас вы заняты всего в трех спектаклях - это чудовищно мало...
- Да, но зато - как бы руководство и коллеги ни скрипели зубами - я могу себе позволить выбирать, на что тратить время, а на что - нет. Например, еще одиннадцать лет назад, придя в театр, я сразу поставил условие, что в детском репертуаре занят не буду.
- Вы не любите детей?
- Тогда я был не настолько умен, гораздо более амбициозен и считал, что не царское это дело. Вообще в моей жизни были такие эпизоды, когда я звездил по полной программе. Возможно, я нарушу свое правило - сейчас Ирина АРНАУТОВА хочет поставить “Карлсона” и соблазняет меня тем, что я лучше всего подхожу на роль фрекен Бок. Она знает, чем меня купить - ведь каждый актер-мужчина мечтает сыграть женщину, это определенный уровень мастерства. Но у меня есть и альтернатива: пьеса Дарио Фо “Свободная пара”, в которой меня привлекает роль Антонии. Интереснее было бы, конечно, сыграть взрослую женщину с ее проблемами.
- Откуда вы знаете проблемы женщин?
- Любой мужчина тешит себя иллюзией по поводу того, что женщина - по крайней мере, та, которая рядом с ним, - это раскрытая книга. Хотя вы и не перестаете удивлять нас, что, впрочем, делает процесс “чтения” интересным.
- Мечта о моноспектакле “Падение” по Камю - это продолжение звездной болезни?
- Нет, скорее, это очередная попытка доказать самому себе, что я могу, не мельтеша по сцене, не выполняя трюков, зацепить человека только словом.
- Алматинские театры переживают очень грустный период. Причем застой связан с тем, что хронически не хватает режиссеров. Почему в других странах нет такой проблемы?
- У нас очередной режиссер не может быть талантливее, чем главный режиссер театра. Очень трудно терпеть рядом с собой чужой успех. Как-то раз во время очередной попытки спиться вместе с Борисом ПРЕОБРАЖЕНСКИМ (бывший главреж алматинского ТЮЗа. - К. Е.) я услышал от него следующую фразу, которая является квинтэссенцией взаимоотношений в театре: “Я способен возненавидеть актера за успех в моем собственном спектакле”. Для меня это - патология…
- Я не слышала о том, чтобы вы работали тамадой, как многие ваши коллеги. Гонор не позволяет?
- Просто я не чувствую в себе способности к этому делу, хотя и знаю, что у людей, которые ведут столы, гонорары на порядок выше, чем у тех, кто работает только на презентациях. Но я сам очень не люблю, когда меня отвлекают от еды, и мне неловко работать, когда люди едят. К тому же мне очень важна граница: я - на сцене, вы - в зале.
- Если бы можно было выбрать удачную карьеру, что бы вы предпочли - телевидение, театр или кино?
- Собственно, выбор небольшой. Например, что касается нашего кинематографа, сейчас снимается очень много фильмов, но почти все они на казахском языке. В этом отношении я, извините, не конкурентоспособен. Я хотел бы выучить язык, но не ради кино, которое не доходит до зрителя. Я не настолько духовен, как японцы, которые могут рисовать иероглифы мокрой кистью на асфальте только потому, что им нравится процесс. Мне важен в том числе и результат.
- Похоже, что вы не любитель этнического кино?
- Это очень скользкий вопрос. Однажды я высказался против закона, обязывающего вещать в телеэфире “пятьдесят на пятьдесят”, и сразу нашлись люди, которые вспомнили, что я неполноценный казах и не имею права рассуждать на эти темы. Получается, я человек второго сорта. Хотя люди примерно такого же склада гордились тем, что у меня - казаха - в Русском театре им. Лермонтова пять ведущих ролей. Получается, что когда я успешен, - я казах, стоит сказать что-то нелицеприятное - сразу “полукровка”.
- Вы не патриот? Совсем не гордитесь своей страной?
- Я могу дать сто очков форы многим патриотам, которые в совершенстве владеют казахским языком. И наверное, в силу моего советского воспитания. А чувство гордости за свою страну мне просто необходимо.
- И как часто родина вызывает это чувство?
- Когда живешь в этой стране, поводов для гордости вроде бы и немного. Для этого надо уехать. Например, я снимался в совмест-ном проекте и приехал в Москву как раз после событий в “Норд-Осте”, когда улицы были заполнены милицейскими патрулями. Хотя у меня и не откровенно восточная внешность, периодически меня останавливали для проверки документов. Но как только я доставал казахстанский паспорт, патрульные козыряли и отпускали.
- Редко можно встретить мужчину, который носит сразу две сережки. Считается, что в левом ухе серьгу носят пираты, а в правом - люди нетрадиционной ориентации. Как трактовать ваш случай?
- Я вообще помешан на серебре. Ухо для первой серьги выбирал очень тщательно, поскольку в 1986 году в родном Павлодаре был единственным мужчиной с украшением в ухе. Несколько лет назад проколол и правое: мне терять нечего, ни у кого язык не повернется сказать, что Жуманов - гей.
Фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы
Ксения ЕВДОКИМЕНКО,
evdokimenko@time.kz