С такой ментальностью

СУМЕЕМ ЛИ МЫ НЕ ЗАХОТЕТЬ УМЕРЕТЬ?

С такой ментальностью, как доминирующая здесь, в современном мире делать нечего. Нас всегда будут осмеивать и презирать. Борат – первый, но не единственный. Другие презирают скрытно. За наше отношение к случайно обретенной стране. За полную неспособность понимать, что значит – иметь родину и не иметь. Что проявляется в поведении даже самых высоких должностных лиц. Какими уродами нужно быть, чтобы цинично разграблять свою страну, при этом будучи уверенными, что будущее скрытное существование в чужой стране, жалкое, как в берлоге, может дать чувство наслаждения жизнью на все оставшиеся годы.

Можно было бы понять, если б эти выродки прилетели с луны. Но они, что называется, из гущи народа. Как ни горько это признать, они – самые что ни есть носители современной национальной ментальности. Просто эти типы на виду, не то что быдло, смирное в своих хомутах, но точно так же в любую минуту готовое урвать не свое.
Эта уродливая, страшная ментальность образовалась в конце XIX века, когда были упразднены институты казахского традиционного общества. Казахстан в одночасье сделался приютом, общежитием, в котором жизнь стала регламентироваться не этическим кодексом народа, а завезенным правопорядком. Никому не понятным и чуждым. Так, холуями и приспособленцами мы вошли в ХХ век.
В советской системе мы были самыми прилежными учащимися. Другим народам Москва ставила казахов в пример, чем здесь было принято гордиться. Никто не понимал, что мы были лучшими в смысле плебейского угодничества и безликости. Можно было бы полагать, что благодаря советской власти мы сделались цивилизованным народом (чему было немало внешних признаков), но как только советский приют был распущен и упразднен его внутренний распорядок, старое воспрянуло – будто проснулся монстр.
Что было плохим в 1991 году - объективные условия для формирования культурной страны или народное отношение к идее построения культурной страны? Полагаю, что плохим было второе. Никто не мешал новому государству начать жить по лекалам своей мечты, но лекала оказались уродскими.
Деньги важнее репутации только для самых вульгарных плебеев. В нас не обнаружилось национальной мечты, когда выпал шанс для мечты. Вместо мечты на свет вылезло такое мурло, что люди испугались и бросились кто куда. Причем бежали из страны не только неказахи. Бежали и казахи. Кто в Россию, а кто и подальше. Тем самым давая понять: чем иметь такую родину, лучше не иметь никакой. Чем иметь такую этническую ментальность, лучше не иметь никакой.
Страна стала беспризорной. Те, кому по должности положено укреплять ее, разрушают изнутри. Народ на это реагирует «по-овечьи» – используя характеристику Абая. Похоже, и первые, и вторые считают Казахстан плохим местом для жизни. Первые, полагая, что на свете есть места получше, сваливают отсюда, набив карманы, а вторые, уверенные, что все бесполезно и ничего хорошего здесь не светит, впали в безнадежную летаргию.
Это наблюдение, которому уже четверть века, может привести к страшной догадке: а может, Казахстан действительно плохое место для жизни? И если Казахстан и вправду плохое место, то что делать? Возможна ли жизнь в плохом месте?
Казахстан действительно стал плохим местом для жизни, потому что здесь ничего хорошего сделать нельзя.
Ни один способный человек не может здесь осуществить свою мечту. Изобретатель не может внедрить изобретение. Пытливый умом не может вести исследование. Беспокойный духом не может заниматься политикой.
Потому что для всего хорошего нужны соответствующие искусственные условия, которых нет. Для изобретателей нет опытного производства, наука не финансируется, политическая жизнь под запретом. И так далее.
Представляется, что эти невозможности предопределяются массовой национальной ментальностью. Которая, извека не знавшая ни производства, ни науки, ни политической жизни, считает такие вещи обузой, требующей нежелательного напряжения. Национальная ментальность в наше время как бы сжимается сама в себе, возвращаясь в исходное оцепенелое состояние.
Теперь вопрос стоит так: сумеем ли мы захотеть не умереть?
Социум, который дошел до отрицания своей страны, подобен умирающему больному. Которому перед гибелью очень трудно не захотеть умереть. Слишком давит тяжелое прошлое, избавление смертью от которого чаще всего кажется облегчением. Но наше положение еще хуже, потому что ныне живущие люди знают по опыту: государство может умереть, а мы останемся жить!
То, что останемся жить ничтожествами, в расчет не берется.
В эти годы и десятилетия мы вновь переживаем то, что происходило в Казахстане лет сто пятьдесят назад. Тогда тоже страна представляла собой жертву, раздираемую быдлом.
Видя это, трудно не думать о безответственности народа. О его духовной карликовости. Не прийти к пониманию, что государственная самостоятельность предполагает взрослость национальной ментальности. Что только невзрослое сознание не умеет укрощать свои алчные желания и животные страсти. В целом трудно не думать о подлой инфантильности.
Но и в этих сволочных условиях есть одна вещь, которая всецело находится в руках тех, кто понимает положение. Социальные сети. Вот этот самый Фейсбук. Который сегодня только отражает мелочность нашей ментальности, а завтра может стать инструментом формирования другой ментальности.
В этом деле не может быть отговорки – кто-то препятствует. Может быть только понимание и непонимание. Не выпячивающий себя патриотизм или скрытая ненависть к завтра своей страны.
Национальная ментальность – вещь не навсегда ставшая. С ней можно работать. Как малознающий, неумелый и нерешительный, осознав свое положение, постепенно делает себя образованным, умелым, храбрым.