Благими намерениями
Приведенная история действительно имела место в одном из алматинских микрорайонов примерно 7-8 лет назад. Однако же все имена вымышлены, а возможные совпадения – случайны.
Это был обычный микрорайон, коих на пространстве некогда «могучего и нерушимого» не счесть и которые легко перепутать между собой, как то было в одном весьма известном фильме; серые коробки панельных домов, словно парадный расчет, образуют шеренги и каре, между ними – разбитые асфальтовые нитки, кишащие колдобинами, лужами и всяческим мелким мусором. Местами высятся могучие серебристые стволы тополей, пыльные футбольные поля, почти везде – оскалившиеся ржавым железом бывшие детские площадки. И повсюду – машины вечно жалующихся на нищету граждан; кажется, что еще немного и «стальные кони» в своей извечной схватке за парковочное место начнут залезать друг другу на крыши и тем самым разорят наконец страховые компании.
Все это – ежедневный, родной, знакомый до такой степени, что на него уже и не обращаешь внимания пейзаж для большей части горожан. Не исключением был и Сергей Викторович, большую часть жизни проведший в подобных прибежищах трудящихся. Впрочем, стоит об этом самом Сергее Викторовиче рассказать поподробнее.
Был он человеком рабочим, мастеровым, из «закаленного» Перестройкой и «лихими девяностыми» поколения. Звезд с неба он никогда не хватал, однако свое место в жизни имел, равно как и имел крепкую семью с женой и двумя сыновьями. Но все, как известно, течет и меняется: старший сын уехал искать счастья за океаном да так там и пустил корни; жена, с которой были пройдены «огонь и вода», неожиданно заболела и недуг за считанные месяцы свел ее в могилу. Такой удар подкосил Сергея Викторовича; похоронив жену и с головой уйдя в черные мысли, он начал прикладываться к бутылке. Сначала понемногу, чтобы «легче стало», а потом пошел в разнос: недельные, а то и больше, запои стали естественным ходом его жизни.
Тут бы наверное и пришел конец Сергею Викторовичу, но в схватку с судьбой вступил младший сын. Похоронивший мать, покинутый братом, он решил во что бы то ни стало спасти отца... И тут началось: уговоры, ссоры, обещания, срывы, слезы, лечебницы, клиники с «уникальными методиками», знахари, колдуны и экстрасенсы… Но, как бы там ни было, младший сын, Женя, отца вытащил из пасти зеленого змея: тот постепенно начал возвращаться к нормальной жизни, совсем «завязал» со спиртным, взялся за работу в открытом сыном сварочном цеху; лишь жениться повторно он не смог – жена твердо жила в его памяти…
Работа, кстати говоря, спорилась – руки у Сергея Викторовича были поистине золотыми; в качестве главного мастера он умело руководил всеми рабочими делами, сын не мог нарадоваться. И все бы, наверное, так благополучно и шло, но у жизни на этот счет оказались свои взгляды…
Как-то, возвращаясь домой после тяжелого трудового дня, Сергей Викторович, усталый, но довольный, вдруг неприятно удивился обыденной, в общем-то, вещи: дети в его дворе игрались в грязи и пыли, а на месте бывшей детской площадки стояли автомобили жильцов да сиротливые, ржавые стойки турников и качелей. Тут Сергея Викторовича будто молнией ударило: его уже давно подмывало сделать, как говорится, просто что-нибудь хорошее, для людей, а тут такая возможность! Ободренный, он побежал домой и сразу же позвонил сыну, который немного поспорил с отцом, но сильно упираться не стал и, понимая, как это может быть важно для недавно «вернувшегося» Сергея Викторовича, согласился.
Всего через пару дней во дворе появилась «Газель», груженая металлом и всем необходимым инструментом. Сергей Викторович энергично взялся за дело и довольно легко сумел разогнать машины, занимавшие территорию детской площадки: их хозяева повозмущались, конечно, но, видя прямо-таки нездоровый блеск в глазах дядьки в сварочном комбинезоне, уступили. Тогда Сергей Викторович и двое способных молодых парней из цеха принялись за работу; тишину двора начал разрывать визг «болгарки» да стрекот сварочных аппаратов; кое-какие детали привозились готовыми – Женя решил быть последовательным и помочь отцу претворить задуманное в жизнь.
И вот, спустя несколько дней работы, двор словно преобразился: вместо ржавых корыт, некогда бороздивших просторы Европы, Японии и Америки, выросли блестящие свежей краской качели, турники, лабиринты, даже пара горок… Жильцы двора просто глазам не верили – мол, не лень же этому чудаку было столько времени и денег на какую-то детскую площадку потратить!..
Но – не лень. Награды тоже пришлось ждать недолго – молва быстро разнеслась по унылым дворам, ветерком прошуршала по этажам. И, действительно, новая площадка казалась приходящим во двор Сергея Викторовича мамам с детьми настоящим оазисом посреди депрессивных постсоветских микрорайонов, славящихся разве что традиционно высоким уровнем преступности.
Сам же Сергей Викторович, каждый летний вечер проходя мимо детской площадки либо наблюдая за все увеличивающемся числом резвящихся ребят с балкона, чувствовал настоящую, светлую и глубокую радость. Чувство собственной полезности и сделанного людям от чистого сердца, доброго дела пьянило, сладко ударяло в голову. Сын не мог нарадоваться, видя отца таким веселым и постоянно улыбающимся…
Однако ничто не вечно под Солнцем, как бы ни было это жестоко и несправедливо. Все началось одним из теплых летних вечеров, когда Сергей Викторович возвращался домой. Ласковые солнечные лучи уже не жгли, дышалось легко и вольно; на площадке привычно возилась и гомонила ребятня. Сергей Викторович улыбнулся, с удовольствием приметил, что детей стало еще больше, собрался войти в привычно пахнущий канализацией родной подъезд, как неожиданно дорогу ему перегородила Зинаида Павловна, старушка, жившая парой этажей ниже. Весь ее вид, сдобренный интеллигентскими очками с толстой оправой, выражал крайнюю степень раздраженность и решительности:
- И не стыдно вам, Сергей Викторович? Что же это вы наделали со своей площадкой? Шум-гам, пыль стоит, отдохнуть невозможно! Дети эти со всего района приходят! Пусть бы у себя и безобразничали! Вишь, нашли тут место себе! – она важно подбоченилась и впилась взором в Сергея Викторовича. Тот, однако, настолько опешил от этой тирады, что ничего не смог ответить, протиснулся между старушкой и входом, и побежал вверх по лестнице; вслед ему донеслось:
- Я этого так не оставлю! Вы еще ответите!..
После этого случая все словно поменялось: настроение Сергея Викторовича стало постоянно хмурым и невеселым. Сын пытался разобраться, в чем же дело, но отец упорно молчал и, что еще хуже, начал замыкаться в себе. Он просто ума не мог приложить, как такое возможно: делаешь что-то для людей, ради людей, не жалеешь собственного времени и средств, а в итоге получаешься виноватым? Сергей Викторович стал с горечью думать об этом, и детский смех во дворе уже не доставлял такой радости.
А между тем все старушки в доме как с цепи сорвались: стоило только им, сидя у подъездов и проводя времени в своем бесконечном обмене сплетнями и жалобами, завидеть Сергея Викторовича, они злобно вперивались в него и начинали злобно шипеть что-то вроде «развел здесь детский сад», «у себя в квартире малолетних бандитов собирай» и прочее в таком духе. Сергей Викторович, будучи человеком неконфликтным и довольно мягким, старался не обращать внимания, но каждый такой случай глубокой морщиной ложился к нему на сердце.
Дальше – больше: кроме шипения вслед, старушки сговорились и начали целую телефонную кампанию. Они названивали Сергею Викторовичу, жаловались на «его площадку», на шум, из-за которого им невозможно прилечь и отдохнуть, на увеличившиеся затраты на сердечные капли; порой даже угрожали, хотя и чем-то нечетким, вроде «кузькиной матери». Сначала Сергей Викторович молча слушал, потом просто перестал брать трубку.
Как-то утром Сергей Викторович вышел во двор, собираясь ехать на работу, и остолбенел: все сваренные им горки, качели и лабиринты были густо политы помоями. Сергей Викторович яростно тряхнул кулаками и оглянулся: в окне мелькнуло и скрылось довольное лицо Зинаиды Павловной. Сварщик постоял еще немного, потом покачал головой, и, ошарашенный таким поворотом событий, поехал на работу; весь день он ходил злой, кричал на рабочих и вообще был не в духе.
Однако днем прошел сильный дождь, все помои были смыты, из-за туч вышло солнце и дети вновь радостно игрались на площадке; видя это во время своего возвращения с работы, Сергей Викторович невольно заулыбался: на душе стало ясно и хорошо. Но ненадолго.
Часом позже старушки, осознав провал своего замысла, собрали боевой отряд и решили решить дело штурмом: они ломились в дверь квартиры Сергея Викторовича, кричали, стучали костылями. Он не выдержал и открыл дверь, и на него градом посыпались «ирод, что натворил?», «немедленно демонтируйте свое творение!», «твои бандиты весь двор загадили» и «сам ты сволочь редкостная». В который раз он все это выслушал, наконец, не выдержав, послал старушек туда, куда и принято в подобных ситуациях, и захлопнул дверь.
Ночью опять полил ливень. Его монотонный стук и раздававшиеся в голове злые голоса бабок не давали Сергею Викторовичу уснуть. Он всю ночь слонялся по квартире, поглядывал то в окно, то на портрет жены, пил горький чай.
Как только стало светать Сергей Викторович решительно поднялся из-за стола, умылся холодной водой, поглядел на себя в зеркало: лицо в трудовых морщинах, под глазами – мешки, но в самих глазах холодный и злой огонь. Он надел свой рабочий комбинезон, взял ящик с инструментом и вышел вон из квартиры.
Небо было затянуто, двор покрыт многочисленными лужами, ни души еще нет – рано. Сергей Викторович зло ухмыльнулся, надел защитные очки и включил «болгарку»…
На яростный рев электроинструмента начали сбегаться взбудораженные жильцы; они выглядывали из окон, выходили во двор, но, завидев происходящее, останавливались и смотрели; кто-то искренне радовался, кто-то пытался отговорить Сергея Викторовича, но тщетно. Через пару часов все было кончено: вместо детской площадки вновь оскалились железные остовы, груда труб и железных конструкций дополнили дворовый пейзаж. Сергей Викторович собрал инструменты, смахнул пот и ушел домой, попутно встретившись взглядом с торжествующей Зинаидой Павловной.
***
К вечеру того же дня победившие в этой маленькой войне старушки собрались на лавочках у подъезда и начали оживленно обсуждать результаты случившегося и злорадно глядеть на детей, пришедших во двор и огорошенных грудой металла вместо чудесной, ставшей знаменитой детской площадки. Многие из них начинали плакать, а старушки покрикивали им вслед:
- Правильно-правильно, к себе во двор идите! Вишь, повадилось, хулиганьё малолетнее!
Такое сладкое ликованье разлилось на их лицах, что выглядели они стаей стервятников, только что полакомившихся тушей умершего льва. Одна из них радостно вскинула руки и воскликнула:
- Благодать-то какая! Тихо-тихо!
В этот момент окно в квартире Сергея Викторовича распахнулось настежь, он, какой-то странно взъерошенный, со стеклянными глазами, полными слез, выкрикнул им:
- Подавитесь, ведьмы старые! – и раздался звон разбиваемого стекла, рядом со старухами вдребезги разлетелась бутылка из-под водки…
Все вернулось на круги своя: Сергей Викторович ушел в глубокий запой, старушки сидят на лавочках возле подъездов и обсуждают всё и вся, а дети, как и прежде, играются между железных остовов бывшей детской площадки…
