Донатить по-казахски

Почему “американо” никогда не станет “русиано”, “күйсандық” не сможет заменить “пианино”, а “донат” останется “донатом”

Российский премьер Дмитрий МЕДВЕДЕВ недавно пошутил насчет потенциального переименования известного кофейного напитка с “вражеским” названием “американо” на более патриотичный, точнее, соответствующий национальному духу “русиано”. Сеть тут же взорвалась массой ответных шуток - самая удачная, пожалуй, о том, что теперь жителям России придется выбирать из “русиано” и “лаптэ”. Понятно, что ничего серьезного глава правительства РФ не имел в виду. Но само появление такого рода острот - свидетельство обострения перманентного общерусского крестового похода, во-первых, за “национализацию” понятийного аппарата, а во-вторых - за очищение языка от иностранных заимствований. В Интернете все чаще появляются комментарии радетелей всего великорусского, осуждающие словесные конструкции вроде “давайте задонатим на стриме”, как не имеющие никакого, кроме декоративного, отношения к языку Пушкина.
Примерно то же самое, с поправкой на широту, происходит и у нас - правда, казахский язык хотят очистить в первую очередь как раз от русской лексики и лексики, прошедшей трансформацию в русском языке.
Самый расхожий пример - “пианино”, изначально итальянское piano, которое превратилось в казахское күйсаңдық. Неологизм, кстати, никак не приживется - в детской обучающей литературе он еще встречается, но в обиходе и профессиональной среде никто его не использует.
В результате, с одной стороны, у нас волюнтаристски пытаются сохранить и приумножить некую абстрактную чистоту языка, а с другой - язык на бытовом уровне сам постоянно впитывает и ассимилирует огромное количество новых слов извне. Потому что хочет выжить. Вопрос тезауруса - это не вопрос лингвистики. Это вопрос содержания и смыслов, носителем которых язык является и которые он обслуживает.
А если нет содержания, то неоткуда взяться и описательной терминологии.
“Задонатить на стриме” невозможно адекватно перевести ни на русский, ни на казахский. Не в силу бедности языков Пушкина и Абая, а потому что stream (потоковое видео) и donate (добровольные взносы в чью-либо пользу в Интернете) - это западные изобретения. Такие же, как сам Интернет, смарт­фон, ноутбук и флешка. Мы можем попытаться переложить все эти слова на свой лад, но флешка все равно останется флешкой, то есть накопителем с типом памяти flash, и именно так все нормальные люди будут ее называть. А в США никто не переименует слово vodka или kumys, потому что это названия уникальных напитков, изобретенных не в Америке. И perestroika именно так и обозначается в англоязычной литературе, потому что английское rebuild означает перестройку вообще, в то время как perestroika - конкретный исторический процесс, имевший место в конкретном СССР в конкретных 80-х. Если нация или государство продуцирует уникальные явления и понятия и они становятся важными в глобальном контексте, то они закрепляются в лексиконе любых языков. Как советская перестройка, французский балет, японские суши или итальянская мафия. А если не продуцирует, то, извините, придется использовать заимствованные понятия точно так же, как используется по прямому назначению ноутбук или принтер.
В одном из британских университетских учебников есть эссе, посвященное всемирной популярности английского языка. Автор пишет о том, что глобальному распространению языка способствовала не его легкость или уникальность, как ошибочно полагают многие (английский не легче и не лучше других), а пассионарность его носителей. Победил не язык как явление лингвистики, победила культура, которую он представляет. Люди в разных уголках мира учат английский не только для общения - язык открывает доступ к информации, основные массивы которой за последние десятилетия написаны на языке Шекспира.
История сложилась так, что больше всего глобальной лексики сейчас порождает английский язык как агент западной цивилизации - это данность, ей невозможно и глупо сопротивляться. Камень преткновения только в том, какое место в существующей обстановке культурного и технологического давления у казахского языка и как он себя поведет в будущем.
Сторонники традиционной точки зрения настаивают на том, что казахский должен сохранить свою исконную, заповедную форму, а иначе перестанет быть казахским и утратит свою уникальность. Вслед за этим собственное лицо потеряет вся нация. Кто-то искренне за это переживает, кто-то спекулирует на вечнозеленую тему не один год, но и первые и вторые напрочь игнорируют главный факт. А именно: содержание, носителем которого является казахский язык. Любой, кто занимался переводами современных материалов на казахский, знает, какое сопротивление при этом происходит. Академический, литературный казахский язык - это язык начала - cередины XX века. Вполне способный описать ту среду, которая существовала в докосмическую эпоху, но малоэффективный, когда речь заходит о современном контексте. Это, разумеется, касается не всех областей жизни. Казахский и сейчас превосходно чувствует себя, например, в поп-той-культуре, поскольку в этом случае оперирует понятиями непреходящими: любовь, ревность, твои глаза свели с ума и так далее. Лексикон любовной лирики претерпел незначительные изменения со времен образования Казахского ханства. Попса активно развивается, и слава синтезатору.
Но когда речь идет о прогрессе, казахский пасует. Ему не хватает тезауруса, многие понятия и явления XXI века в нем не описаны. “Задонатить на стрим” - как это сказать на казахском? Стримге донат жасау? А говорить придется, если казахи хотят развивать видеоблогинг, монетизировать YouTube и вообще быть современной, технологичной нацией.
У нас много полемизируют о сохранении языка, но какое именно сохранение имеется в виду? Консервация в музейных формах или живая адаптация к современным реалиям? Если мы хотим действительно сохранить язык, то придется мириться с тем, что он будет впитывать в себя заимствованную лексику, ассимилировать ее и развиваться дальше.
Иначе - каким бы странным это ни казалось радетелям нативного казахского - язык как социальное явление может умереть. Именно в том виде, за который они так ратуют. Он останется уделом той-певцов и будет существовать в тихих заводях сельской жизни, а прогрессивная часть общества будет использовать другие языки (не буду говорить какие, все сами уже догадались). Так что уважаемые защитники казахского во многом оказывают родному языку медвежью услугу - они хотят оставить его архаизированным и непригодным для технологичного современного мира.
Не надо так. Откройте язык, пусть он наполнится свежим, новым содержанием. В конце концов, мы собираемся “донатить на стримах” или нет?

Тулеген БАЙТУКЕНОВ, рисунок Владимира КАДЫРБАЕВА, Алматы