Четыре года кошмара

28 июня в Нью-Йорке в штаб-квартире Организации Объединенных Наций состоится заседание по вопросам борьбы с терроризмом, в котором примут участие представители 130 стран мира. Там же со своей речью выступит молодая гражданка Казахстана Аида САРИНА. Она одна из тех женщин, кого наши власти вернули из Сирии в ходе операции “Жусан”.

Девушка родом из Актобе и в стане террористической организации “Исламское государство” (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ) оказалась четыре года назад. После всех ужасов войны, страха и голода, вернувшись на родину, Аида решила заявить о себе и рассказать всему миру обо всем, что видела и с чем столкнулась. Нашему корреспонденту перед ее вылетом в США удалось встретиться с ней и записать эксклюзивное интервью.

- Аида, вы пока первая и единственная из тех казахстанских женщин, которые вернулись из Сирии и готовы открыто говорить об этом с высокой трибуны. Вы не боитесь, что вас будут осуждать?

- После всего того ужаса, который пришлось пережить мне и моей семье, я думаю, страшнее ничего не будет. Мне сейчас действительно хочется кричать о том, что война бессмысленная, и может, мои слова дойдут до тех молодых девочек и женщин, которые могут совершить необдуманные поступки. Выступление в ООН - прекрасный шанс громко сказать о войне в Сирии и обманном халифате, который там строили террористы. Хочется поблагодарить наш МИД за приглашение и организацию поездки в Нью-Йорк.

- Как вы решились открыто выступать? Другие-то не хотят, чтобы их и их детей показывали, отказываются от интервью журналистам, боятся. Или вас заставляют?

- Я вернулась в Казахстан всего несколько месяцев назад вместе с остальными женщинами и детьми в ходе операции “Жусан-2”. Конечно, первое время я, как и все остальные, была в страхе, боялась, никому не доверяла. Мы даже между собой никогда не откровенничали. Но с того момента, когда мы оказались в курдском лагере, при подготовке к эвакуации, когда мы увидели наших военных, затем перелет в Актау, адаптация, у меня стал пропадать страх. Очень помогли психологи. Честно скажу, я до сих пор прохожу адаптацию, каждый переживает и справляется с этим по-своему. А я вот решила, что буду открыто об этом говорить. Никто меня не заставляет и не уговаривает.

- В Сирию вы поехали по доброй воле с мужем и ребенком. Зачем? Неужели не знали о войне? Или вы намеренно ехали на джихад?

- Все начиналось не так. Замуж я вышла, когда мне был 21 год. С будущим мужем Ерланом, он был старше меня на 13 лет, познакомились в магазине при мечети. Несколько раз встретились, и он пришел домой, познакомился с моей мамой и попросил разрешения жениться. Мама с самого начала была против моего замужества. Считала, что рано, мне надо учиться, получить профессию и работать. Я, к слову, мечтала стать журналистом. Но влюбилась и все же вышла за него замуж. В 2015 году Ерлан предложил поехать в отпуск в Турцию. Он взял билеты в Стамбул и обратно. Мы с восьмимесячным сыном приехали в Стамбул, гуляли, радовались. А через несколько дней он мне заявил, что возвращаться в Казахстан мы не будем, есть хорошая исламская страна Сирия, там люди строят справедливое государство, и там нам будет хорошо. Я поддалась на уговоры мужа. Поймите, большинство тех, кто туда уехал, и не думали, что там происходит на самом деле.

- Но ведь в реальности там убивали…

- Да. Были бомбежки и убийства. Во время очередного авианалета погиб мой муж. Тело его мне не дали, даже фото или видео его смерти не показали. Просто пришли и сказали, что теперь я вдова и по местным законам должна жить вместе с другими вдовами. В тот момент ИГИЛ отступал, по­этому нас в спешке эвакуировали в другой город.

Выбраться из этого ада никто не мог, вокруг нас всегда были сотрудники их спецслужбы под названием “Амият”. Они все время выискивали тех, кто планировал сбежать, находили таких, помещали в свои тюрьмы и насильно вбивали в головы свою идеологию. В день могли казнить по нескольку человек, объявляя их джесусами - шпионами. Стреляли им в голову или отрезали ее. Идешь по улице - с одной стороны красивые здания, парк, а напротив торчат колья, на которых насажены головы этих людей. Слышала, что таким образом были убиты и наши ребята, казахстанцы.

Поэтому мы жили в тотальном страхе и не откровенничали ни с кем, соседи и друзья сдавали друг друга. С другой стороны, была угроза клана “Шайтат”. ИГИЛ когда-то убил очень много их мужчин. Женщин брали в плен. Тогда этот клан поклялся отомстить ИГИЛ. Мы были словно в западне, на краю пропасти. Нам оставалось молиться и ждать чуда от Всевышнего.

- Насколько известно, многие вдовы снова выходили замуж, были вторыми, третьими, четвертыми женами. Их вынуждали. А вы не приняли предложение других мужчин?

- Много раз приходили ко мне и предлагали выйти замуж. Но насильно никто не заставлял. Наверное, потому, что я была в Катибе - обществе, где были в основном высокообразованные люди. В других Катибах, знаю, даже не спрашивали женщин. Они переходили от одного мужчины к другому. Рожали от них детей и порой сами не знали, от кого именно. Я же отказывалась. Хотя, не скрою, вдовам там было сложнее во много раз. Не только в бытовых вопросах.

Выживать с ребенком было страшно. Но я постоянно искала выход. Были моменты, когда мне удавалось связаться с мамой и сообщить о том, где я. Мои родные еще в 2016 году подали заявление на розыск меня и моей семьи. И периодически мне удавалось связываться с ними по интернету.

- Как вы выбирались оттуда и как попали в курдский лагерь?

- ИГИЛ терпел поражение вез­де. Боевики переезжали с места на место и забирали нас с собой. Так мы оказались в поселке Багуз в конце 2018 года. Прямо в поле жили в палаточном лагере без каких-либо удобств, воды и еды. Сами выживали. Кто мог, покупал еду у местных. Килограмм риса или муки стоил почти 30 тысяч тенге на наши деньги, а кило­грамм мяса - почти 40 тысяч. Но не у всех были деньги, тогда приходилось идти в поле и рвать траву и коренья, потом это мы или варили, или жарили. Удачей было найти отруби. Но от них у многих был заворот кишок, и были случаи, когда голодающие дети умирали.

Тех, кто ходил на реку Евфрат за водой, обстреливали снайперы. Некоторые так и оставались там лежать, потому что тела забрать боялись. Стреляли и в детей. Так бегал и мой Муса - мальчик, которого я привезла оттуда. Он сын моих знакомых, которые там погибли.

Багуз был в нескольких километрах от позиций курдских войск, нас разделял небольшой холм. В один из дней мы смогли найти проводника, заплатили, и он нас провел до минного поля. Его мы переходили самостоятельно на свой страх и риск. Нас было несколько женщин и детей.

- То есть вы усыновили там мальчика? Как получилось? Подробнее расскажите.

- Это долгая и отдельная история. Муса и мой родной сын Аюб практически ровесники. Им по пять лет. Его семья жила с нами по соседству. Они были тоже родом из Актобе. Отец Мусы попал под обстрел, а его маму казнили игиловцы. Их старшая дочь пропала без вести, остались двое сыновей. Когда их родители погибли, детей забрала одна семья. Они жили там, хотя я еще тогда просила отдать мальчиков мне. Но так как я была сама вдовой, мне не разрешили. Уже в Багузе я их снова увидела, они были в ужасном состоянии. Женщина, опекавшая их, отправляла только Мусу за водой, а своими детьми не рисковала и сама не ходила. Но насильно мне мальчиков забрать не получилось.

Только уже в лагере курдов мне удалось с помощью наших ребят, которые нас вывозили оттуда, забрать Мусу. Дело в том, что его младший брат умер от истощения в этом лагере. Муса - сын казах­станцев, казах, поэтому курды поддались уговорам и отдали Мусу. Так он стал, по сути, моим вторым ребенком. Хороший, очень умный и смелый. Но у него есть родные бабушка и дедушка, которые живут в Актобе. Он единственный, кто у них остался. Теперь он живет с ними.

- Но вы с ним видитесь? Не хотите его к себе забрать?

- По закону он должен жить с родственниками. Он помнит своих родителей и сестру с братом. Знает меня и моего Аюба. И нам никто не запрещает с ним общаться. Я его так же люблю. Для меня сейчас главное, чтобы они поскорее забыли кошмар войны и смогли адаптироваться в Казахстане, пошли в школу и стали обычными гражданами своей страны.

- Не боитесь, что на них будут указывать пальцем, что вас будут бояться или осуждать? Ведь в тех же соцсетях люди называют таких, как вы, предателями…

- Честно? Я об этом не думала и, наверное, не буду бояться. Если бы мы были предателями или виновными в преступлениях, то я точно с вами бы здесь не разговаривала. Нас бы не вытащили оттуда и не помогали бы. Я очень благодарна своей Родине и всем гражданам Казахстана, государству и спецслужбам, которые не бросили нас в беде и вернули. Мы просто заблудшие души, а наши дети вовсе не виноваты в том, что их родители оказались обманутыми. Я не предавала свою страну, не брала в руки оружие и не совершала никакого преступления. И теперь мне хочется служить нашему обществу, я искренне хочу и буду помогать всем тем, кто нуждается. Только из этих чувств я не боюсь критики в свой адрес и открыто заявляю о себе. Я хочу быть голосом всех женщин, пострадавших от терроризма.

Аскар ДЖАЛДИНОВ, фото из архива Аиды САРИНОЙ, Нур-Султан