Во всём виноваты!

Директор единственного в нашей стране центра реабилитации детей, пострадавших от насилия, Александр МУХА (на снимке) утверждает: с ребенком, попавшим в такую беду, и с его родителями следует прежде всего пообщаться всем заинтересованным специалистам, причем одномоментно. В противном случае объективное расследование может стать проблематичным

Это интервью мы записали до того, как получил огромнейший общественный резонанс случай с мальчиком из Южно-Казахстанской области, о котором сегодня судачит практически вся страна. Дело дошло до разборок и взаимных обвинений общественных деятелей, в которые оказалась втянута уже и детский омбудсмен Загипа БАЛИЕВА! И это обстоятельство еще раз подтверждает ставший очевидным факт: проблема настолько серьезна и глубоко сидит в нашем сознании, что отмахиваться от нее больше не получится.

- Кто работает с детьми, которые стали жертвами или свидетелями преступлений, в том числе сексуального характера? Есть ли государственные программы, учреждения, институты, которые помогут этим детям? - с вопросов начинает наш разговор Александр. - Как показывает практика, такие семьи получают помощь, пока идет разбирательство. А дальше? Они остаются один на один с ребенком, который травмирован, и сами с собой, обвиняя себя в том, что недосмотрели, не помогли и т. д. Но еще большая проблема в том, что главным тормозом для реабилитации таких детей становятся... их же родители.
- Они боятся, что об этом узнают окружающие?
- Это одна из причин. Когда мы стали разбираться, то поняли, что примерно в 60 процентах случаев подобные преступления (развратные действия в отношении детей, изнасилования) совершают их родственники, кто-то из близких знакомых, вхожих в семью. Поэтому полного доверия, наверное, не должно быть никому.
Ребенок может рассказывать о том, что дядя целует его или обнимает, но родители воспринимают это как проявление родственных чувств. Был у нас случай, когда дядя изнасиловал 10-летнюю девочку. Мама и папа оставляли ее с ним, когда уходили куда-то в гости. Он, по отзывам, очень хорошо к ней относился. А потом ее мама вспоминала, что дочка на него жаловалась, но женщина не придала этому значения. Поэтому родители ребенка предпочитают не выносить сор из избы: мол, мы же родственники. И получается так: уж лучше мы оставим своего сына или дочь в тяжелом для него психологическом состоянии, но зато о нашем позоре никто никогда не узнает!
Сначала люди не шли в наш центр. Помогло сарафанное радио - жители стали рассказывать о нем друг другу. И когда люди поняли, что информация о пострадавших не выходит за его стены, есть полная конфиденциальность, к нам начали обращаться. Меньше чем за два года было реабилитировано 56 детей, ставших жертвами или свидетелями насилия. Речь не только о сексуальном насилии, мы работаем, например, и с теми детьми, которых при разводе делят родители, и с теми, родных которых лишают родительских прав.
Одними из первых к нам попали две девочки, в отношении которых были совершены развратные действия. Уже вовсю шло следствие, их много раз допрашивали, и нам понадобился месяц, для того чтобы найти с ними контакт. В какой-то степени момент был упущен, и так, к сожалению, происходит очень часто!
Я считаю, что такие центры, как наш, нужно открывать во всех регионах, при этом должна быть разработана схема перенаправления детей. Допустим, мы работаем так: как только дело поступает в специализированный межрайонный суд по делам несовершеннолетних, его специалисты сразу же обращаются к нам. Наш психолог и соцработник подключаются к процессу сопровождения пострадавшего ребенка. Потом в нашем центре он в течение трех, а то и шести месяцев (все зависит от психологической травмы) проходит реабилитацию.
- Ваш единственный центр расположен в Актау, можно сказать, на окраине страны. А что происходит в других регионах? Кто там работает с детьми, пережившими насилие?
- В том-то и дело, что какой-то отлаженной системы до сих пор нет! На отдельном этапе к работе с таким ребенком подключается психолог или социальный работник из опеки и попечительства, который чаще всего лишь констатирует факты (обстановка в семье, состояние квартиры и другие подобные обстоятельства). Затем с ним разговаривают прокурор и полицейский. Эти люди знают законы, но не учитывают специфику сознания ребенка, его психологию восприятия, не знают, как общаться с детьми разного возраста. А ведь здесь очень важно учитывать именно эти факторы. Потому что, даже когда ребенка еще в первый раз будут расспрашивать о том, что с ним произошло, он уже не совсем четко будет себе это представлять. А к третьему разу изобразит такую фантазию... Причем зависеть она будет и от того, как будут сформулированы вопросы к нему. Психика ребенка устроена так, что он впитывает информацию, которую слышит от окружающих.
Другими словами, работа должна строиться так: поступил в полицию сигнал о подобном факте - следователь обращается к специалистам, работающим с такими детьми, психологам и социальным работникам. В этот момент с ребенком должны работать все одновременно! Особенно это важно - подчеркиваю еще раз! - в момент первых показаний. Специалист понимает, где ребенок говорит правду, где врет, где немножко присочиняет, а где ретранслирует слова, которые по дороге ему, возможно, сказала мама. Потому что потом понять реальную картину произошедшего будет непросто, и мы нередко с этим сталкиваемся. А у нас сейчас так: сегодня тебя опросил следователь, завтра - прокурор, послезавтра - еще кто-нибудь, а в конце концов еще и на суде все нужно будет снова рассказывать...
Все это в совокупности говорит о том, что эту проблему мы отодвинули куда-то далеко, на задворки нашего сознания.
А что происходит с теми семьями, которые все же заявляют о фактах насилия? К ним начинают ходить с различными проверками. Органы опеки говорят: а давайте посмотрим - может, у вас в семье что-то не так, а может, вы сами виноваты в случившемся?
- То есть, вместо того чтобы помочь такой семье, госорганы начинают ее прессовать...
- Ну, наверное, это не совсем правильное слово... Они начинают изучать ситуацию. Разговаривают с соседями, отношения с которыми могут быть разными и неодно­значными, идут в школу... Вместо того чтобы посидеть, поговорить с потерпевшей стороной, спокойно разобраться в ситуации.
Знаете, есть еще один момент, который понравится далеко не всем: само общество зачастую начинает считать, что эти дети грязные, обвинять родителей: мол, сами отпустили, недосмотрели, а то и вовсе... искать вину самой жертвы. Это недопустимо! Мы ведь не осуждаем человека, которого убили или обокрали, а того, кто подвергся насилию, почему-то вполне. И как бы страшно это ни звучало, мы сами в какой-то степени поощряем, если можно так сказать, тех, кто это делает.
Нам нужно сломать стереотип. Сделать так, чтобы родители перестали бояться об этом говорить и поняли: своим молчанием они вредят собственным детям. А мы, окружающие, должны сделать все, чтобы жертвы насилия не чувствовали свою вину за случившееся. Дети ни в чем не виноваты. Виноваты мы, взрослые...

Оксана АКУЛОВА, фото автора, Алматы

А тем временем

Ерлан Сагадиев, глава Минобрнауки: Давайте дождёмся результатов!

Вчера в Астане министра образования и науки буквально атаковали журналисты, расспрашивая о ситуации вокруг “того самого” мальчика из Южного Казахстана.

- Сейчас идет следствие, выходить и каждые пять минут давать интервью, думаю, смысла нет. Давайте дождемся результатов! Мы консультировались с прокуратурой, ДВД. Пока идет следствие, я призываю вас в интересах самого ребенка воздержаться от дополнительных комментариев по этому вопросу. Ребенок в безопасности, огромное количество людей этим занимаются, - сказал Ерлан САГАДИЕВ (на снимке).
- Какие меры будут приняты к администрации школы, в которой учился мальчик?
- Когда появятся факты, результаты следствия и экспертизы… Если что-то подтвердится, мы примем самые жесткие меры!
- А как вы считаете, наши дети защищены в школах?
- Ну такие факты бывают... У нас в начале апреля планируется большая встреча со всеми НПО в Алматы, мы приглашаем и Аружан (САИН, общественный деятель, принимающий активное участие в судьбе мальчика. - Т. Г.), всех. Будем обсуждать, какие дополнительные меры наше государство и общество должны принять, для того чтобы минимизировать возможность еще раз получить такие факты.
- И все-таки дети защищены? Можно их спокойно отводить в школы?
- Ну, я думаю, в школы-то, конечно, можно отводить.
- Комплексную проверку в Южно-Казахстанской области собирается проводить ваше министерство?
- Обязательно, но после того, как следствие закончится.

Тогжан ГАНИ, фото Владимира ЗАИКИНА, Астана