“А сказать нам больше нечего...”

Всю ночь 29-летняя Еркежан АКИМБЕКОВА, накануне родившая здорового и крепкого богатыря, просила медработников еще раз более внимательно осмотреть ее на кресле. Женщина переживала по поводу усиливающегося кровотечения. Дежурный врач к ней так и не подошел. А санитарка и вовсе обвинила молодую мать, акушера-гинеколога (!), в том, что она не может отличить кровь на простыне от результата чрезмерного мочеиспускания.

“Сага, это кровь”, - в восемь утра, разговаривая по видеозвонку с мужем, кстати, тоже медиком, Еркежан наглядно демонстрировала ему правдивость своих слов. Но опытному реаниматологу достаточно было просто взглянуть на свою жену - бледную, как стена, еле разговаривавшую от мучившей ее одышки, донельзя ослабленную, чтобы тут же начать звонить знакомым, друзьям и коллегам с просьбой хоть как-то отреагировать на жалобу роженицы. По звонку Еркежан осмотрели. Только помочь уже ничем не смогли...

Еркежан Акимбекова поступила в 1-й роддом 8 мая со схватками. Через час-два после госпитализации женщина благополучно родила ребенка, третьего, здорового, крепкого мальчугана. Роды прошли без осложнений. Но через несколько часов роженица стала подкравливать. Она сообщила медикам о появившемся тревожном симптоме. Вечером

9 мая ее осмотрел дежурный врач. Ничего достойного своего внимания он не увидел, отметив, что, как акушер-гинеколог, Еркежан должна знать, что небольшое кровотечение - это, в принципе, нормальное состояние для сокращающейся матки и волноваться по этому поводу не стоит.

К ночи кровотечение перестало быть небольшим. Оно усилилось до такой степени, что потребовалось менять простынь. Ночью роженица несколько раз подходила на пост к медсестре, прося, чтобы ее осмотрел врач, но неизменно слышала в ответ: мол, все свои жалобы расскажете на утреннем обходе.

- А санитарка и вовсе заявила супруге, что она сама наводит панику, путая пятна мочи на прос­тыне с кровью. Отправляя мне по WhatsApp голосовое сообщение с таким текстом, Еркежан была возмущена до глубины души, не понимая, как медики могут себя так вести, - вспоминает сейчас Сагади Акимбеков.

Утром 10 мая он поднял по тревоге всех знакомых и коллег, которые имели отношение к 1-му роддому, чуть ли не умоляя более внимательно отнестись к жалобам жены.

- А надо было бросить работу и ехать к жене! Я же видел, в каком она находится состоянии. Уверен, утром ее еще можно было спасти, если бы вовремя были приняты все необходимые меры!.. - горько вздыхает Сагади.

О том, что Еркежан не стало, врачи роддома первыми сообщили не супругу, а... его непосредственному руководителю в Павлодарский тубдиспансер.

- Зашел заместитель главного врача и сказал, что меня подменят, а мне нужно срочно ехать в роддом, - вспоминает безутешный вдовец. - Я думал, что Еркежан перевели в реанимацию. С такой мыслью я зашел в ординаторскую, где собрались человек пять-шесть коллег. Спрашиваю у них: “Что вы мне хотите сказать?” Врач Еркежан говорит: “А сказать нам уже больше нечего... Примите соболезнования!”

Будь на месте Сагади кто-то другой, нравом покруче, он, наверное, тут же устроил врачам грандиозный скандал и был бы сто раз прав, ведь роженица раз пять за ночь просила медиков о помощи, но так и не дождалась ее. Но о Сагади Акимбекове все его коллеги, хоть в тубдиспансере, хоть на станции скорой помощи, где он подрабатывает, отзываются не только как об опытном и профессиональном медике, но и как о добродушном, мягком и абсолютно неконфликтном человеке. Тогда в ординаторской, где весь его мир в одночасье рухнул, он лишь сказал, что не отдаст тело на вскрытие. Но медики в один голос стали его убеждать, что это невозможно: каждый факт материнской смертности - это вопиющий случай и в обязательном порядке должен расследоваться на уровне управления здравоохранения.

В конце концов Сагади поставил свою подпись под необходимым документом и чуть ли не выбежал из роддома.

- Представляете, я был в таком шоковом состоянии, что даже забыл о малыше. Вышел на улицу, свежий воздух вдохнул и думаю: “Куда я? Там же сын мой остался!” - горько вздыхает Сагади.

А дальше события развивались по еще более жуткому сценарию, который у всех медиков, не причастных к этой трагедии, вызывает настоящий шок. Обычно факты материнской смертности - это всегда резонанс: о них сообщают, их разбирают. А в случае с Еркежан Акимбековой, акушером-гинекологом по первой специальности и семейным врачом по профессии, вообще тишина. Врачи даже в полицию не сообщили о факте смерти роженицы в роддоме, хотя должны были это сделать.

12 мая Еркежан Акимбекову проводили в последний путь. Сагади до последнего думал, что коллеги, допустившие, по его мнению, преступную халатность по отношению к роженице, придут на похороны хотя бы для того, чтобы посмотреть в глаза родственникам и извиниться. Не дождался. Наверное, это и стало той последней точкой невозврата, когда надежды на адекватные меры реагирования без общественного резонанса уже не осталось. И Сагади Акимбеков, изначально не хотевший поднимать шумиху вокруг своей семьи, громко заговорил.

Реакция руководства управления здравоохранения не заставила себя ждать. Заместитель руководителя Гульнар БУРАТАЕВА тут же сообщила, что виновные лица наказаны. “Директор городской больницы №1, его заместители и остальной персонал, который принимал участие в оказании помощи этой пациентке, привлечены к дисциплинарной ответственности в виде выговора. Заведующий родильным отделением снят с должности и переведен обычным дежурным в ургентную службу”, - говорится в официальном сообщении ведомства.

Мужчина, оставшийся с тремя маленькими детьми на руках, выговор за смерть роженицы наказанием не считает.

- Я начинал карьеру медика в обычной районной больнице. Там, если у какой-то женщины после родов начиналось даже малейшее кровотечение, это расценивалось как ЧП. Мы всей больницей оставались на дежурство, страховались на всякий случай, потому что это кровотечение. А здесь роженица кровит так, что за ночь меняет три простыни, обращается за помощью - и ноль реакции! Ни у кого - ни у медсестер, ни у врача, ни у заведующей отделением, которые должны, нет, просто обязаны были отреагировать. Это значит, что в роддоме вообще нет никакого контроля за персоналом. И самое страшное, что врачи и виноватыми себя не чувствуют! - сокрушается их коллега.

Он написал заявление и в полицию, и в прокуратуру. Тело Еркежан вскрывали в морге при роддоме, даже в центр судебно-медицинской экспертизы его не отдали. Официальная причина смерти: “послеродовое крово­течение, септический шок, другие шоки”. Врачи также ссылаются на якобы множество сопутствующих заболеваний, приведших к трагедии. В частности, говорят о сахарном диабете. Сагади лишь горько ухмыляется:

- Еркежан была здорова. “Множество сопутствующих заболеваний”, которыми сейчас пытаются прикрыть свою халатность мои коллеги, - это показание для гос­питализации в перинатальный центр, где проходят все осложненные роды. Жена рожала в обычном роддоме, это первый уровень оказания перинатальной помощи. С ее заболеваниями, если бы они у нее действительно были, она по протоколу должна была рожать в перинатальном центре, относящемся к третьему уровню, где проходят роды с высоким риском, а сахарный диабет - это высокий риск.

При этом Сагади Акимбеков вовсе не жаждет крови, в смысле уголовного наказания для горе-врачей. Он просто хочет, чтобы в медицине был порядок, чтобы каждый был на своем месте и нес персональную ответственность за свою работу.

Этот случай материнской смерт­ности сейчас разбирается везде, в том числе и в Министерстве здравоохранения. Может, столичные эксперты окажутся более человечными… Главе семейства, работающему на двух работах, чтобы троих детей одеть-обуть-накормить и ипотеку за “двушку” заплатить, особо некогда бегать по инстанциям в поисках справедливости.

У 29-летней Еркежан остались дочка 4,5 года, сынишка 2,5 года и новорожденный.

Ирина ВОЛКОВА, Павлодар