Вздрогнем?

На прошлой неделе после сильного землетрясения в Китае, отголоски которого дошли даже до центральных регионов Казахстана, отечественные сейсмологи были переведены на “желтый” уровень работы. О том, что это означает, о текущей сейсмической обстановке и многом другом - в интервью директора Института сейсмологии Анвара БОРАНБАЕВА (на снимке).

- “Желтый” уровень не означает, что ожидаются сильные подземные толчки, - говорит он. - Имеется в виду, что часть наших сотрудников переведена на режим оперативного реагирования на фиксацию сейсмического события. Усилен контроль за теми наблюдениями, которые проводит ТОО “Сейсмологическая опытно-методическая экспедиция” (СОМЭ). Они передают информацию, мы ее анализируем и понимаем, что может быть в случае каких-то отклонений. Для этого перешли в режим усиленного контроля происходящих сейсмических событий. И не более того. Жителям Алматы переживать не стоит, других регионов - тоже. Сейчас сейсмическая активность на территории Китая пошла на спад. При составлении следующего прогноза мы будем уделять внимание юго-востоку нашей страны, а также территории Киргизии.
- После последнего землетрясения ваше ведомство говорило о том, что в ближайшее время толчков больше семи баллов не ожидается. Однако даже японцы до сих пор не научились предсказывать такие события. О каком прогнозировании тогда речь?
- Да, японцы пропустили “Фукусиму” в 2011 году. Но это не повод для сдачи позиций. А китайцы еще в 1975 году успешно предсказали! Мы должны работать, хотя у нас до сих пор нет госпрограммы по прогнозированию. Прогнозы даются краткосрочные (1-2 недели), среднесрочные (полгода-год) и долгосрочные (до трех лет и более). Мы анализируем полученные данные наблюдений. Предположим, где-то произошло сейсмическое событие. А мы знаем, что в это время у нас на ряде станций произошли определенные изменения регистрируемых параметров. Эти параметры потом анализируются, и на их основе делается прогноз. Кстати, у нас есть пять биостационаров, где ведется наблюдение за различными видами животных - ящерицами, змеями, кроликами, голубями, попугайчиками и т. д. Это так называемые биопредвестники, которые чувствуют наступление определенного сейсмического события. Однако они реагируют и на погодные условия. Соответственно, нужно понять, на что конкретно идет реакция. Мы отправляем письмо в Казгидромет, что нам необходимы такие-то данные, чтобы качественно улучшить прогностическую составляющую. А нам отвечают: платите деньги! Мы говорим: но, коллеги, мы ведь делаем одно дело - вы предсказываете погоду, а мы другое природное явление, которое рано или поздно может повлиять и на вас. Однако, несмотря на это, прогнозы мы все-таки делаем. Например, в декабре прошлого года я в своем интервью озвучил, что в первой декаде января в пределах границ стран Центральной Азии, возможно, будут происходить сейсмические события силой от 2 до 6 баллов. Правда, были у нас трения по востоку страны, но у нас там всего две станции - при том, что должно быть около 40. А вообще, по стране 63 станции, хотя нужно минимум 300. По идее в нашем сейсмоопасном регионе через каждые 20 километров должна стоять станция.
- А насколько точны ваши прогнозы?
- На 50-70 процентов, но большей частью это касается Алматинского прогностического полигона. Финансовые аналитики и агентства ведь делают прогнозы, например, по стоимости нефти. Было время, когда они говорили, что нефть будет стоить 200-250 долларов за баррель, а она упала до 70. Они ошиблись. Это говорит о том, что от ошибок не застрахован никто. Действительно, никто на сегодняшний день не может сказать, что в этот час и в этом месте произойдет сейсмическое событие. Но это не значит, что мы не должны заниматься прогнозированием. Когда-то люди и о полетах в космос могли только мечтать, а сейчас многие уже побывали там. Наука не стоит на месте, и мы не можем останавливаться. Мы должны подойти к пониманию тех процессов, которые происходят в земной коре, для того чтобы в последующем давать заблаговременный прогноз. И не за несколько секунд, когда уже ничего не изменишь, а хотя бы за час. Но для этого нужны соответствующие денежные вливания.
- А хватает ли институту средств? Помнится, зимой вы говорили о недостатке финансирования.
- Была проблема с восстановлением финансирования по бюджетной программе СОМЭ. В декабре прошлого года ее сняли с финансирования, в январе об этом узнал я. Начались попытки восстановить его, и в конечном итоге к маю с помощью депутатов парламента СОМЭ смогла войти в нормальный рабочий режим. Людям выплатили зарплату, которую они не получали в течение пяти месяцев.
- Сейчас финансирование достаточное?
- Нет. Есть деньги на текущее содержание, но нет денег на развитие. Оборудование изнашивается. Ничто не вечно в этой жизни. Ребята что-то ремонтируют, окольными путями находят возможности, и я им за это благодарен. Конечно, финансирование Института сейсмологии лучше, чем СОМЭ, исходя из фонда оплаты труда. Но мы бы хотели, чтобы нас перевели на постоянный госзаказ. Однако я против того, что все должно ложиться на республиканский бюджет. Потому что есть местный бюджет, есть государственно-частное партнерство. И эта составляющая должна в первую очередь развиваться на предприятиях с социальной направленностью. А мы как раз предприятие с социальной направленностью. У нас нет так называемой добавленной стоимости на те операции, которые мы проводим по заказам и запросам государственных органов и предприятий. Но иногда мы не в состоянии что-то сделать, потому что у нас есть работа в рамках целевого или грантового финансирования. Соответственно, при запросах госорганов идет отвлечение сотрудников, которые потом лихорадочно доделывают свою основную работу. А если бы был постоянный госзаказ, государство бы получало необходимый результат. А сейчас, как я уже говорил, за прогнозы нам не платят. Хотя это тоже прикладная наука, так же, как и сейсмическое микрорайонирование.
- Можно про это подробнее?
- Была большая целевая программа по общему сейсмическому зонированию территории Республики Казахстан. На сейсмическое районирование Алматы выделили деньги, однако с тех пор, когда планировалось финансирование, территория города увеличилась чуть ли не вдвое. А между тем есть стандартные нормы и правила по получению соответствующей информации, по инженерно-геологическим изысканиям. Если на один квадратный километр нужно, условно говоря, пробурить четыре скважины, то представьте себе, какое количество скважин мы должны были пробурить для получения конечного результата. Помимо этого мы должны понимать, что территория города имеет так называемую точечную или локальную составляющую грунтовых условий. Например, территория микрорайона “Алгабас”: никаких чувствительных колебаний земной коры не было, а домики-то “плывут”. Соответственно, этим территориям нужно уделять больше внимания, там нужно бурить больше скважин. Потому что есть понятие первого сейсмического удара, и приходится он именно на такие слабые места. Например, при землетрясении в одном месте несколько одинаковых, построенных по всем правилам зданий накренились или обрушились, а остальные остались стоять. А все потому, что есть понятие “разжижение грунта”, и это тоже одна из составляющих сейсмического риска.
- Так все-таки, что там с сейсмическим микрорайонированием? Карта готова?
- Мы вышли на финальную стадию. Но, как я уже говорил, территория города увеличилась, а финансирование осталось на том же уровне. Что касается других проектов, то акиматы сейсмически активных регионов занимаются сейсмоусилением зданий и сооружений. Это хорошая идея и, надеюсь, года через два-три будет поставлен диагноз всем зданиям, находящимся в сейсмоопасных зонах. В частности, акимат Алматы оказывает поддержку сейсмологической службе из местного бюджета. На паспортизацию зданий и сооружений уже выделено 800 миллионов тенге.
- А на законодательном уровне планируются какие-то изменения?
- Мы были инициаторами принятия закона о сейсмической безопасности. Но в план законопроектов этого года он не попал, возможно, в следующем попадет. А может, с учетом этих норм будет скорректирован закон о гражданской защите. Хотя, на мой взгляд, лучше принять отдельный закон.
- Кстати, о гражданской защите. В случае если появляется какая-то угроза, вы передаете сведения комитету по чрезвычайным ситуациям и местным исполнительным органам. А они уже в свою очередь решают вопрос об оповещении населения. Но где гарантия, что нас свое­временно оповестят, а не скроют информацию, чтобы избежать паники?
- Если действительно возникнет неординарная ситуация, население предупредят. КЧС же сообщает, например, об угрозе схода селя. Другое дело, что все уже воспринимают это как обыденное явление. Хотя раньше вообще не оповещали. КЧС работает в данном направлении. Другое дело, что, например, на прошлой неделе после землетрясения население оповестили только через 40 минут. Но ведь для получения информации нужно время.
- А какой смысл вообще присылать SMS постфактум?
- Тут смысл в констатации факта, чтобы человек знал, что произошло, где был эпицентр, сколько баллов и т. д. И если есть определенный риск, что в дальнейшем произойдет еще одно землетрясение, более сильное, эта SMS поможет понять, чего дальше ждать. Я считаю, что это правильный подход.

Мадина АИМБЕТОВА, Алматы