Отрицательный рост

“Шесть регионов Казахстана показывают отрицательный рост по промышленности” - вот совершенно замечательный пассаж из сообщения министра национальной экономики на очередном заседании правительства, которое было посвящено подведению итогов пяти месяцев.

В первой половине 90-х, помнится, когда лишившаяся гос­управления и межреспубликанских хозяйственных связей экономика стремительно разваливалась, для замедления падения (его все же удалось добиться) тоже был придуман полный оптимизма экономический термин, переворачивающий минус в плюс. Но суровые времена миновали, правительство несколько расслабилось, что и выражается в придумке “отрицательного роста” - слишком уж прямолинейно, надо бы поизящнее.

А если по существу, то спад показали Кызылординская, Павлодарская, Западно-Казахстанская, Атырауская, Мангистауская и Карагандинская области. То есть три основных нефтедобывающих региона и два главных промышленных кластера. Если конкретно, то в Атырау, Мангис­тау и Кызылорде притормозилась добыча нефти, в Уральске - карачаганакского газоконденсата, в Павлодаре - неф­тепереработка, а в не имеющей НПЗ Караганде - производство плоского проката и нелегированной стали.

Кроме того, в Шымкенте и Нур-Султане, а также в Мангистауской области наблюдается снижение такого важного показателя, как инвестиции в основной капитал.

Похоже, та основополагающая часть нашей экономики, которая зависит от внешней деятельности, свои лучшие времена оставила позади и будет создавать все больше головной боли правительству. Экспорт за четыре месяца составил в этом году только 95,7 процента от соответствующего периода прошлого года, импорт - 97,3 процента. И я вам скажу, в чем здесь главная проблема - даже не в колебаниях мировых нефтяных цен, а в том, что и экспорт, и импорт Казахстана фактически... не наши. Все это находится в основном в руках иностранных консорциумов и транснациональных компаний, которые имеют свои виды на то, сколько надо добывать для продажи на внешних рынках и сколько завозить в Казахстан необходимых для себя запчастей и оборудования, промышленных и инвестиционных товаров. И сколько им надо (или не надо) инвестировать в расширение добычи.

Да, правительству сейчас не помешало бы экспорт­но-импортное ускорение, особенно после поставленных в инаугурационной речи президента Касым-Жомарта ТОКАЕВА задач: повышение доходов населения и экономического роста. Но добывающие компании имеют свою стратегию, необязательно совпадающую с планами правительства и потребностями страны пребывания. Разумеется, они демонстрируют всяческое уважение и лояльность местным властям, но… показатели внешнеэкономической деятельности топчутся на месте и даже плавно (а это уже благодаря девальвационной политике Нацбанка) отъезжают назад - по итогам 2018 года примерно на 10 лет. А вот возможностей пришпорить сырьевых экспортеров у правительства на самом деле очень немного.

Если бы где-нибудь в нефтяных краях случилась большая катавасия типа военного конфликта США с Ираном, иностранные инвесторы быстро нашли бы способ увеличить добычу. Но сейчас ни взлета, ни падения мировых цен на нефть никому из больших игроков не требуется, и экспортно-импортная часть нашей экономики так и будет уже не локомотивом, как некогда, а скорее эдаким общеэкономическим тормозом. Не она будет насыщать ресурсами остальную экономику, а скорее стягивать их на себя.

В проекции на социалку ситуация достаточно драматичная, и чтобы лучше ее уяснить, вот любопытные статданные по нашим богатым и бедным. Если верить комитету по статистике, 10 процентов наиболее обеспеченных семей тратят на питание по 58 556 тенге в месяц на каждого члена, на непродовольственные товары у них уходит по 30 708 тенге, а на услуги - 29 448 тенге. Тогда как 10 процентов наименее обеспеченных наших соотечественников имеют на еду лишь по 11 844 тенге, на непродовольственные товары - по 4162 тенге и на услуги - по 4193 тенге в месяц.

Какой такой вкусной и здоровой пищей может накормить семью хозяйка из расчета меньше чем 400 тенге в день хотя бы на детей, не говоря уже о себе и муже-работнике, ума не приложу. И даже чуть менее 2000 тенге в день, которые тратят на свой рацион самые обеспеченные 10 процентов казахстанцев, представляются - по нынешним-то ценам! - вполне умеренной суммой. В самом деле, казахстанские богачи - это не толстяки в шелках и бархате, а в основном народ стройный и следящий за своим питанием. Поэтому, если взять хотя бы посередине между продовольственными корзинами самых богатых и самых бедных, все равно выйдет 35 000, а значит, прожиточный минимум в Казахстане должен быть в районе 64 000 тенге. То есть его надо как минимум удваивать против утвержденных на 2019 год 29 698 тенге.

Здесь, кстати, укажем на недавнее признание президента Токаева, что причина митингов - бедность казахстанцев. И еще напомним, что доля всех получающих легальную зарплату работников и служащих нашей страны в национальном потреблении - не более 16 процентов, и ее тоже надо хотя бы удваивать, а лучше бы - утраивать. Ресурсы на что можно взять только у корпораций…

Впрочем, чтобы не портить настроение, обратимся к измеряемым в тенге внутренним показателям - с ними все неплохо. Особенно с учетом мягкого ослаб­ления нацвалюты: в новый год мы вошли со среднемесячной стоимостью 372 тенге к доллару, а за май получилось уже 380 - 2,2 процента удешевления.

Соответственно, рост ВВП составил 4 процента, уровень инфляции (в годовом выражении) - 5,5 процента, как-то так. А кто кого фактически обгоняет - лучше не разбираться.

Но статкомитет показывает рост и в индексах физического объема: по итогам пяти месяцев промышленность дала 2 процента плюса, сельское хозяйство - 3,7 процента, транспорт - 5,3, торговля - 7,5, строительство же - целых 8,8 процента. А объем производства в легкой промышленности вырос сразу на 23 процента. Может быть, эту самую легкую промышленность советского еще формата не зря уничтожали - сейчас от малой базы вон как растет! И машиностроение, тоже падавшее едва ли не до нуля, показывает хороший прирост - 16 процентов, готовые металлические изделия - 9,2 процента. И та же почти умершая фармацевтическая промышленность, пусть и сейчас почти незаметная по объемам, дала 11,6 процента прироста. Добыча цветных руд увеличилась на 15,7 процента, а железной руды - минус 2 процента. Добыча угля - только 95,8 процента, зато экспорт вырос на 5,6 процента.

Вот так пока и движемся: как бы вперед, но вперемежку с отрицательными шагами.

В целом же дело обстоит так: сложившаяся экономическая модель вполне еще может существовать какое-то время. Но пытаться извлечь из нее дополнительные ресурсы для решения назревших социально-экономических задач - дело бесполезное. И если новый президент промедлит с изменениями - все нерешаемое перейдет на него.

В каком направлении осуществлять изменения? Тут возможностей - целый букет. Можно поставить ребром вопрос о фактическом неучастии Нацбанка с вверенными ему банками второго уровня в инвестировании и кредитовании национальной экономики. Можно взяться за естественных и не­естественных монополистов: один только оптовый рынок электро­энергии стоит более 1 трлн тенге в год, и львиная доля сделок на нем имеет закрытый и лоббистский характер. Можно пройтись по госзакупкам, по гигантским внешним долгам и убыточности нацкомпаний и государственных АО, можно вспомнить о исключительно спекулятивно прокручиваемых уже 10 трлн тенге пенсионных накоплений и так далее... Можно даже посягнуть на святое: право сырьевых экспортеров торговать где-то там, вне казахстанской юрисдикции, банковского и налогового учета.

Дело за малым: составить и осуществить соответствующую программу.

Пётр СВОИК, рисунок Владимира КАДЫРБАЕВА, Алматы