Руки помнят...

Айвар ТАЗИЕВ хорошо извес­тен как художник. Его называли и сюрреалистом, и казахстанским Сальвадором Дали, правда, как все творческие люди, Айвар обижается на сравнения, поскольку уникален. Но сейчас картины стоят сиротливо в стороне, а большую часть мастерской занимают рыцарские доспехи и средневековое оружие. Все эти предметы являются не плодом фантазии, а точными, достоверными копиями реальных образцов из разных музеев и собраний Европы.

С художниками никогда нельзя быть уверенными, где легенда, а где быль, зато с ними интересно. То, что Айвар умеет придумывать и создавать несуществующую реальность, - правда. То, что во время выставки, посвященной Средневековью, команда толкинистов пришла в боевой парадной выкладке познакомиться со знаменитым оружейником и оттянула на себя большую часть внимания, - тоже быль. В остальное можно не верить, если у вас слишком бедное воображение.

В центре мастерской висит парадный автопортрет в полный рост в доспехах. Любая деталь, которую автор позволяет снять с полок или со стены, поражает ремесленной достоверностью. Все эти стальные перчатки, шлемы легко надеваются, в них хоть завтра можно идти в бой. Здесь же на стенах висят копии древних документов, которые знатоки принимают за подлинники, с таким тщанием и знанием технологий они выполнены.

- Было дело, на одной выставке я еле увернулся от трости нашего уважаемого искусствоведа, когда показал ей родословное дерево рыцарей круглого стола. Она говорит: “Как это попало к тебе? Я же в Тауэре видела это!” А когда я показал ей свое имя, приписанное готическим шрифтом среди других рыцарей, то еле успел отскочить от карающей палки.

Когда началось это увлечение, Айвар точно вспомнить не может. Или не хочет… Говорит, что в детстве, как и все мальчишки, читал “Айвенго”, пос­ле фильма про крестоносцев попросил деда выточить деревянные мечи для него с другом, на которых они вели ожесточенные бои.

- Но когда друг уехал, я попросил бабушку выйти на поединок со мной и рассек ей до крови лоб. Кто же виноват, что она не умела ставить блоки… Но мы вообще во все играли. На кукурузном поле отрабатывали навыки пиротехников, вытачивали из фанеры бумеранги, когда был период увлечения аборигенами. Зачастую после этих игр нас, раненых, чуть ли не на руках приносили домой. Но в любом случае ко всему средневековому оружию у меня страсть, и пока я здесь, в мастерской, не оброс вот этими вещами, не успокоился.

Впрочем, в какой-то момент именно доспехи помогли ему выживать.

- Вопрос, зачем я этим занимаюсь, неуместен. Была такая пора перед пенсией, когда живопись оказалась никому не нужна, жена не могла устроиться по специальности, а это оказалось востребованным.

Следующая легенда Тазиева, которую проверить невозможно: его никто не учил делать доспехи и оружие. Все это он просто ЗНАЛ. Так утверждает художник. Кроме того, чем больше он погружался в мир рыцарей, тем яснее проступали какие-то полузабытые картины из прошлого. В результате Айвар однажды понял, что просто уже жил тогда, в Средние века.

- Сумасшедшим вас не называют?

- Нет. Я же не бегаю по городу в доспехах, с мечом, не кричу, что в прошлой жизни был рыцарем. Просто про себя что-то знаю, вспоминаю.

- Верите в прошлую жизнь?

- Ну а как еще объяснить, что руки знают, как делать те или иные вещи, что у меня получается невозможное, то, чему люди обу­чаются годами? К тому же есть совершенно конкретные знания. Например, точно помню, что я из семьи Кольдманов и жил в городе Аусбурге. Когда однажды увидел где-то старинную карту этого городка и стал ее рассматривать, то понял: вот в этом канале я купался. Ну и много таких деталей. Поэтому не то чтобы я верил или не верил в предыдущую жизнь - у меня просто нет выбора.

Уже обзаведясь приличной коллекцией копий оружия и доспехов, Айвар умудрился попасть на курс по реставрации во Франции. С удовольствием прожил это время, узнавая места, забытый язык. Как положено художнику, носил берет на прогулках, чего никогда не делают сами французы, ведь берет - это предмет из гардероба басков… Зато все гиды любили показывать российским туристам одинокого импозантного мужчину и рассказывали, что именно так выглядит типичный француз: мол, запоминайте, редко такое встретишь сейчас.

- В Европе всегда шли навстречу. Когда я показывал фотографии своего оружия, мне разрешали снимать там, где это запрещено, и доставали редкие экземпляры из фондов, - вспоминает мастер. - Однажды вообще был смешной случай. Я попал в музей на территории зам­ка. У входа сидел симпатичный мужчина, как оказалось, хозяин музея и всей коллекции, шевалье, то есть рыцарь. Мой плохой французский ввел его в заблуждение. Он решил, что из Азии к нему приехал какой-то рехнутый коллекционер с карманами, полными нефти, и что я могу скупить половину его коллекции. На радостях он выгнал посетителей, выстроил персонал и разрешил все смотреть и фотографировать. Я наконец-то подержал в руках настоящий двуручный меч. Страшное оружие.

Самый сложный вопрос: хотя и копии, но на стенах вполне себе реальное оружие. И чтобы отстоять право хранить его дома, тоже пришлось выстоять целую битву.

- В свое время, в 1990-х годах, вдруг мне сообщили, что правила хранения оружия поменялись и арбалеты запрещено иметь граж­данскому населению. А у меня уже было штук 12 роскошных экземпляров. Тогда через знакомых нашли человека в полиции, чтобы придумать какой-то выход, хотелось легально все это хранить в мастерской. Привез я ему один арбалет, показал, сидим думаем… Ну не топором же рубить теперь свои работы! Самое паршивое, что к нему в кабинет залетали все свободные полицейские, каждый начинал разглядывать лежащую на столе штуковину и вставлял свои пять копеек: “О, сдаваться пришел”, “Ух ты, да тут на два года тянет…” У меня и так не на месте душа, а тут… В итоге договорились, что я сниму замки, оружие станет недействующим, и получу соответствующие бумаги от эксперта.

Сейчас свое жилье, которое одновременно является и мастерской, Айвар называет башней из слоновой кости. Надо из нее иногда выходить во внешний мир, а делать этого не хочется.

- Я возвращаюсь из таких походов, как из крестовых: полумерт­вый, измочаленный, так и не понявший, что же там происходит. Кстати, вот вы восторгаетесь, а теща, когда первый раз увидела эту мастерскую (а надо сказать, что с такого огромного количества мелочей трудно пыль смахивать), сказала: это что, ребенок должен будет жить в музее? Моему сыну семь лет. Жены меняются, а увлечение Средними веками со мной навсегда.

Специально для фото Айвар надевает доспехи, заодно знакомит нас со сложной системой крючочков, застежек и деталей, облегчающих ношение железа. Просит, чтобы в кадр не слишком попадала его картина, стоящая на мольберте:

- Я ее пишу уже три года. При моем здоровье и возрасте, наверное, это последняя картина, поэтому работаю над ней особенно медленно и тщательно.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы