“Не думала, что конец моей жизни будет таким”

“Не факт, что она согласится, чтобы о ней рассказывали, как о человеке, который нуждается в помощи”, - подумала я, немного зная характер Ирины Алексеевны.

Волевая, требовательная, жесткая, в выражениях не стесняется, за словом в карман не лезет, из тех, кто первой на баррикады, коня на скаку и в горящую избу. Такой все помнят лидера движения пенсионеров “Поколение” Ирину САВОСТИНУ. А разве натуру исправишь? Понятно, что для начала ее нужно было хотя бы навестить, а уже потом решать, что делать дальше и делать ли вообще.

- Приезжай, все тебе расскажу, - согласилась она, когда я позвонила.

И я приехала. Перед этим долго обдумывала, как выстроить беседу, чтобы самой контролировать ситуацию (иначе она повернет так, как сочтет нужным). Но мой план рухнул, когда я вошла в ее квартиру…

                                                             ***

- Оксана, чайник поставь! - кричит она, как только я переступаю порог ее жилища.

Ирина Алексеевна распахнула дверь в квартиру (в домофон я звонила минуты три) и тут же ушла в комнату, чтобы лечь.

- Ты знаешь, я сознание теряю, - доносится ее голос до кухни, где я пытаюсь понять, как включается газовая плита. - Двое суток у меня никого не было и я ничего не ела. Я сейчас не живу - я умираю. Понимаешь? Чувствую, как руки немеют и пальцы на ногах. Не думала, что конец моей жизни будет таким.

- Вам кто-то помогает? Соцслужбы какие-то? - пытаюсь нащупать хоть какие-то зацепки.

- Нет, никто, - отвечает не раздумывая. - Представляешь, вчера хотела надеть штаны потеплее, а они в два раза больше, чем я. Получается, так сильно похудела. Сейчас хочу чашку чая, хлеб с маслом - и больше ничего.

- Давайте-ка мы для начала разберемся с едой, - по-хозяйски проверяю, что есть в холодильнике.

Творог. Масло сливочное. Пара десятков яиц. Соленья в банках. Хлеб. Кошачий корм. Небольшие кастрюльки, которые я открываю одну за другой.

- Так, в кастрюлях почти все тухлое, - констатирую.

- Как же может быть тухлое, когда холодильник на всю катушку работает? - не верит.

- Вот, испортилось, - показываю содержимое одной из посудин.

- Ну-ка, давай сюда. Что это?

- Курица и вермишель, - снова открываю крышку. - Фу! Надо выбрасывать. Это нельзя есть!

- Слушай, это коту можно.

- Зачем коту? Он же отравится. У него, кстати, корм есть.

- Это у меня корма нет, - произносит…

Чайник закипает. Делаю бутерброд. Наливаю чашку черного чая с несколькими капсулами сахарозаменителя для диабетиков. Ирина Алексеевна ест. Торопится.

- А что, кот просит? - переживает. Большой серый котяра трется о ее ноги и мяукает. - Посмотрите, что у него там?

Накладываю коту свежий корм.

- Все нормально, он ест. Вам еще бутерброд сделать?

- Нет. Я наелась, - тут же ложится на кровать. - Долго сидеть трудно.

А я еще раз спрашиваю, кто к ней ходит и кто помогает. В доме не сказать, что запустение (уютно, вещи на своих местах), но видно, что уборки не было давно: пыль на мебели, мусор на полу. Но на кухне все более-менее прибрано, посуды грязной нет, на столе тарелка со свежими фруктами, на балконе сушилка с чистым бельем. Значит, все-таки кто-то навещает. Ирина Алексеевна рассказывает, что пару дней назад приходили две женщины.

- Бабы с Алматы-1, - говорит она.

Одна из них и белье постирала, и фрукты принесла, и бульон свежий сварила (это единственная кастрюля, содержимое которой я не отправила в помойку, когда разбирала холодильник). Раньше люди в основном, конечно, такие же пожилые, как она сама, шли к ней все время. Сейчас, особенно во время карантина, меньше. Родные? Эту тему я обхожу сознательно. Знаю, что есть сын. Но про него не спрашиваю. Ирина Алексеевна сама о нем говорит то с любовью, то с обидой. Я лезть в чужую семью не хочу - напишу только о том, что увидела своими глазами.

- Кто-то в квартире убирает? - все же пытаюсь понять, кто ей помогает.

- Ты с ума сошла? Это у меня уборка? - закипает. - Я толком из комнаты не выхожу уже, наверное, месяц.

Соглашаюсь: уборка бы не помешала.

- Сижу сейчас и думаю: двадцать с лишним лет я командовала “Поколением”, - вспоминает о своем. - Знаешь, скольким помогала? Вот проанализируй: людям моего возраста сколько лет в войну было? (Ирине Алексеевне сейчас 86. - О. А.). Нас с первого класса привлекали к работе. Я с родителями жила на Колыме, 12 детей нас в семье было. С семи лет ездила на прииски, могла отличить золото от пирита. Сколько мы, дети войны, всего пережили, ты не представляешь! Надо о таких подумать...

- Вы до сих пор работаете? - стараюсь вернуть ее в настоящее.

- Консультации редко сейчас, - отвечает.

Рассматриваю ее рабочий стол. Сигнальный лист участковому врачу: накануне Ирина Алексеевна вызывала “скорую” - давление. Здесь же блистеры с таблетками, почти все подписаны ее рукой: сердечные, снотворное…

Собираюсь уйти ненадолго: нужно привезти что-нибудь горячее, чтобы она нормально поела.

- Ты бы мне таблетки купила, - название говорит. - Коробки три-четыре. Никто даже не обратил внимания на мои проблемы. Я лягу? Не могу сидеть. Единственное, прошу тебя: подключи мне иконы. Вот провод, видишь?

Над рабочим столом коммунистки, по сей день переживающей из-за развала Советского Союза, и борца за справедливость - иконостас, перед которым вместо лампады стоит патрон с лампой накаливания.

- Сейчас я только на Бога надеюсь, - произносит Ирина Алексеевна. - Мне кажется, когда умру, там все дела мои поднимут и посмотрят, что я сделала...

                                                              ***

Возвращаюсь примерно через час. Она лежит. Замечаю, что на столе порядок (вставала, значит). Таблетки привезла. Сразу же выпивает две, а вот от еды отказывается.

- Давление надо измерить - темнеет в глазах. На экране электронного тонометра высвечиваются цифры. - Так, 148… Это здорово, что ты таблетки принесла.

Чувствует себя чуть лучше. Это заметно. Будто сила (пусть и далеко до такой, как раньше) к ней возвращается. И я только теперь начинаю задавать вопросы, которые так тщательно готовила. Все еще пытаюсь найти объяснение тому положению, в котором случайно, в общем-то, ее застала.

- У вас сейчас плохо со здоровьем, тяжелый период? Часто такое бывает?

- Нет, первый раз. Никогда такого не было. Месяца полтора назад обострение началось. А до этого я даже на улицу выходила. Мне нельзя было не выходить - меня народ встречал, все спрашивали, что и как. В последнее время в комнате лежала. Ты посмотри, опять давление поднимается, сволочь… А эти дни даже по квартире ходить сложно - я кое-как до домофона дошла, когда ты звонила. Потом, видишь, у меня лекарство закончилось. Сейчас выпила таблетки, которые ты привезла, мне лучше станет.

- Вы о чем-то думаете, когда лежите?

- Вспоминаю, как жила, что делала, какие проблемы мы тогда решали. “Поколение” всегда было праведным, мы никогда не врали. Взяток не брала, ни от кого не зависела. Ко мне обращались, и я старалась помочь.

- А сами сейчас чего хотите?

- Ничего. В больницу ложиться не хочу. Сейчас там нечего делать. Наверное, должен ко мне соцработник приходить, помогать с уборкой и готовкой. Хорошо бы сейчас шторы на окнах поменять и стекла протереть. В говне мне как-то неудобно лежать, понимаешь? Тем более, когда Дом демократии закрыли, считай, у меня в квартире приемная “Поколения” была. Сроду такого не было, чтобы кто-то мне жратву покупал. Ты возьми деньги, чтобы мне спокойно было…

Вот так - с темы на тему - она переключается часто: говорит об одном и вдруг вспоминает что-то, как ей кажется, важное.

- Не надо. Я же от души, не для того, чтобы обидеть, - отнекиваюсь.

- Да, это было бы хорошо, если бы кто-то приходил и по дому помогал. Ты смотри-ка, зараза, таблетку выпила, а давление все равно повышается. Вот, сволочь, что делает!

Я достаю пылесос из кладовой - она же гардеробная. На плечиках платья. Некоторые я даже узнаю по тем фотографиям, которые когда-то мелькали в СМИ. Но Ирина Алексеевна давно не надевала их. Включаю пылесос в розетку и сквозь шум слышу, как она вспоминает:

- Ну что еще я тебе скажу? Когда “Поколение” образовалось - это была организация на весь мир. Ко мне отовсюду приезжали. А сейчас никто даже не интересуется, как я. Да, помощь мне недавно оказали - коляску вот эту (инвалидную, она стоит в гостиной. - О. А.) привезли. Я на улицу на ней ни разу не выезжала, только по дому. А ты так и напиши: “Что меня удивило? Столько к ней общественности обращалось, а тут никто даже и не поинтересовался!” И еще добавь: “Ирину Алексеевну удивляет, сколько прошло времени с момента приватизации жилого фонда, а правительство не интересует, за что и сколько денег берет КСК”. Ясно? Вот так!

- Вас можно будет сфотографировать? - спрашиваю, когда заканчиваю пылесосить.

- Ну ты что, в таком виде? Не надо. Скажут: сфотографировали подыхающую бабку. Ты можешь просто написать: “Я помню, как выглядела Савостина, будучи председателем движения “Поколение”. И что сейчас осталось от нее? Жизнь ее поломала здорово”. Тогда это будет проблема государственная (ведь моя история - это отражение жизни и других стариков), а не моя личная, бабья…

Так и пишу. Крыть нечем…

P.S. На днях я снова побывала у Ирины Алексеевны.

- Пообещай, что приедешь и прочитаешь мне материал перед публикацией, - взяла она с меня слово.

Та самая привычка все контролировать. Говорю ж, натуру не изменишь.

- Вы сегодня хорошо выглядите, - сразу отмечаю для себя. - Лучше себя чувствуете?

- Не сказала бы, что прям хорошо, - определяет. - Ко мне вчера двое ребят приходили. Из какого-то института их прислали, чтобы мне помочь. Поспрашивали, что и как. Видать, разговоры про меня пошли…

Оксана АКУЛОВА, фото Владимира ТРЕТЬЯКОВА, Алматы