Латиф ПАРПИЕВ, врач, который вяжет для недоношенных детей: Я не волшебник

Латиф узнал, что в городе есть клуб ­“28 петель”. Там собираются женщины и вяжут вещи для недоношенных деток. Шерсть прекрасно сохраняет тепло и покалывает кожу младенца, что благотворно влияет на его состояние. И ему захотелось быть одним из тех, чьи пинетки и шапочки будут надевать на крохотулек, которые порой легче килограмма. Это, как он сам говорит, стало спусковым механизмом. Изменило все. Наш герой начал вязать для недоношенных. Стал много читать об этом. Увлекся. Попробовал работать с детьми, у которых были легкие диагнозы - дисплазия, двигательные нарушения. Видел, как много рождается недоношенных детей, и узнал, что их реабилитацией почти никто не занимается. Начал изучать тяжелые патологии у детей. Погружался глубже и глубже. В 2018 году отучился на реабилитолога и с тех пор занимается тяжелыми детьми, за которых многие не берутся.

- Трудно было перестроиться? - спрашиваю.

Почему-то мне кажется, что сейчас в его работе совсем другие эмоции: онкология, как считают многие, - это конец, а новорож­денные - всегда начало. Латиф не соглашается. На самом деле, особой разницы он не чувствует: как внутренне переживал, так и переживает историю каждого пациента. Бывает и гнев, и отрицание. И про онкологию по-другому думает: вспоминает друзей и знакомых, которые выкарабкались и победили.

И все же…

- Было несколько случаев, когда руки опускались - дети были безнадежны. Я всегда сначала смотрю на ребенка и оцениваю его двигательный потенциал. Иногда отказываю - не хочу давать надежду родителям. Порой понимаю, что ребенок не выживет, - вспоминает врач.

Об этом он, конечно, никогда не говорит вслух. Не имеет права. Знает, что может быть все, и давно вывел для себя формулу, от которой зависит успех реабилитации детей даже с самыми тяжелыми патологиями: 20-30 процентов - вера в то, что все получится, столько же - помощь врача, все остальное - усилия и стремление родителей. В день он может принять десять детей, и родители как минимум пяти из них скажут: нашему малышу надевали вещи, которые связали в вашем клубе. Признаются: когда видишь, что люди заботятся о чужих детях, на душе становится тепло.

- И мне от этих слов тепло, - говорит Латиф. - Я не робот, у меня тоже есть чувства, хоть я и стараюсь их не показывать.

Робота он упоминает еще несколько раз, будто очень хочет, чтобы и я поверила в этот образ.

- Сколько весил самый маленький младенец, которого вы брали на руки?

- Около 700 граммов.

- Мужчины обычно боятся брать даже малышей, которые весят три-четыре килограмма…

- А у меня страха не было. Не чувствую ничего особенного. Я, как робот ­(и снова он об этом. - О. А.). “У меня нет сердца” - так говорю людям. Многие родители детишек, с которыми работаю, плачут во время сеансов. Им жалко своих чад. Ставлю таких перед выбором: “Либо вы терпите - и будет результат, либо уходите”. Есть те, с кем мы больше не встречаемся, но их мало. С крохами, которые весят килограмм или два, я обычно не работаю, только консультирую своих коллег в реанимации, где лежат эти малыши. Обычно беру на реабилитацию детей, которые весят от четырех кило­граммов. Мне часто говорят, что я слишком строгий, некоторые думают, что зазнаюсь, ставлю себя выше других. Обижаются. Но, знаете, есть люди, которые приносят четырехлетнего ребенка и говорят: “Поставь его на ноги!” Хотя время упущено. Это потребительское отношение. Вот и приходится быть жестким, держать дистанцию. Такой у меня образ.

Спрашиваю, не забросил ли Латиф вязание - мало ли.

- Разговариваю с вами (мы болтаем по телефону. - О. А.) и вяжу, - смеется.

Пряжа и спицы всегда в его рюкзаке. Он их достает, как только появляется свободная минутка. Зимой считает петли, пока едет в автобусе. Летом передвигается на самокате, но все равно находит время для вязания. Людям (тем же пассажирам в автобусе) страсть как любопытно: “А зачем? А сколько платят?” Особенно усердствуют мужчины.

- Отвечаю, что это мне нравится. Часто за этим следует вопрос: “Сколько ты за это получаешь?” Устал об этом говорить, поэтому обычно заканчиваю диалог фразой: “То, что мне нужно”. (Получается, что и мне Латиф объясняет то же самое. - О. А.) Ездил в Туркестан в командировку, и почти все коллеги спрашивали: “Что тебе это дает? Ты же этим не зарабатываешь!” Люди видят только финансовую сторону, и, если какое-то дело не приносит доход, им непонятно, зачем это нужно. Кому-то кажется, что это способ привлечь к себе внимание, прикол, как говорят. Им не приходит в голову, что я помогаю детям и от этого мне радостно, - пояснил Латиф.

Парпиев вяжет вещи только для новорож­денных, для себя или для друзей - никогда. И никого не учит вязать - не его это. Если кто-то и просит, отправляет к девочкам в клуб. Хотя были мужчины, которым он показывал, как держать спицы в руках. Но сначала у них ничего не получалось (всегда так - Латиф знает это по себе), и они это дело бросали.

- Здесь терпение нужно, - замечает он, - как и в реабилитации детей. Я тоже первые три месяца думал, что это не мое. Однажды я сидел на встрече в клубе. Пришла женщина, которая решила к нам присоединиться после того, как услышала по радио интервью со мной: мол, если мужчина находит на это время, то почему я не могу? Она по сей день с нами.

- Рядом с единственным в клубе мужчиной, феяменом - так ведь про вас говорят? А волшебником не называют?

- Называют иногда, но все-таки я просто врач, который очень любит свою работу.

Оксана АКУЛОВА, фото предоставлены Латифом ПАРПИЕВЫМ, Алматы